Последние выборы сенатора

Если кто-то влез в управление корабля, чтобы изменить режим полета, то кто ему мешал поменять маршрут?

Наверное, эта мысль отразилась у Коллингейма на лице. Потому что Роул тоже посерьезнела.

– Алекс, меня не хотели убить. Меня хотели свести с ума. Даже если я выйду из гипера не в той точке, где должна, вряд ли это место представляет для меня смертельную опасность. Куда веселее было бы отправить меня в лобовую в здравом рассудке.

– Кому, блин, веселее?!

– Тому, кто хочет отомстить, разумеется, – невозмутимо ответила, мать ее, китиарка.

И мать ее китиарка. И отец. Какого еще отношения к мести можно от нее ожидать?

– Конечно, можно предположить, что иллюминаторы открылись сами собой. Но, мне кажется, логичнее версия, что им кто-то помог, – продолжала она с тем же выражением.

– И это не Виктор? – скептически произнес детектив.

– Алекс, мне безумно приятно, что в первую очередь ты думаешь о том, что связано со мной, – улыбнулась Тайни. – Но, на секундочку, буквально несколько недель назад мы с тобой разнесли к чертям собачьим оплот местного наркосиндиката. Если ты помнишь. И поспособствовали торжественному уходу со сцены его апологетов. Ты, тут, правда, не при чем, – поправилась виновато она. – Но они-то не знают.

– Кто – «они»?

– Те, кто обеспечивали производство нирваны. Распространение, отмывание денег, поставка, извини, сырья. Ты же не думаешь, что всем занималась исключительно верхушка?

Разумеется, Коллингейм не думал. То есть, в принципе, когда-то думал. О ситуации с нирваной. Но это было давно. Потом не до того было.

– А буквально на днях мы с тобой сломали схему продажи оружия во внешние секторы, – напомнила Роул. – Ее, конечно, «починят». Деньги, как вода, везде найдут щель. Но неплановые потери… Сроки… В общем, кое-кто может быть нами недоволен, – покачала она головой, как чайнизский болванчик, разом напомнив еще об одной недовольной стороне. – Если наши с тобой неприятности вообще связаны, – продолжила она. – Но могут быть и независимы друг от друга. Это может быть совпадение. И, может, мое планируемое сумасшествие – всего лишь послание. Маме, например. Или Китиаре в целом. Давай не будем сейчас о грустном. Лучше расскажи, что там с твоей «голубичкой».

Коллингейм укоризненно взглянул на собеседницу, и китиарка прикрыла лицо ладонью, типа, ей стыдно, хитро поглядывая карим глазом из-под большого пальца.

– Не знаю пока, что там с «голубичкой», меня пока к самому делу не допустили. Там всё серьезно, полная секретность, всё такое. Шаг вправо, шаг влево приравнивается к измене Родины, если ты понимаешь.

Тайни серьезно кивнула. Слишком серьезно. И в глазах мелькнул лукавый огонек. Вот коза!

– В общем, комм у меня забрали, выдали навороченный, явно с прослушкой и маячком.

– Это нормально, – успокоила китиарка.

– Я вполне допускаю, что у вас паранойя – это нормально, – язвительно ответил детектив.

– Алекс, просто представь, о каких суммах идет речь.

– Да, платят там прилично, – согласился детектив, припомнив круглое число в договоре.

– Это только официально. А сколько платят неофициально… Сенатор – это кнопка для голосования. И за каждым кандидатом стоят те, кто жаждет на эту кнопку нажать. Не обманывайся милыми улыбками. Ты на войне.

– Да какие там «милые улыбки», – отмахнулся Алекс. – Гадюки с акульим оскалом. Кстати, в чем разница между менеджером избирательной кампании и руководителем избирательного штаба?

Теперь, после слов Тайни про «войну», слово «избирательный штаб» приобрело совсем другой оттенок.

– Менеджер избирательной кампании – это политтехнолог, который разрабатывает стратегию продвижения кандидата.

– То есть «мозг», – определился для себя Алекс.

– Да. А руководитель штаба – это администратор, который координирует работу всех служб, задействованных в кампании.

– То есть «сердце»?

– Если в том смысле, что заставляет весь организм работать, то да, – кивнула Тай.

– Механическое тут какое-то сердце. Из нержавеющей стали.

Детектив поделился своими впечатлениями о «Барби».

– Зачем же так жестко: «из нержавеющей стали». Лучше сказать «золотое». Тоже мертвый металл, но звучит-то как, – улыбнулась Роул.

– Да уж, – поморщился Коллингейм, предчувствуя завтрашний день в компании «золотого» сердца. У него даже пальцы на ногах поджались, будто в них под ногти иголки воткнули. – А кто из них главнее?

Китиарка пожала плечами:

– По сути, это две стороны одной медали. Какая сторона у медали главнее?

– Не знаю, я тут ни одной медали не вижу. С какой стороны ни посмотри – одна большая… немедаль, – буркнул он.

Воистину, легких денег не бывает. Но ему нужны любые.

– Еще какая медаль! – возразила с улыбкой Роул. – И за отвагу, и за боевые заслуги, и за трудовую доблесть… Покрутишься там, сам поймешь.

– А ты, в смысле, в этом хорошо разбираешься?

– Есть немного.

Тут Тайни попыталась изобразить из себя скромную девочку. Получилось сексуально. Очень.

– Пробовала себя в роли менеджера кампании в небольших региональных выборах. Так… – Она отмахнулась.

– И как?

– Не понравилось. Хлопотно.

– А результат-то как был?

– Результат был.

Теперь Тайни смотрела на него укоризненно. «Ты что, во мне сомневался?» – спрашивал взгляд. Но всё равно это смотрелось это безумно сексуально.

По-другому и не могло.

В разговоре провисла пауза.

– Алекс, тебе, наверное, нужно к завтрашнему дню готовиться? – вдруг спросила Тайни. – Я в безопасности.