Не смотри вверх, детка. Почти детективная история

– Мы их потеряли.

– Опрофанился? Ну ты… лошара! Обоих? Где теперь их искать?

– Не знаю. Они когда ломанулись, мы за ними, я ластами, Жмур на колесах… Я тебя просил прислать кого-нибудь на подмогу, а ты: «Сами справитесь»… Вот, не справились. Ушлые малявки оказались…

– Не гони, что мы теперь шефу скажем? Вы теперь оба под вопросом.

– Не знаю, сочиним басню для Капатыча.

– Во-первых, не мы, а вы, во-вторых, не называй его так, узнает – закопает обоих.

– А меня Хрущем можно называть?

– Ладно-ладно. Как это случилось?

– В торговом центре. Там, чтобы за двоими уследить, и десятка человек маловато.

– Ну?

– Ну, они вошли в магазин, я за ними, а там у дверей эта девица фотографирует. Я сделал вид, что рассматриваю пылесосы, а парня и след простыл. Там, оказывается, второй выход на параллельную галерею… Когда вернулся в магазин, девицы уже нет. Вот так.

– То есть, у нее теперь и физиономия твоя есть?

– М-мда, наверное…

– Паршиво, на беду нарвешься. У них был багаж с собой?

– У парня рюкзак.

– Домой наш Ёршик наверняка не вернется, иначе зачем тащить рюкзак с собой. Куда они заходили там?

– М-м, в салон сотовой связи, в кафе, в туалет, к банкомату подходили… в магазин электроники…

– Да-а, телефон его уже выключен, значит, симка у него другая. Блин, упустил. Единственный, кто может вывести на него, – девица. Кто она такая? Что мы знаем о ней?

– Ничего, шла по двору, хлоп в обморок. Очнулась, пофотографировала и пошла к нашему клиенту, похоже, знала его раньше.

– Будешь теперь караулить ее во дворе, севрюжить днем и ночью, пока не выяснишь, кто такая. Понял?

– Она меня узнает ведь, пошли кого-нибудь другого.

– Имбецил, у тебя её фото есть? Нет. Кого я пошлю, никто её не видел, дебил. Так что поселись прямо во дворе. Там есть, где спрятаться?

– Не особо. Детская площадка и все.

– Значит, в машине сиди. Никуда ни шагу, даже в туалет, ты меня понял?

– А как же?

– Как хочешь. Если выяснишь, кто она такая, Витька к тебе на смену пришлю, и можешь быть свободен, а до тех пор – ни-ни, ты понял?

– Да-а.

5

Дверной звонок не успел дотренькать, как дверь приоткрылась и из щели выскользнула Валентина с горящими глазами.

– Он мне все рассказал, – озираясь по сторонам, прошипела она. – Я с него денег не возьму, только ты пока ему не говори, он и так переживает.

Фира неопределенно пожала плечами, мол, мне все равно. Денек сегодня выдался тяжелый и длинный, после взбучки, полученной на работе, все произошедшее утром стало казаться страшным сном. В квартире Валентины чем-то вкусно пахло, негромко играла тягучая музыка, что-то похожее на португальское фаду. Фира получила тапочки со слонятами и прошла в кухню. На плите что-то булькало в сотейнике. А за столом, подперев голову кулаком, в кокетливом розовом халатике сидел Петя и горевал. Девушка, невзирая на усталость, прыснула от смеха, картина была уморительная.

Валя вошла в кухню с пузатой темной бутылкой в руках.

– Вот, берегла для какого-нибудь особенного случая, херес настоящий, испанский.

– Может, не надо? Побереги еще, ну какой такой особый случай?

– Я паэлью состряпала, да и не каждый день случается убийство. Мы находимся у входа в лабиринт, а что там нас ждет, мы не знаем…

Петя наконец поднял тяжелую от мыслей голову и проговорил с горечью:

– Что я такого гадкого совершил? За что мне такое?

Вопросы были риторическими, так как ответить на них было некому, да и источник напасти пока был неизвестен. Все задумались.

– Может, этот подарок предназначался не тебе? Может, крутым ребятам надо было просто спрятать жмурика, – попыталась успокоить его Валя, видимо, не в первый раз.

Петя парировал это заявление тем, что случайные убийцы не будут париться, открывая дверь, искать подходящий нож, а потом обрезать веревку, чтобы сделать избавление от трупа невозможным.

– А веревку точно обрезали?

Яростно сверкая глазами и громко стуча пятками, Петя удалился в комнату, вернулся с мотком пестрой веревки и бросил его на стол. Девушки внимательно осмотрели один конец, да, сама порваться не могла, плотное многослойное переплетение нейлоновых нитей делало ее неуязвимой для острых обломков скал и прочих неприятностей, тому, кто резал ее, пришлось потрудиться, о чем свидетельствовал рваный, измочаленный край.

– Блин-даж.

– Чего?

– Ничего, Валь, все плохо.

– А причем здесь «блиндаж»?

– Ни при чем. Это привычка у меня такая, я бранные слова заменяю созвучными, не люблю ругаться.

– Так ничуть не лучше.

– Для меня лучше.

Девушкам хватило ума не развивать эту тему, препирательства им сейчас были ни к чему.