– Князем тебя мой дед покойный сделал, которого ты, мерзавец, всю жизнь обворовывал. Удивительно, как он тебя не повесил – не успел, видно. Ну, это дело недолгое.
– Грозишься, шенок? Да за мной гвардия…
Ну вот, теперь самое время.
– Гвардия, говоришь? Гвардия мне присягнула совместно со всем народом российским. А ты из подлого сословия вышел – туда и вернешься. Не надобен ты мне. И не вздумай даже заикаться о том, чтобы я на девке твоей женился. За конюха ее выдавай – он ей ровней будет.
Меньшиков из багрового стал синюшнее-белым и… рухнул на пол без памяти.
– Врача надо скорее, – встрепенулся Остерман.
– Успеется, – охладил я его рвение. – Лучше охрану покличь. Пусть господина Меньшикова отвезут домой – под арест. Ему все равно постельный режим теперь понадобится. А мы пойдем бумагами заниматься.
Охрана не слишком удивилась приказу арестовать всесильного князя Меньшикова и поместить его в доме под надзором медиков и крепкого караула. Россия… Сегодня ты на самом верху, а завтра – хорошо если с головой на плечах в Сибирь отправился, остроги пересчитывать. Судьба, значит, такая.
А Пётр с Остерманом направились в соседнюю комнату, которая именовалась кабинетом. Книжные шкафы вдоль стен стояли полупустые, стол вообще был девственно чист, с одной-единственной бумагой. По-видимому, тем самым манифестом о присвоении Меньшикову звания генералиссимуса.
– Печку растопите, – велел Пётр. – Знаю, что тепло, она мне для другого надобна. А ты, Андрей Иванович, присаживайся, разговор у нас с тобой долгим будет. А может, и не только с тобой, как получится.
Остерман, который, похоже, уже ничему не удивлялся, осторожно присел на краешек кресла. Пётр же удобно устроился в другом и взял со стола злополучную бумагу.
– Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить, – вынес он свой «вердикт», разобравшись в документе, написанном непривычным ему старорусским языком. – Из грязи в князи вылез, туда и вернется. Небось, и без него найдется, кому мне помогать державою править.
Печь как раз разгорелась и Пётр бросил в огонь красивый лист с печатями. Потом вернулся в свое кресло.
– Андрей Иванович, мы с тобой прекрасно понимаем, что сам я государством управлять не могу – мал еще. Но император – это символ верховной власти и негоже, чтобы его, как куклу, туда-сюда дергали. Помогать ему править Россией – дело другое, для того и был Верховный Тайный Совет создан. Заседал он хоть один раз во время моего царствования?
– Так когда же? – развел руками Остерман. – То Меньшикову недосуг, то тебе, государь.
– Значит, сейчас вот и соберем, – решительно сказал Пётр. – Досуга у меня – хоть отбавляй, а к верховникам пошли курьеров, чтобы сей момент тут были. Усвоил?
– Сей момент ко всем трем князьям весть отправлю.
– Вот-вот. А мы пока моими личными делами займемся. Как ты, Андрей Иванович, образованием моим занимался?
Вместо ответа Остерман достал из шитого обшлага камзола две бумаги и протянул их Петру.
На первом листе был аккуратно составленный план обучения императора, состоявший из древней и новой истории, географии, математики и геометрии.
«Читать историю прежних времён, перемены, приращение и умаление разных государств, причины тому, а особливо добродетели правителей древних с воспоследовавшею потом пользою и славою представлять. И таким образом можно во время полугода пройти Ассирийскую, Персидскую, Греческую и Римскую монархии до самых новых времён, и можно к тому пользоваться автором первой части исторических дел Яганом Гибнером. Новую историю можно трактовать по приводу г. Пуфендорфа новое деяние каждого, и пограничных государств, представлять, и в прочем известие о правительствующей фамилии каждого государства, интересе, форме правительства, силе и слабости помалу подавать императору…»
Географию учить по глобусу… План обучения включал также и развлечения: бильярд, охота и прочее. По плану Остермана, Пётр должен был по средам и пятницам посещать Верховный тайный совет.
Вторая бумага была писана другим – корявым и полудетским почерком – и являлась ничем иным как личным планом Петра об его времяпрепровождении»
«В понедельник пополудни, от 2 до 3-го часа, учиться, а потом солдат учить; пополудни вторник и четверг – с собаки на поле; пополудни в среду – солдат обучать; пополудни в пятницу – с птицами ездить; пополудни в субботу – музыкою и танцами; пополудни в воскресенье – в летний дом и в тамошние огороды».
«Час в неделю на обучение – это круто, – подумал Пётр. – Другого мальчишку просто высекли бы примерно за такое нерадение. Но ведь император… Придется самому себе наряды вне очереди выписывать, если что… Учиться-то многому предстоит, ой, многому».
Глава третья. Новые порядки
– Значит так, Андрей Иванович, – начал Пётр. – Учился я из рук вон плохо, даже писать не умею и читаю кое-как. Так что первым делом сыщи мне дьяка посмышленнее, и буду я каждый день грамоте учиться. А тебе стыдно должно быть, что потакал моим глупостям. И не тебе одному. Куда мой опекун, пока еще князь Меньшиков, смотрел?
– Сие мне неведомо, государь, а своей вины я не отрицаю. Только очень уж ваше величество характером… тверды.
– То есть, упрямый, как баран, – улыбнулся Пётр. – Сие в прошлом, камешек вовремя под голову мне подвернулся, похоже, всю дурь вышиб. Давай смотреть дальше. Ассирийская, Персидская, Греческая и Римская монархии, конечно, важны, но не то чтобы очень. Вот про походы Александра Македонского и про римские войны мне бы знать хотелось как можно больше. А для сего надобно латынь изучать, на одной книге твоего немца далеко не уедешь…
– Сестрица ваша, принцесса Наталья Алексеевна берет уроки латыни и весьма в этом преуспела. Можно учителя у нее забрать…
– Стоп, – хлопнул рукой по столу Пётр. – Сразу – забирать. Будет и меня учить вместе с сестрицей, вдвоем-то веселее, да и Наташа поможет мне быстрее латынь усвоить. Так что клади еще час на сей предмет.
– Как будет угодно вашему величеству.
– Про греков и римлян покуда ты мне будешь рассказывать, а потом, глядишь, и сам читать начну. А еще желаю я постичь историю государства моего, и не только правление моего деда великого, но и деяния тех государей, кои до него были.
«Похоже, заговорил я почти на их языке. Так ведь переводяга и есть переводяга. С русского на арабский-то потруднее будет, чем с русского на русский».
– Твоя воля, государь, только сразу и не соображу, кто мог бы тебе толково про российскую историю рассказывать.
– То-то ты ее в план занятий не включил. Думай, кто из наших мужей в истории разбирается.
Остерман задумался глубоко и надолго, потом просветлел лицом.
– Вспомнил, государь. Татищев Василий, Никитин сын, ныне член монетной конторы. Из Рюриковичей, но захудалых, княжеский титл семья давно утратила. А сам Василий к русской истории большую склонность имеет и даже собирается книгу об этом написать, да все времени нет: он только недавно в Санкт-Петербург вернулся, а до этого уральские рудники инспектировал, да за границу был посылаем – перенять горный опыт.
– Без него найдется, кому перенимать. Пиши указ: назначить Татищева Василия Никитича придворным историографом. И дабы ничем он не занимался, кроме написания истории государства нашего, да моего с сестрой обучения.
Пока Остерман, покряхтывая и поминутно утирая пот, составлял затребованную бумагу, Пётр осмотрел так называемую «библиотеку». Как он и думал, большинство книг были на немецком, следовательно, ему недоступном. Значит, придется либо библиотеку другими книгами пополнять, либо втихомолку самому немецкий учить. Только как?
Он взял в руки увесистый том и машинально прочитал название: «О знаменитых баталиях в Европе». Автор – какой-то Герман Гаусс. Ну, вот именно – вздохнул Пётр и собирался уже поставить фолиант на место, как до него ДОШЛО. Он только что спокойно прочитал название книги на НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ.
То есть, в черепушке мальчонки, в тушку которого он влетел, кое-что осталось. Немного, правда, судя по тому, какую жизнь он вел, но тем не менее. Одной заботой меньше.
– Написал, государь, – подал голос Остерман. – Изволишь апробировать?
– Изволю, – легко согласился Пётр и… похолодел.
Как расписывался юный император, он понятия не имел.
«Ладно. Как говаривал еще не родившийся Наполеон, главное – ввязаться в бой, а там видно будет».
Пётр закрыл газа и, не отрывая пера от бумаги, что-то накарябал. Потом глянул.
Да-а… почерк, конечно, чудовищный. Но Остерман спокоен, значит, все более или менее в порядке. И что волноваться-то: чай, не указ о начале военных действий подписывал.
Тут как раз в дверь и постучали. Явились генералы-фельдмаршалы – по совместительству – члены Верховного Тайного Совета – князья Долгорукий, Голицын и Трубецкой. Все – пожилые, осанистые, на мундирах ордена… Хотя на Меньшикове побрякушек больше болталось.
– Счастливы лицезреть ваше императорское величество в добром здравии, – степенно промолвил князь Владимир Долгорукий.