Любовь зла

– Звали. Ее-то я и ждала, но она почему-то не появилась. А вы чего, собственно, хотите?

– К сожалению, у меня плохие новости, и мне обязательно нужно найти Степу. Его отец тяжело болен, а у них еще такие напряженные отношения. Посылали телеграмму, но ни Степана, ни ответа не дождались. А я, скажем, друг семьи, родители наши дружили, и живу в Тарасове, меня и попросили его найти.

– Вот как, – на лице девушки появилось сочувствующее выражение. – Странно, что он не ответил. Он переживал из-за разлада с родителями. Злился сначала, конечно, но потом понял, что напрасно. А вот они его, по-моему, не понимали. А вон и Санька. Санек! Иди сюда! – закричала она и помахала кому-то рукой. От толпы отделился и вальяжной походкой направился к нам весьма расхлябанного вида парень с серьгой в ухе.

– Танюха, привет! Классно выглядишь. Решила все же найти для меня минутку?

– Непременно.

Не знаю, как Саньку, а мне в Танином «непременно» явно послышалось «как же, держи карман шире».

– Слушай, ты не знаешь, где можно найти Степку? Его родственники ищут, у него отец заболел. Дома его тоже нет. Ты его когда последний раз видел?

– Дня четыре назад, у Алексея.

– О, это значит Степку теперь только там искать, – протянула Татьяна. – Если он дома не появлялся, это может затянуться надолго. – Не скажи, – загадочно ответил Санек. – Настя к Алексею ушла.

– Чего? – Татьяна яростно затрясла головой. – Скажи мне, что это шутка, глюк, мираж, что угодно! Вот идиотка! И ведь к кому…

– Что, у самой на Леху планы были? – сладенько осведомился парень.

– Дурак, – гневно отмахнулась Татьяна и повернулась ко мне:

– Попробуйте поискать его в Алексеевой компании, вдруг повезет.

– А что за Алексей? – Я напоминала сама себе лошадь перед стартом: ушами прядет, фыркает в нетерпении, бьет копытом. Чем не я? Версия номер один – убийство из-за девушки, все лучше, чем убийство Кряжимским неизвестно по какой причине.

– Знакомый, – несколько неохотно ответила Татьяна. – Найти его можете вечером в городском парке, около лодочной станции, там они любят собираться. Вы его сразу узнаете: светлые волосы до плеч, эдакое отвратительное мочало, светлые глаза, сломанный нос, шрам через правую бровь. Колоритен, в общем.

Ничего себе портретец! Хотя я по собственному опыту знала, что за такой вот непрезентабельной внешностью может скрываться умнейший человек, философ-лапочка или гениальный астрофизик; просто в детстве под машину попал, и с тех пор зубов не хватает.

– Понятно. Но дайте мне на всякий случай адрес Насти, пожалуйста. Может, она что знает.

Таня в сомнении пожала плечами, но требуемое сообщила. Я откланялась и поспешила к выходу, успев все-таки услышать голос Санька:

– Это, что ли, родственница? Симпатичная.

– Не пойду я с тобой на свидание, – вздохнула Таня. – Юбочник чертов!

Теперь у меня появилась интересная информация о Степиной девушке и о третьем лице, с которым Степа мог вступить в конфликт из-за этой самой девушки, Алексее.

День еще был в самом разгаре, а я уже чувствовала себя вымотанной. К тому же есть хотелось ужасно. Я пришла в кафе раньше Виктора, села за любимый столик, благо был свободен, и заказала себе салат и пирожные с черным кофе. Я как раз жадно вылавливала последний капустный листик из тарелки, как подошел Виктор.

– Приятного аппетита, – вежливо произнес он, присаживаясь рядом. – Что случилось?

– Закажи себе что-нибудь, – попросила я. – Ненавижу есть одна.

С сочувствием посмотрев на меня, наш фотограф тем не менее послушно заказал себе блинчики с чаем.

– Так-то лучше, – удовлетворенно заметила я. – Хотя, боюсь, то, что ты сейчас услышишь, отобьет тебе аппетит.

Я выбрала пирожное, зацепила его двумя пальцами и откусила. Какое счастье, что Виктор такой терпеливый…

– Помнишь, Кряжимский рассказывал однажды про невероятно талантливого парня, Степана? – наконец начала я. – Того, которого называл баюном и который вроде бы сидел на игле?

Виктор молча кивнул.

– Этого Степу позавчера убили тремя выстрелами в грудь с близкого расстояния. И представь, все улики указывают на нашего Сергея Ивановича.

Взгляд Виктора явно требовал пояснений, и я подробно рассказала о том, как стала понятой при осмотре места убийства, как нашла зажигалку, что узнала от соседки и так далее.

– У милиции уже есть его фоторобот, отпечатки пальцев, его сможет опознать соседка, которая уверена, что Кряжимский – последний, с кем общался Степа, и, следовательно, убийца. Пока они не знают, кто такой Кряжимский, но рано или поздно, и я подозреваю, что это будет скорее рано, чем поздно, кто-нибудь укажет на Сергея Ивановича, и ему, поверь, будет сложно опровергнуть обвинение. Слишком уж много совпадений – будто кто-то специально пытается свалить вину на него.

Вид у Виктора был несколько обалдевший, и ничего удивительного. Любой нормальный человек, которому за обедом между делом сообщат, что ваш хороший друг и коллега по работе подозревается в убийстве, вернее, вот-вот будет подозреваться, будет, естественно, в шоке. Вот почему по этому поводу надо было неотложно что-то предпринимать.

– А сам Сергей Иванович ничего такого перед отъездом не говорил?

– Какого? – огрызнулась я, так как предстояло делиться самой непонятной информацией. – Мне показалось, что он был расстроен. Пару раз повторил что-то наподобие того, что ничего уже нельзя исправить. А еще я обратила внимание на свежую ссадину, вот здесь, – я провела пальцем по костяшкам правой руки.

Виктор все еще молчал.

– Ну скажи что-нибудь! – взмолилась я. – Если уж я сама почти начинаю сомневаться в его невиновности, а я-то точно знаю, что Кряжимский не способен на такое, представляешь, к какому выводу придет следствие?

– Вполне, – соизволил наконец промолвить Виктор. – Хотя и необязательно, конечно, что именно к этому выводу оно и придет…

– Но пока, как ни посмотри, только данный вывод и получается. Тебе он тоже не сказал, где собирается остановиться?

Виктор покачал головой.

– До чего же вовремя он взял отпуск. Как чуял… – я перехватила укоризненный взгляд нашего фотографа и возмутилась: – Да я не о том! Просто, чем больше человек в настоящую минуту нужен, тем меньше шансов его найти!

– Почему ты ничего не сказала Маринке и Ромке?

Я опустила глаза, не имея не малейшего представления, как этот факт объяснить.

– Не знаю, – окончательно убедившись, что с логической точки зрения прояснить мотивы своего поступка не удастся, призналась я. – Мне как-то неудобно перед ними, а особенно перед Кряжимским, за то, что я почти подозреваю его в совершении убийства.

– А я?

– А твоя помощь мне просто необходима, – честно сказала я. – Я знаю, что время от времени вы общались с Кряжимским и не на работе, хотя, конечно, кто из нас этого не делал… Может, он что-нибудь тебе рассказывал про Степана?

Виктор сосредоточенно вертел на вилке нетронутый блинчик.

– Если человек несчастлив, значит, у него на это есть причины, и насильно счастливым его не сделаешь, – вздохнул он наконец, положил блинчик обратно и взялся за чашку с чаем. – Так и со Степой получалось: Кряжимский уже избрал ему будущее – талантливый журналист, а парень еще и сам не знал, чего ему в этой жизни надо. К тому же Степа крепко засел на игле, а бросить воли не хватало. Кряжимский за ним как второй папа ходил, еду приносил, когда у парня и крошки дома не было, давал денег за квартиру заплатить, разговаривал с ним, одним словом, помогал как мог. И хотя парень не учился толком, его почти выгнали из института, и шлялся он неведомо где, думаю, случалось и квартирные деньги переводить на наркотики, ты же знаешь нашего Сергея Ивановича – упрям как черт. Да и парень все же не совсем дурак был: понял, что чего-то еще хочет в жизни, и взялся за ум.

– Да, я помню: Кряжимский хотел нас как-то познакомить с юным дарованием, будущей звездой журналистики, – подтвердила я, про себя изумляясь столь необычному для молчуна Виктора монологу. – Как тогда Ромка на него дулся, вспомнить страшно!

– Все оказалось не так просто, – продолжал Виктор. – На наркотики деньги нужны, Степан и связался с какой-то компанией. Потом соображать стал, понял, куда вляпался, но ведь, когда доза нужна, все по барабану. Уж не знаю точно, что они там еще натворили, но, по словам Кряжимского, разграбили пару ларьков и один сожгли, а также проникновенно беседовали по ночам с поздними прохожими, убеждая их пожертвовать деньги на хлеб несчастным и немощным. И вроде бы, когда Степа решил завязать, нашел работу, он тогда даже деньги Кряжимскому вернул, кое-кто из его «друзей» начал возмущаться, что же, мол, мы, гад, недостаточно для тебя хороши? Чумарили, в общем, и не отпускали.