Чушь собачья (сборник)

Рекс взревел утробным голосом и ломанулся в калитку. Если бы Гаврилов сумел ее быстро открыть, нам с Виктором пришлось бы туго. Но он был хронически, застойно пьян, и руки плохо его слушались. Пока он возился с задвижкой, Виктор успел приготовиться.

Оттеснив меня за спину, он встретил собаку оглушающей жгучей струей из заблаговременно припасенного баллончика. Хватив аммиака, пес ошалел. Он подпрыгнул, жалобно взвыл и кубарем покатился обратно, пытаясь передними лапами стереть с морды обжигающую жидкость.

Гаврилов слегка опешил от такого оборота дела, но поступил в этот момент расчетливо и мудро. Он не бросился в драку, а попросту запер калитку и поспешно ретировался в дом, ругая нас на ходу самыми последними словами. Куда-то исчез и пес – должно быть, забился в укромное место. Мы опять остались одни.

– Ух, как я напугалась! – призналась я Виктору. – Не понимаю, как люди обходятся здесь одними палками. По-моему, такого зверя даже рогатиной не возьмешь.

– Ну, сейчас он защищал свою территорию, – задумчиво произнес Виктор. – Однако поле боя, кажется, осталось за нами.

– Зато интервью сорвалось, – ответила я с досадой. – И наверняка окончательно.

– Зато кадры получились – пальчики оближешь! – заметил Виктор.

– Однако для полноценной статьи информации, пожалуй, маловато. Я предлагаю пройтись по окрестным участкам, – сказала я. – Глядишь, чего-нибудь и наберется. Встретимся с участковым, а потом вернемся в город и заглянем в суд, куда обращалась Токмакова. Отрицательная информация – тоже информация.

Виктор кивнул в знак согласия.

– Начнем с мисс Марпл? – спросила я. – Хотя нет, лучше обойдем тех, кто поближе. Кроме того, боюсь, как бы старушка нас не заговорила. Все-таки бывший адвокат. Да и вообще, по-моему, дело ясное. Вот только не пойму, откуда у этого типа такая собака? Не из Хабаровска же он ее привез?

Глава 3

Через несколько дней статья была напечатана. Мы расширили ее за счет информации, которую собрали также среди своих знакомых, соседей и просто прохожих на улицах нашего города – безответственное поведение хозяев опасных собак действительно приобрело характер серьезной проблемы, это становилось ясно из многочисленных рассказов потерпевших. Но, конечно, стержнем статьи являлся случай супругов Токмаковых, который был расписан подробно и красочно. Статья была иллюстрирована прекрасными снимками свирепого Рекса и не менее свирепого его хозяина с обрезком металлической трубы в кулаке.

Газета вышла, и мы стали ждать откликов наших читателей. Особенно мы рассчитывали на реакцию законодателей, судебных органов и милиции. К этим структурам мы обращались с прямым и ясным вопросом – как они намерены решать эту проблему. И они откликнулись, но весьма неожиданным образом.

Еще через два дня в редакции появился красиво постриженный молодой человек в черной рубашке и наглаженных светло-кремовых брюках. На его загорелом лице красовались модные солнцезащитные очки, а на запястье болталась кокетливая сумочка, в каких теперь мужчины носят деньги и документы. Пахло от него дорогим одеколоном, и двигался он расслабленной, но уверенной походкой, точно спортсмен на отдыхе.

Этой походкой он проследовал прямо ко мне в кабинет и снисходительным тоном объявил:

– Полянский Юрий Павлович, следователь Волжского отдела внутренних дел. Предъявить документы?

– Предъявите! – мстительно сказала я, не слишком очарованная его тоном.

Гость посмотрел на меня сквозь темные очки, слегка улыбнулся и полез в свою замечательную сумочку. Удостоверение подтверждало его слова.

– Чем обязана? – спросила я, указывая Полянскому на кресло.

Он уселся, поддернув брюки, и сообщил:

– Мне хотелось бы побеседовать с тем, кто готовил статью о собаках… В последнем номере у вас ведь была такая статья?

– Да, такая статья была, – ответила я. – Готовили ее трое – я, Кряжимский и наш фотограф. А что случилось, я могу узнать? Мы исказили какие-то факты? Господин Гаврилов обвиняет нас в клевете?

Мой вопрос почему-то развеселил следователя. Он опять улыбнулся и небрежно заметил:

– Пока вас никто ни в чем не обвиняет. Просто предварительная беседа. Мне не хотелось вызывать вас на допрос, тем более что делом этим займется, скорее всего, прокуратура. Но, поскольку все произошло на нашем участке…

Как уже говорилось, я рассчитывала на резонанс. Но чтобы собачьим вопросом занялась прокуратура – этого я никак не ожидала. Здесь было что-то не то.

– Объясните толком, что вас интересует! – сердито сказала я. – Что это значит – пока не обвиняет? И при чем здесь прокуратура?

Опять последовал изучающий взгляд сквозь пижонские очки, и Полянский не очень охотно, но веско произнес:

– Девятого июля, в промежутке между часом ночи и шестью утра, известный вам Гаврилов Дмитрий Анатольевич был убит.

Невольно я открыла рот и с ужасом уставилась на невозмутимого Полянского.

Такого продолжения я никак не ожидала, это было чересчур даже для меня. Поэтому мое восклицание прозвучало довольно наивно.

– Не может быть! – сказала я.

– И тем не менее это так, – категорически заявил следователь. – Теперь вы понимаете, насколько все серьезно?

– Да уж, – сказала я ошеломленно. – Серьезнее не бывает. Но что вас интересует конкретно?

– Все! – требовательно сообщил Полянский. – Все, от начала и до конца. Как вы вышли на Гаврилова, что побудило вас написать эту статью, о чем вы беседовали с покойным?.. И, кстати, неплохо было выяснить, имеется ли у вас алиби на день убийства.

– Ну, это уж вы хватили! – возмутилась я.

– Заметьте, – терпеливо сказал Полянский. – Пока я ничего от вас не требую. Пока мы с вами просто беседуем. Наличие алиби – в ваших интересах. Кто знает, как может обернуться дело.

– Ну, это уж слишком! – рассердилась я. – Вы имеете дело не с преступниками!

– Давайте не будем повторяться! – поморщился Полянский. – Я уже все сказал. Хотелось бы теперь послушать вас.

Я поняла, что передо мной человек совершенно непрошибаемый, и лучший способ от него отделаться – это ответить на его вопросы. Неожиданный поворот событий требовал осмысления, но пока я никак не могла сосредоточиться и решила отложить все на потом, тем более что информации было явно недостаточно.

– Что касается ваших вопросов, – сказала я. – О чем мы беседовали с господином Гавриловым – изложено в статье слово в слово. Как говорится, ни убавить, ни прибавить. Собственно, и беседой-то назвать это трудно, вы согласны?.. Теперь, почему мы занялись этим вопросом и конкретно Гавриловым… Об этом тоже есть в статье. Мы ничего не скрывали. У супругов Токмаковых было несколько неприятных инцидентов с соседом по даче, они пытались как-то разрешить их, обращаясь в милицию и в суд, но, видимо, решили, что от публикации в газете будет больше пользы…

– Вот о Токмаковых, пожалуйста, подробнее, – сказал Полянский. – Вы хорошо с ними знакомы?

Я посмотрела на него с удивлением.

– Любовь Георгиевну я никогда прежде не видела, – ответила я. – Даже не подозревала о ее существовании. А ее супруга, конечно, видела три-четыре раза, когда выбиралась в театр. Я имею в виду – видела на сцене. Лично мы не знакомы.

– Часто бываете в театрах? – насмешливо поинтересовался Полянский.

– Не слишком. А вы? – холодно сказала я.

– Это неважно, давайте лучше поговорим о Токмакове, – предложил Полянский. – Вы с ним разговаривали, перед тем как писать статью?

– Нет, не довелось, – ответила я.

– Но вы беседовали с дачниками, насколько я понимаю, – заметил Полянский. – Кроме того, театралы обычно все знают о своих кумирах. Что за человек Токмаков? Какой у него характер, какие склонности, способен ли он на какие-то экстравагантные поступки?

– По-моему, вы меня не поняли, – сказала я. – Никогда не считала себя театралом, и Токмаков не является моим кумиром. Действительно, я беседовала с его соседями по даче, с женой, но мы не очень подробно разбирали личные качества Токмакова. Он известный артист, немного вспыльчив, выпивает, но пока самым экстравагантным поступком, который он совершил, является устройство цветников на собственном участке. Дачники считают это легкомыслием, по их мнению, выращивать нужно то, что можно съесть… Но вы, кажется, подозреваете именно Валерия Сергеевича в совершении этого преступления?

– Вы даже знаете, как его зовут? – удивился Полянский, уходя от ответа на мой вопрос.