Как начать разговор с вдовой Карташева, я так и не придумала. «Ладно, буду действовать по обстановке», – подумала я, нажимая кнопку звонка. Дверь отворили не сразу. На пороге стояла женщина лет тридцати пяти – сорока: зареванное лицо, потухшие глаза, спутанные волосы.
– Проходите, – произнесла женщина, даже не спросив, кто я и откуда.
Я прошла, незаметно оглядываясь. Обычная двухкомнатная квартира, крохотная прихожая, встроенный шкаф, зеркало, телефон, тапочки. В большой комнате, куда проводила меня хозяйка, много книг, стенка, телевизор, ковер, два кресла и диван. В углу письменный стол. Обстановка ничего конкретного о хозяйке, вернее о хозяевах, не говорила.
Я представилась, показала свое удостоверение, женщина внимательно выслушала меня.
– Я из редакции газеты «Свидетель», хотела бы написать про вашего му…
– Это уже не ко мне, – зло оборвала она меня.
Я уставилась на нее, ничего не понимая. «Уже» – это в каком смысле, «уже» теперь, по поводу кончины супруга или «уже» вообще? Видя мою растерянность, вдова профессора пояснила:
– Мы с Карташевым год как не живем, этот мерзавец со студенткой сожительствует, – женщина говорила, едва сдерживая рыдания. Непонятно, по поводу чего были эти слезы: то ли по поводу гибели, то ли по поводу измены супруга. Я, как могла, успокоила женщину, накапала ей валерьянки, но разговора у нас не получилось.
В деканате дали именно этот адрес, значит, там не знают о новой семье профессора. Образ положительного «морально устойчивого, перспективного, талантливого ученого» стал приобретать большую реальность. Что ж, и на солнце есть пятна. Ладно, моя газета криминального характера, с желтой прессой мы ничего общего не имеем.
Официальная жена Карташева дала мне адрес его новой подруги, и я решила отправиться к ней. Раз уж я влезла в это дело, нужно было выяснить все до конца.
Карташев со своей молодой подругой проживал в старом центре Тарасова. До главной улицы пешком минут двадцать, до университета десять минут езды, до Волги рукой подать. Двухэтажные особнячки, выстроившиеся квадратом, с внутренними двориками, пристроенные друг к другу, напоминали о купеческом прошлом Тарасова. Дом, в котором жил Карташев, имел и парадный, и черный ход, кое-где сохранилась лепнина. Лестница, ведущая на второй этаж, когда-то знавала лучшие времена. Я поднялась на площадку второго этажа и остановилась перед новенькой железной дверью. Надавила кнопку звонка и услышала мелодичную трель.
Дверь мне открыла заплаканная молодая женщина в джинсах и черной водолазке, в ее пышных каштановых коротко стриженных волосах виднелась черная креповая лента. На бледном лице выделялись огромные зеленые глаза с длинными пушистыми ресницами. Девушка была невероятно красива какой-то хрупкой, изысканной красотой.
– Здравствуйте, я по поводу несчастья с Антоном Павловичем, из газеты. Мы пишем статью об этом трагическом происшествии…
– Это вам она дала адрес? – спросила девушка, пропуская меня в квартиру.
Мне показалась что собеседница моя немного не в себе. Что-то неуловимое…
«Она» – это, вероятно, жена Карташева. Я кивнула и прошла вслед за девушкой по длинному широкому коридору. Пока я шла, насчитала три комнаты, кухню и ванную. Мы оказались в комнате с камином. «Интересно, действующий?» – мелькнуло у меня в голове. Казалось, мы перенеслись в другую эпоху, лет эдак на сто пятьдесят или двести назад. Мебель здесь была сплошь старинная. Огромные стеллажи с книгами, дубовый стол с компьютером (единственная современная вещь), два кресла перед камином. Вероятно, кабинет Карташева.
– Это кабинет моего отца… Антон очень любил тут работать, перенес все свои книги, компьютер…
Понятно, девушка из состоятельных, на профессорскую зарплату так квартиру не обставишь. В официальной квартире Карташева все гораздо проще.
– Извините, что я беспокою вас в такую трагическую минуту… – начала я.
– Вас как зовут? – перебила подруга Карташева, назвать ее женой я почему-то не могла.
– Ольга, Ольга Юрьевна, – произнесла я.
– А меня Элла, Элина. Антон любит… любил меня так называть… – Глаза девушки наполнились слезами, она покачнулась и чуть не села мимо кресла.
Я ринулась успокаивать девушку, поднявшись с места, что-то задела ногой. Это оказалась пустая коньячная бутылка. Вот откуда лихорадочный блеск в глазах и едва уловимый аромат.
Девушка подняла голову и жалобно произнесла:
– Посидите со мной, пожалуйста, мне страшно… У меня ведь никого нет… Это так страшно ходить по пустым комнатам, я даже спать не могу, боюсь… – Девушка поежилась. – Хотите выпить? У меня коньяк есть.
– Нет, спасибо. Элина, вы можете говорить? – спросила я, усаживаясь на свое место.
Она махнула рукой, мол, спрашивайте.
– Скажите, профессору никто не угрожал в последнее время? Телефонные звонки, записки?..
– Мы с Карташевым не афишировали свои отношения, о том, что он живет здесь, почти никто не знал. Если бы в деканате узнали, что мы вместе… Студентка и преподаватель… сами понимаете, я даже со всеми подружками перессорилась, в гости ведь никого не позовешь – разболтают.
– А как же жена Карташева?
– Жена? – Элина презрительно фыркнула. – Он ей деньги за молчание платил, алименты. Она ведь не работает, а денег его ей хватало на нормальную жизнь…
Надо же, все-таки профессора стали получать больше, если их жалованья хватает на два дома. Элиночка гамбургерами и одной жареной картошкой питаться не будет, коньячок вон дорогущий пьет… Не каждый себе такой позволит.
– Элина, а из-за вас, ну там ревнивый бывший друг…
Элина подняла на меня глаза, полные слез:
– Нет, он мой первый и единственный мужчина.
Так дело не пойдет, либо она скрывает, либо ничего не знает.
– Элина, а чем в последнее время занимался Антон Павлович?
– Все на столе, я в его бумагах не рылась…
– К вам из милиции еще не приходили? – попыталась я направить разговор в другое русло.
Элина вздрогнула:
– Зачем?
– Ну вы же… жили с ним последнее время. Они зададут вам вопросы, захотят посмотреть бумаги Антона Павловича. Вы не сможете скрывать, что были близки.
– Мне теперь все равно. Я из-за Антона только на занятия ходила, он считал, что я должна доучиться. Говорил, что у профессора молодая жена обязательно должна быть с высшим образованием, не только красавица, но и умница… Господи, сколько времени потрачено зря. Как я буду жить без него… Нет…
Элина забилась в истерике, я с трудом успокоила ее, напоив валерьянкой. В аптечке нашлись таблетки снотворного, и я дала ей одну. Все остальные убрала от греха подальше, мне было жаль девчонку. Потеряла любимого, единственного родного человека.
Я уложила девушку на маленький диванчик, стоявший в кабинете, укрыла пушистым пледом.
– Посидите, пожалуйста, со мной, пока я не засну. А потом уйдете, у меня замок захлопывается.
Я кивнула и присела возле нее, гладя по руке. Через десять минут девушка заснула.
Я собралась уходить, но любопытство взяло верх. Меня как магнитом тянуло к столу профессора, и я на цыпочках подошла, уговаривая себя, что взгляну одним глазом.
Среди бумаг я заметила два каталога с известных во всем мире аукционов. Шикарные издания на английском языке, с цветными иллюстрациями. В середине одного каталога лежал лист плотной бумаги. Я машинально раскрыла книгу в этом месте. Художник, картина, примерная стоимость… Одна фамилия была подчеркнута красными чернилами, напротив суммы стоял вопрос. Интересно, что привлекло внимание профессора? Я прочитала. Кажется, Леонардо да Винчи. Сумма, стоявшая рядом с фамилией, была просто фантастической. Элина зашевелилась на диванчике, и я аккуратно положила каталог на место.
Я осторожно прошла по коридору, захлопнула за собой дверь и спустилась на улицу. В «Свидетеле» я решила ничего про Элину не писать, в конце концов, у меня криминальная, а не бульварная газета.