Круги на воде

– О Боже, я так и думал. И все же я вызвал тебя сюда не для того, чтобы вскрывать старые раны, но чтобы поговорить о твоем втором сыне. Оливер, так его зовут?

Стивен кивнул. Ему очень хотелось узнать, кто сообщил об этом королю.

– Оливер, сын одного из самых моих могущественных лордов, – сказал Генрих, поглаживая свою рыжую бороду. – Он не может быть освобожден от королевской службы. Если об этом узнают другие, они тоже станут требовать для себя особых привилегий.

– Сир, я готов нижайше просить вас об этой милости.

– О чем просить?

Беззаботный женский голос вывел Стивена из глубокой задумчивости. Он вскочил на ноги, в комнату вошла Юлиана.

– Мое почтение, мадам, – холодно произнес барон, разозлившись на себя за то, что говорил вслух.

Юлиана закрыла за собой дверь. Стивен не мог не заметить, что жена выглядела особенно привлекательно в яркой юбке и блузке в тон. Волосы ее были схвачены золотой сеткой, нежная шея была обнажена.

– Необходимо помочь Оливеру.

– Ты не должна говорить о нем, – Стивен четко произносил каждое слово, понимая, что лучше скрыть свои эмоции, чтобы не дать ей еще большую власть над собой. – Ни со мной, ни со своими друзьями-цыганами, ни с кем-либо из слуг.

Сделав три быстрых шага, Юлиана остановилась у стола.

– Он ваш сын, мой господин, и мой пасынок. И я намерена говорить о нем тогда, когда посчитаю нужным.

Стивен встал и схватил Юлиану за плечи, вызвав у нее возглас удивления.

– Я запрещаю.

Вместо того чтобы в испуге отпрянуть от Стивена, девушка наклонилась к нему еще ближе, приблизив свое лицо почти вплотную к его лицу.

– Почему? – требовательно спросила она.

– Потому что мир этот небезопасен для таких детей, как Оливер. – Внезапно ожесточившись, Стивен схватил ее за плечи и оттолкнул от себя.

Юлиана пошатнулась, едва удерживая равновесие. Ему самому не верилось, что он поступил с ней так грубо и жестоко. Стивен захотел попросить прощения, но Юлиана осталась невозмутимой, спокойной и ровной.

– Стивен, я хочу понять, что значит: «мир небезопасен для него»?

– Здорового крепкого мальчика ожидает суровая жизнь. Если станет известно об Оливере, возникнут... обстоятельства.

– Что за обстоятельства?

– Его обяжут явиться ко двору. Плохо уже то, что королю стало о нем известно. Если бы об Оливере узнал Кромвель, он бы убедил Генриха призвать его ко двору.

– Но ведь это большая честь. Двор...

– Это убило его брата. Юлиана, ты назойливая гарпия. Я тебе уже говорил об этом. Дик был слабее остальных детей, и они играли с ним злые шутки, потешались над его слабостью. Если сначала Дик и считал за честь служить при дворе, то мелочное соперничество разрушило его иллюзии. Эта обязанность достаточно тяжела для здорового мальчика.

Стивен резко отвернулся, ударив кулаком по подоконнику. Он с сердитым видом стал рассматривать простирающийся внизу ландшафт. Далеко на лугу Кит и цыганская девушка в красной юбке скакали на неоседланных лошадях. Случались моменты, когда он ненавидел сына Джонатана Янгблада, ненавидел прекрасное здоровье парня, его атлетическое сложение. И все же Стивен благодарил Бога, что Кит живет рядом с ним, как доказательство того, что жизнь прекрасна.

Он слышал, как Юлиана подошла сзади. Стивен удивился. Ему казалось, что она должна была расплакаться и убежать. Почему она не сделала этого, ведь Стивен оскорбил ее?

Юлиана дотронулась до мужа рукой. Сначала Стивен был слишком удивлен, чтобы как-то отреагировать. Ее рука коснулась спины, затем плавно поднялась до напряженных плеч. Ласка Юлианы была неожиданной и подчинила его. Стивен попал в плен ее тонких рук. Юлиане была известна успокаивающая сила человеческого прикосновения. Она знала о странной связи, которая возникает между двумя людьми, объединенными общим горем, когда один страдает, а другой исцеляет.

– Прекрати, – произнес он сердито.

– Нет...

– Юлиана...

– Повернись и посмотри на меня, Стивен. Повернись и скажи, что ты хочешь, чтобы я ушла.

Он обернулся, и пальцы Юлианы коснулись его шеи. Голос изменил Стивену, и он забыл, что должен сказать.

– Я приказываю тебе забыть об Оливере. О нем есть кому позаботиться. Он умирает, Юлиана.

– Мы все смертны, Стивен.

Стивен не нашелся, что ответить. Глаза Юлианы заворожили его. Какие они зеленые, как изумруд или нефрит. Нежные и сверкающие, как молодые листья, освещенные солнцем.

– Стивен?

Он моргнул, поняв, что расслабился и что давно мечтал об этом. Только усилием воли он заставил себя произнести слова, которые должны были опять отдалить Юлиану от него.

– Мы не должны больше говорить о моем сыне, Юлиана. Все останется без изменения, а тебе необходимо забыть, что ты когда-либо видела его.

– Забыть, что у меня есть пасынок? – такой простой вопрос делал приказ Стивена смешным.

Он провел рукой по волосам.

– Я имею в виду, что ты должна оставить в покое, не тревожить его, Юлиана.

– Мой господин, не могу утверждать, что все знаю о маленьких мальчиках, но я уверена, что они не выносят покоя.

Ее слова пробудили в Стивене воспоминания о первой беззубой улыбке Оливера, первых неуверенных шагах, первых словах. Но эти светлые воспоминания сменились мрачными: изнурительные приступы удушья, лихорадка, день и ночь не оставлявшая его. Его болезнь, словно злая сила, предостерегающая в темноте, внезапно набрасывалась на сына, повергая Стивена в отчаяние.

– Я сам не знаю, что лучше для моего сына, – проговорил он сквозь зубы. – Ты не должна в это вмешиваться.

– Он живет как отшельник.

– У него есть все, о чем может мечтать мальчик, – резко выпалил Стивен. – Сад. Полный дом игрушек. Заботливая, внимательная и знающая прислуга.

– А отец? – спросила Юлиана так тихо, что он едва расслышал вопрос. – У него ведь есть отец?

– Конечно, у него есть отец! – крикнул Стивен так громко, что Юлиана от неожиданности отскочила. Я прихожу к нему каждый вечер, а иногда и днем. Большинство мужчин на моем месте отдали бы его в другую семью и навещали раз в год.

– Если бы ты был нормальным отцом, – выпалила она, – ты бы играл с ним, обнимал его вместо того, чтобы прятать от всех. – Юлиана ткнула пальцем, ему в плечо. – Сколько времени прошло с тех пор, как ты держал своего ребенка на руках, целовал его и говорил, что любишь его?

Слова полоснули Стивена, словно плеткой. Никогда. Правдивость этих слов сделала боль еще более жгучей. Разве мог он проявлять такие эмоции по отношению к Оливеру? Мальчик был слишком хрупок, слишком возбудим. Он может умереть во время приступа.