Последнее убийство в конце времен

Мерцающие свечи на длинных столах и траурные фонарики над ними освещают остатки вечерней трапезы. Фонарики сделаны из цветной рисовой бумаги и развешаны на веревках, натянутых между крыльями общежития, по одному от каждого жителя деревни; в каждый фонарик вложена записочка с воспоминанием о чем-нибудь добром, что сделал дарителю Матис.

Так здесь почитают умерших. Вспоминают, что те давали миру и что теперь придется делать другим, чтобы восполнить пробел. Здесь никто не молится, никто не размышляет о жизни после смерти. Хорошо прожитая жизнь – сама по себе награда.

Матис сидит в центре длинного стола, в окружении старых друзей. Они смеются, вспоминая былое, зная, что их дни тоже подходят к концу. Люди на острове всегда умирают в свой шестидесятый день рождения, даже здоровые. Сначала веселятся на своих поминках в компании друзей и близких, а потом ложатся спать как обычно. Ночью их сердце перестает биться. Всю жизнь они беззаветно служат другим, так что легкая смерть в своей постели – это меньшее, что я могу им дать.

Через железные ворота в высокой стене вокруг деревни Эмори выходит на пирс, оставляя позади звуки празднования.

По ее щекам текут слезы, и она не хочет, чтобы кто-нибудь видел ее эгоизм. В отличие от многих в его поколении, ее дед дожил до шестидесяти лет. Каждый день своей жизни он служил деревне и теперь уходит без сожаления.

Он точно знает, когда умрет, и потому может позволить себе роскошь долгого прощания. За прошедшую неделю он повидался со всеми, кого хотел увидеть. Все, кого он любит, знают об этом, а он, в свою очередь, полон их любви. Все слова сказаны, никаких недомолвок не осталось.

Эмори может только надеяться умереть такой же удовлетворенной, как ее дед, и все-таки горе давит ей на грудь, разрывая сердце.

Мать Эмори скончалась от лихорадки, когда девочке было двенадцать лет, после чего ее отец отдалился от семьи, как будто тоже умер. Бабушки не стало еще раньше, так что именно Матис читал внучке истории на ночь и давал задания днем; бессмысленные, неблагодарные, они должны были отвлечь ее от боли из-за потерянной семьи.

Но утешение ей приносил лишь звон дедовского резца, ударяющего по камню, и мысль о том, что она никогда больше не услышит этот звук, невыносима.

В галечной бухте слева от пирса раздается ритмичный стук молотка. Слишком темно, чтобы разглядеть, кто там, но Эмори догадывается.

Ощупью она огибает четыре вытащенные на берег лодки, идя на стук; у последней, которая называется «Широкое днище», она застает Сета, который ремонтирует корпус лодки при свете фонаря. Прилив уже начался, и волны игриво хватают его за пятки. Услышав хруст гальки, Сет поднимает голову и бросает быстрый раздраженный взгляд на дочь.

У него густые, насупленные брови, крючковатый нос и квадратная челюсть, которая щелкает, когда он ест. Широкие плечи переходят в две крупные руки, покрытые завитками темных волос и перепачканные смазкой. Когда-то они были сильными, но теперь мышцы ослабли, пустая плоть обвисла.

По сравнению со всеми остальными в деревне в Сете есть что-то первобытное, как будто природа вылепила его из глины, наметила на лице глаза, а потом отложила его в сторону, да так и не вернулась к нему: нечего тратить время на неудачную работу.

– Ты работаешь? – удивленно спрашивает его Эмори.

Она пришла сюда, ожидая найти его подавленным горем, как и она сама, но теперь понимает, что это было глупо. Жизнь каждого обитателя деревни – это служение. Заботься сначала о других, а уж потом о себе – ее отец предан этому идеалу. Вот почему он сначала заделает пробоину в днище, починит крышу, соберет овощи и затопит печь, в которой кремируют его отца, и только потом заплачет. По его мнению, печаль – это проявление эгоизма, которое вызывает в людях скорее жалость, чем презрение.

– В лодке дыра, – говорит он, продолжая стучать молотком.

– Ты не хочешь увидеть Матиса?

– Мы разговаривали сегодня утром, – хрипло отвечает Сет.

– Он же твой отец.

– Поэтому мы и разговаривали утром, – повторяет он, забивая очередной гвоздь.

Эмори прикусывает губу, испытывая обычную усталость. Каждый ее разговор с отцом похож на этот. Словно камень, который она катит в гору.

– Ниема предложила мне сегодня работу.

– Она сказала мне, – отвечает он, вгоняя в дерево следующий гвоздь. – Ты должна принять ее предложение. Это огромная честь, а все остальное ты уже перепробовала. Пора уже найти, чем ты будешь служить деревне.

Эмори принимает выговор молча, наблюдая, как уходит в гальку пенистая волна. Море в этот час черное как смоль, залив теряется в темноте. У нее возникает искушение пойти искупаться, но комендантский час уже близок. Эмори довольствуется тем, что, не снимая сандалий, заходит на несколько шагов в полосу прибоя ополоснуть ноги. К концу дня они всегда такие пыльные.

– Ниема чем-то расстроена, – говорит она, чтобы сменить тему. – Ты не знаешь чем? Мне она сказала, что ей нужно провести какой-то эксперимент, и больше я ничего от нее не добилась. Но и это звучит серьезно.

– Понятия не имею, – отвечает он, выравнивая очередной гвоздь. – Я заметил, что она чем-то озабочена, но она ничего не сказала.

– А ты ее спрашивал?

– Это не мое дело.

– Жаль, что она не позволяет нам помочь.

– Это все равно что жалеть, что ты не можешь подержать на своих плечах солнце. – (Новый гвоздь входит в дерево.) – Рядом с заботами Ниемы мы – карлики. Если ей понадобится помощь, она обратится к кому-нибудь из старейшин. А нам лучше думать о том, с чем мы в состоянии справиться.

Он делает многозначительную паузу, прежде чем перейти к теме, которая его волнует:

– Как Клара?

Не так давно Тея выбрала дочь Эмори своей ученицей, так что теперь она исследует остров. Испытания в тот раз прошли только двое. Сейчас Клара изучает математику, инженерию, биологию и химию, занимаясь вещами, которые выходят далеко за пределы понимания большинства жителей деревни.

– Я отправляла ей сообщения через Аби, но она пока не ответила, – говорит Эмори, не сводя глаз с темного океана, словно загипнотизированная им. – Наверное, еще сердится.

Молоток Сета зависает в воздухе, потом с глухим стуком ударяется о гвоздь. Судя по тому, как надулись жилы на его шее, он едва сдерживается.

– Не стоит держать гнев в себе, – коротко советует ему Эмори, распознав его настроение.

– Со мной все хорошо, – ворчит он.

– Просто скажи все, что ты думаешь, папа, – не отступает она. – Покричи, и тебе станет легче, вот увидишь.

– Стать учеником Теи – мечта каждого ребенка, – цедит он сквозь зубы. – Неужели ты не могла порадоваться за Клару? Хотя бы вид сделать, что радуешься? Ты даже на ее прощальный ужин не пришла.

– Я не могла праздновать то, чего никогда для нее не хотела, – говорит Эмори, вытирая с предплечья капли морской воды.

Закончив с теоретической частью, Тея дает ученикам работу: проводить эксперименты в ее лаборатории и исследовать остров в поисках перспективных технологий для спасения. Должность пожизненная, но мало кто из учеников проживает хотя бы десяток лет. Эта опасная работа уже отняла у Эмори мужа и мать. Вот почему она делала все возможное, чтобы удержать от нее дочь, и это возмущало Сета.

– Тот ужин был самым счастливым днем в ее жизни, – продолжает он, понемногу распаляясь. – Я не видел ее такой улыбчивой с тех пор, как умер ее отец. Она хотела, чтобы ее мать была рядом и праздновала вместе с ней, а ты дулась.

– Я не дулась.

– А что же ты делала? Ты – единственная, кто отказался от шанса стать ученицей. Неужели ты ждала, что и Клара поступит так же?

– Я не отказывалась, – говорит Эмори, возвращаясь к старому, давно надоевшему ей спору. – Я попробовала, и мне не понравилось. Ты же знаешь, что за жизнь у учеников: они вечно бродят по острову, лазают в руинах, копаются в старых машинах, хотя сами едва понимают, как они устроены. Сколько учеников Теи увечилось? И сколько их выжило?

– То есть ты трусиха? – горько выплевывает Сет.

– Нет, я наблюдательная, – парирует Эмори. – Я заметила, что Тея никогда не стоит рядом с машинами, когда те взрываются.

– Ты говоришь о старейшине, – кричит он, сердито швыряя молоток на гальку. – Прояви хоть немного уважения.

Эмори смотрит на него, онемев от злости.

– Старейшины – наша последняя связь с древним миром, – продолжает Сет, изо всех сил стараясь взять себя в руки. – У них есть знания, которых нам не достичь и за сотни лет. Без них нам пришлось бы начинать все с нуля. И ты веришь, что любая из наших жизней значит не меньше, чем жизнь одного из них?