Воспламеняющая

Энди закрыл глаза, вдыхая запах горелого. Иногда Чарли открывала дверцу холодильника, заглядывала внутрь и отползала. Если Вики в этот момент гладила, она смотрела на дверцу холодильника, и та захлопывалась – и при этом Вики не казалось, что она делает что-то странное. Так происходило не всякий раз. Если не происходило, Вики переставала гладить, подходила к холодильнику и закрывала дверцу (или выключала радиоприемник, или включала телевизор). Вики не гнула ключи, не читала мысли, не летала, ничего не поджигала, не предсказывала будущее. Она иногда могла закрыть дверь, не пересекая для этого комнату, вот и все. Если она несколько раз делала что-то подобное, то жаловалась – Энди обратил на это внимание – на головную боль или расстройство желудка. Являлось ли это физиологической реакцией или неким предупреждением от подсознания, Энди не знал. Ее способности немного усиливались с месячными. Такие вот пустяки, и настолько редко, и Энди уже воспринимал их как норму. Что касается его… Положим, он мог побуждать людей к чему-то. Термина для этого еще не придумали. Наиболее подходящим он считал аутогипноз. Но он не пользовался этим часто, потому что потом болела голова. И большую часть времени полностью забывал о том, что он не совсем нормальный и стал таким с того самого эксперимента в аудитории 70 «Джейсон-Гирней-холла».

Он закрыл глаза и в темноте под веками увидел кровавое пятно в форме запятой, превратившее «CORPUS CALLOSUM» в «COR OSUM».

– Да, это хорошо, – вновь заговорил Куинси, словно Энди в чем-то с ним согласился. – Иначе их могли бы посадить в две маленькие комнаты, где они трудились бы на пределе возможностей, чтобы двести двадцать миллионов американцев чувствовали себя свободными и в безопасности.

– И правильно, – действительно согласился Энди.

– Эти двенадцать человек. Может, этим двенадцати участникам эксперимента дали препарат, не до конца понимая, какое воздействие он оказывает на людей. Возможно, кто-то… скажем, какой-нибудь Безумный Доктор… сознательно обманывал их. А может, он думал, что сознательно обманывает их, а на самом деле обманывали его. Значения это не имеет.

– Не имеет.

– Короче, им дали этот препарат, и, возможно, он чуть изменил их хромосомы. Или сильно изменил. Или – кто знает? И возможно, те двое, которые поженились, решили завести ребенка, и, возможно, этот ребенок унаследовал нечто большее, чем ее глаза и его рот. Может, кто-то заинтересоваться ребенком?

– Готов спорить, что может, – ответил Энди, настолько перепугавшийся, что едва мог говорить. Он решил, что не скажет Вики о своем звонке Куинси.

– Допустим, у тебя есть лимон, и это хорошо, а еще у тебя есть безе, и это тоже хорошо, но если ты их смешиваешь, получается… совершенно новый вкус. Я уверен, кому-то хочется увидеть, на что способен этот ребенок. Они даже захотят забрать его, посадить в маленькую комнату и посмотреть, чем он сможет помочь в борьбе за демократию. Думаю, это все, что я хочу сказать, дружище, за исключением… Не высовывайся.

24

Голоса в комнате призраков.

Не высовывайся.

Он повернул голову, не отрывая ее от подушки, и посмотрел на Чарли, которая крепко спала. Чарли, детка, что же нам делать? Куда мы можем пойти, чтобы нас оставили в покое? Как все это закончится?

У него не было ответов на эти вопросы.

Наконец он заснул, а совсем недалеко зеленый автомобиль кружил в темноте в надежде наткнуться на широкоплечего мужчину в вельветовом пиджаке и девочку со светлыми волосами, в красных брючках и зеленой блузке.

Лонгмонт, Виргиния: контора

1

Два красивых южных плантаторских особняка смотрели друг на друга через длинный холмистый луг, исчерченный несколькими изящно изогнутыми велосипедными дорожками и двухполосной гравийной дорогой, которая ныряла за холм и уходила к шоссе. Рядом с одним особняком стоял большой амбар, ярко-красный, с ослепительно белой отделкой. Около второго располагалась длинная конюшня, тоже ярко-красная и тоже с белой отделкой. Чистотой крови лошади этой конюшни не уступали самым лучшим на всем Юге. Между конюшней и амбаром находился неглубокий пруд для уток, в гладкой поверхности которого отражалось небо.

В 1860-х годах владельцы особняков отправились на войну и погибли; со временем умерли все их родственники. В 1954 году два поместья объединили в единый участок, принадлежащий правительству. И теперь здесь располагалась штаб-квартира Конторы.

Солнечным октябрьским утром, следующим после поспешного отъезда Энди и Чарли из Нью-Йорка в Олбани, в десять минут десятого, пожилой мужчина с добрыми сверкающими глазами в шерстяной английской шоферской кепке катил на велосипеде к одному из особняков. Позади него, за другим холмом, находился контрольно-пропускной пункт, где компьютерная система идентификации просканировала отпечаток его большого пальца и разрешила въезд. КПП располагался за двумя рядами заграждения из колючей проволоки, отделявшими штаб-квартиру Конторы от остального мира. На наружном семифутовом заборе через каждые шестьдесят футов висели щиты-предупреждения: «ВНИМАНИЕ! СОБСТВЕННОСТЬ ГОСУДАРСТВА! ЗАБОР НАХОДИТСЯ ПОД ЭЛЕКТРИЧЕСКИМ ТОКОМ НИЗКОГО НАПРЯЖЕНИЯ!» Днем напряжение подавали действительно невысокое. Зато ночью стоявший на территории генератор поднимал его до смертельного, и по утрам команда из пяти егерей объезжала периметр на маленьких электрокарах для гольфа, собирая поджаренные тушки кроликов, кротов, птиц, сурков, иногда зловонных скунсов, а то и оленей. И дважды – тела людей, также поджаренные. Расстояние между наружным и внутренним заборами составляло десять футов. И по этому кольцу круглосуточно бегали сторожевые собаки – выдрессированные доберманы, прекрасно знавшие, что к проволоке прикасаться нельзя. По углам высились сторожевые вышки, тоже ярко-красные с ослепительно белой отделкой. Охранниками служили непревзойденные специалисты, обученные использовать по назначению всевозможные орудия убийства. Многочисленные видеокамеры вели постоянную съемку территории, изображение в режиме реального времени контролировалось компьютером. В лонгмонтской штаб-квартире сотрудники Конторы чувствовали себя в полной безопасности.

Пожилой мужчина ехал на велосипеде, улыбаясь встречавшимся на пути людям. Лысый старик в бейсболке прогуливал тонконогую кобылу. Он поднял руку и крикнул:

– Привет, Кэп! Отличный денек, правда?

– Это точно, – согласился велосипедист. – Пусть он пройдет для тебя хорошо, Генри.

Подъехав к северному особняку, он слез с велосипеда, поставил его на подножку. Глубоко вдохнул теплый утренний воздух, пружинистой походкой поднялся по ступеням крыльца и миновал дорические колонны.

Открыл дверь, вошел в просторный вестибюль. Молодая рыжеволосая женщина сидела за столом и читала книгу по статистическому анализу. Одна рука удерживала страницу. Другая касалась лежавшего в ящике стола «смит-вессона» 38-го калибра.

– Доброе утро, Джози, – поздоровался пожилой джентльмен.

– Привет, Кэп. Вы сегодня немного припозднились.

Красивым девушкам подобное сходило с рук. Если бы за столом сидел Дуэйн, он бы поплатился за такую вольность. Кэп не был сторонником женского равноправия.

– Заедает передача, дорогая. – Он вставил большой палец в нужное отверстие. В консоли что-то бухнуло, на панели перед Джози загорелась, мигнув, зеленая лампочка. – А теперь будь хорошей девочкой.

– Ладно, постараюсь, – игриво ответила она и положила ногу на ногу.

Кэп расхохотался и пошел дальше по коридору. Джози смотрела ему вслед, на мгновение задумавшись, а не сказать ли, что двадцать минут назад сюда пришел этот жуткий старик Уэнлесс. Но решила, что Кэп сам скоро все узнает, и вздохнула. Лучший способ испортить такой прекрасный день – поговорить с этим старым пугалом. Однако она полагала, что людям вроде Кэпа, занимавшим столь ответственные посты, жизнь не должна казаться медом.

2

Кабинет Кэпа находился в глубине здания. Из большого панорамного окна открывался прекрасный вид на лужайку позади особняка, амбар и пруд, отчасти затененный ольховыми деревьями. Рич Маккеон катил по лужайке на миниатюрном тракторе-газонокосилке. Кэп постоял, глядя на него, заложив руки за спину, потом прошел в угол, к кофемашине. Наполнил свою флотскую чашку, добавил сухих сливок, сел за стол и нажал клавишу аппарата внутренней связи.

– Привет, Рейчел, – поздоровался он.

– Доброе утро, Кэп. Доктор Уэнлесс…

– Я так и знал! – воскликнул Кэп. – Знал. Почувствовал запах этой старой крысы, едва переступил порог.

– Сказать ему, что вы сегодня заняты?

– Не нужно, – стоически ответил Кэп. – Пусть просидит в желтой гостиной все это долбаное утро. Если сам не решит уйти, я приму его перед ланчем.

– Хорошо, Кэп.

Проблема решена, во всяком случае, для Рейчел, с легким раздражением подумал Кэп. Но в действительности Уэнлесс и не был ее проблемой. Если на то пошло, Уэнлесс постепенно превращался в помеху. Он пережил свою полезность и влияние. Что ж, в их распоряжении оставался лагерь на Мауи. И разумеется, Рейнберд.

От этой мысли Кэп вздрогнул… а с ним это нечасто случалось.

Он вновь нажал клавишу аппарата внутренней связи.

– Я хочу еще раз посмотреть досье Макги, Рейчел. И в десять тридцать пригласи ко мне Эла Штайновица. Если Уэнлесс будет здесь, когда мы с Элом закончим, пусть заходит.

– Хорошо, Кэп.

Кэп откинулся на спинку кресла, сложил руки домиком, задержал взгляд на фотографии Джорджа Паттона на стене. Паттон стоял, расставив ноги, на башне танка, словно возомнил себя кем-то вроде Дюка Уэйна.

– Жизнь усложняется, если не давать себе послаблений, – поделился он с фотографией Паттона и начал потягивать кофе.

3

Десять минут спустя Рейчел привезла досье на библиотечной тележке. Шесть коробок с документами и донесениями, четыре – с фотографиями. А также распечатки телефонных разговоров. Телефон Макги прослушивался с 1978 года.

– Спасибо, Рейчел.

– Всегда рада помочь. Мистер Штайновиц будет здесь в половине одиннадцатого.