Второй Саладин

– И не смейте при мне всуе поминать имя Господа, – заявила она.

* * *

Мамасита принесла еду – холодный рубец в соусе чили. При виде застывшего коричневого соуса на комках потрохов Тревитт подавил рвотный рефлекс. Но это было лучше, чем вчерашний суп из рыбьих голов.

– Деньги, – сказала она.

Тревитт отдал ей свою последнюю десятку.

– Каков предел моего кредита? – поинтересовался он.

– Никакого кредита, – отрезала она, передавая ему тарелку. – Завтра ты добудешь денег или уйдешь.

Он с жадностью набросился на еду – со вчерашнего дня во рту у него не было ни крошки.

И как теперь быть? Тревитт обдумывал возможные варианты. Получится у него выйти на связь? Рискнуть и позвонить ребятам в центр? Может быть, тогда кто-нибудь сможет забрать его – кто-нибудь опытный, стреляный воробей вроде Чарди? Но он понимал, что ожидание убьет его. Уже и так прошло две недели с тех пор, как убили Спейта. Может, попробовать пойти по другому пути: рискнуть и попытаться прорваться через границу самому? Задача была предельно проста: преодолеть площадку перед контрольным постом, почти как перейти мост Джорджа Вашингтона. Короткая прогулка до шлагбаума. Вся площадка была как на ладони, ни тебе КПП в берлинском стиле, ни стен в духе холодной войны, сквозь которые нужно прорываться, как в романах Ле Карре. Просто иди себе, куда указывает знак. Entrada en Los Estados Unidos. Что может быть проще?

А потом он вспомнил Билла Спейта в сточной канаве. Вспомнил, что за ним гнались.

Он перевернулся на бок и уткнулся лицом в ржавую жестяную стену, ожидая наития. Нужно что-то делать. Голова у него точно пузырями была полна – один сумбур, и свет, и почти никакой практической пользы. Внезапно его накрыло волной безрассудного, головокружительного оптимизма. Но она отхлынула почти так же быстро, как и накатила, а после нее наступило опустошение.

Он услышал шум и обернулся.

– А, – протянул он, – это всего лишь ты.

Мальчишка с порога смерил его взглядом, в котором не было ни малейшего уважения. Тревитта охватило отвратительное ощущение, что он в очередной раз не выдержал испытания. И все же он нравился этому постреленку, и на протяжении всех двух недель, что американец просидел в сарае, тот заглядывал сюда почти каждый день.

– Ты и правда никого не убивал в драке, – сказал парнишка.

– Нет, не убивал. Я и не говорил, что убивал. Уходи. Катись отсюда.

– Эй, у меня для тебя новость.

– Катись отсюда.

Ему пришла в голову мысль отшлепать своего мучителя, но на это не было никаких сил.

– Нет, послушай. Я говорю правду.

– Ну конечно.

Тревитт понимал, что правда была неприглядной. Все его мечты о том, как он накопает сведений о путешествии Улу Бега по Мексике, выяснит, приехал ли курд в одиночку или были еще и другие, кончились пшиком. Если что-то ему и удалось, так это угодить в эпицентр междоусобной войны мексиканской мафии.

Если только одно не было частью другого.

Тревитт на миг оживился.

Однако следовало взглянуть правде в глаза. А правда заключалась в том, что теперь ему придется обратиться в Departamento de Policia. Вся история всплывет наружу. «Агент ЦРУ задержан в Мексике», напишут в газетах. Начнутся телефонные звонки, официальные протесты и опровержения, препоны, разнообразные неловкости.

– Я нашел его, – сказал мальчишка.

Тревитт так и видел Йоста Вер Стига. Представлял, как будет пытаться все объяснить.

«Понимаете, мы подумали, что нашли человека, который переправил курда через границу. И решили, что можем узнать у него, не был ли…»

Вер Стиг начисто лишен способности выражать свои чувства. Ярость будет клокотать у него внутри. Тревитт ощутит ее в сдержанных жестах, в плотно сжатых губах, в холодном рукопожатии.

«Вы отправились в Мексику?»

«Э-э… да».

Можно свалить все на старину Билла.

«Понимаете, старина Билл сказал, что…»

Но Вер Стиг может сотней способов дать ему понять, что он ничтожество.

«А вы что там делали?»

«Ну, э-э…»

«Разве вы не прикрывали Спейта?»

«Нет, я э-э… упустил его из виду».

А Чарди будет смотреть на меня, как на ни на что не годного сопляка. А Майлз, отвратительный коротышка, станет злорадствовать. Еще одного соперника можно сбросить со счетов, еще один потенциальный конкурент не оправдал доверия, погорел. Майлз будет улыбаться, демонстрируя свои уродливые зубы, и довольно потирать ручки.

– Кого – его? – спросил Тревитт.

– Того парня.

– Какого парня?

– Ты знаешь.

– Ни хрена я не знаю. Кого, ты, постреленок…

Он шутливо набросился на мальчишку и промахнулся. Тот со смехом увернулся.

– Ну, его. Его. Бармена, Роберто.

– Роберто?

– Роберто, бармена. Который не хотел держать язык за зубами. Помнишь?

Конечно, Тревитт его помнил. Зато не помнил, как выкладывал маленькому мексиканцу свою печальную повесть.

– Я тебе рассказывал?