Второй Саладин

– Вам известно, – подал голос из угла Майлз, – что после своего возвращения она трижды пыталась покончить жизнь самоубийством?

Странная душевная боль пронзила Чарди. Он сглотнул вставший в горле ком и почувствовал, как сильно заколотилось сердце – во всяком случае, так ему показалось. Кулаки у него сжались.

– Я не знал об этом. Мне ничего не известно о том, что с ней стало.

Чарди почти чувствовал, как Майлз улыбается в темноте. Спейт упомянул что-то о том, что тот отлично разбирается в компьютерах. В суматохе знакомства Чарди взглянул на ирландца лишь мельком, и в памяти отложился низкорослый, смуглый, неопрятный человечек, скорее даже юнец, которому не было еще тридцати, с сальными черными волосами. Он походил на церковного служку – такие бывают в каждом приходе. Они ходят за настоятелем или настоятельницей по пятам и годами черпают в этом власть.

– В семьдесят седьмом она резала вены, – уточнил Ланахан. – В семьдесят девятом наглоталась таблеток, и в последний раз в прошлом году – тоже таблетки. Чуть концы не отдала.

Чарди кивнул, не отрывая глаз от изображения женщины на стене.

Почему, Джоанна?

Но он знал почему.

– Университет отправлял ее к самым разнообразным психиатрам, – продолжал Ланахан. – Мы раздобыли ее медкарты. Это было не так-то просто.

Но Чарди не слушал. Он рассматривал свои запястья.

Он вскрыл себе вены в апреле семьдесят пятого, после длительного допроса в КГБ. Он помнил затопившее его тогда облегчение, помнил, как течет кровь и вместе с ней отступают все беды мира. Безмерная и бездумная легкость овладевает тобой. Манящая, блаженная. Ему вспомнилось, как он выкрикнул в лицо офицеру, который наблюдал за его допросом: «Спешнев, я все равно выйду победителем!»

Но его спасли.

– Это все? – спросил Тревитт.

– Да, – ответил Вер Стиг, и картинка погасла.

Тревитт раздвинул шторы, и в комнату хлынул свет.

Чарди долго смотрел в стену, с которой исчезло ее изображение. Потом повернулся к остальным.

– Итак… Пол. Можно мне называть вас по имени? – спросил Йост.

Чарди не мог различить его глаз за стеклами строгих очков в розовой оправе – высокопоставленные правительственные чиновники почему-то любили такой стиль.

– Пожалуйста, – пожал плечами Чарди.

– В Соединенных Штатах Улу Бег знает всего двух человек. Вас и Джоанну Халл. И к вам за помощью он придет вряд ли.

Чарди кивнул. Да, Улу Бег вряд ли придет к нему – за помощью.

– Значит, остается только эта женщина.

– Вы считаете, что он объявится у нее?

– Я ничего не считаю. Я рассматриваю только вероятные события. Скорее всего, он отдает себе отчет, как трудно в нашей стране вести дела, не имея никакого тыла. Значит, вполне вероятно, он попытается обзавестись им. Вполне вероятно, его одолеет соблазн довериться какому-нибудь человеку, который разделяет его чувства к курдам. Наконец, вполне вероятно, что он объявится у нее. Вот и все.

– Можно попытаться предугадать его жертву, – заметил Чарди.

– Можно. Но если догадка окажется неверной, можно оказаться в таком положении, из которого потом никогда не выпутаешься. На данный момент у нас нет никаких данных относительно его цели, никаких вероятностей. Положение может измениться, но пока этого не произошло, я решил сосредоточиться на вероятных событиях.

Чарди кивнул.

– Итак, нам остается только гадать, Пол, – продолжал Йост.

Из-за причудливой игры отражений в толстых стеклах очков глаза его были скрыты за двумя озерцами света.

– Тут для нас авторитет – вы. Вы знаете их обоих. Кажется правдоподобным, что он появится у нее? В смысле, вам кажется? У вас есть такое ощущение? И если да, как она отреагирует? И самое последнее, пойдет ли она на сотрудничество с нами? Или, вернее, с вами?

Не успел Чарди сформулировать ответ, как влез Майлз.

– Нам известно, что она не из активистов. Она не связана ни с какой дурацкой политической группировкой, не ходит на демонстрации, не занимается всякими глупостями, не спит с чокнутыми революционерами. Спокойная, благоразумная женщина, если не считать проблем с головой. Ни в каких глупостях она не замечена.

Он проглядел стопку листов, лежащую перед ним, – видимо, досье Джоанны. Господи, сколько же они о ней знают, подумал Чарди. Мысль о том, что короткие пальцы Майлза роются в жизни Джоанны, оскорбляла его. Его влажные ручки на ее фотографии, ее документах.

Майлз улыбнулся, продемонстрировав нечищеные зубы.

Кто спасет тебя от этих людей, Джоанна?

«Я», – подумал он.

И тут же вспомнил о ее единственном контакте с ним, об ответе на пятнадцатистраничное письмо, которое он послал ей, когда вернулся из советской тюрьмы. Это была открытка с пошленьким видом Майами-бич, на которой было написано: «Нет, Пол. И ты знаешь почему».

– Пол?

– Простите, я…

– Вопрос в том, – вежливо сказал Йост, – обратится он к ней или нет? И станет ли она ему помогать?

– Она станет помогать нам, – ответил Чарди.

– Бросьте, Пол, – встрял Майлз… – Ланахан! Точно, Ланахан. – Черт побери, да она была помешана на курдах. Если вы проанализируете ее прошлое, как это сделали мы, вы придете точно к такому же выводу. В шестьдесят девятом она побывала в Иране с «Корпусом мира».[14 - «Корпус мира» – агентство, созданное в 1961 году по инициативе президента США Дж. Кеннеди с целью формирования положительного образа США в развивающихся странах. В задачи агентства входило оказание помощи населению развивающихся стран.] В семьдесят третьем вернулась, чтобы преподавать в колледже в Резайе. Диссертацию защитила по курманджи, диалекту курдского языка. Она совершила паломничество в Мехабад, где в сорок шестом году была провозглашена их республика.[15 - В начале 1946 года на занятой советскими войсками территории Ирана была провозглашена первая в мире курдская автономия во главе с Кази Мохаммедом со столицей в Мехабаде, однако просуществовала она всего 11 месяцев, до декабря 1946 года, и после вывода советских войск из Ирана Мехабад был занят правительственными войсками. 30 марта 1947 года Кази Мухаммеда повесили на той самой площади, где 14 месяцев назад было провозглашено курдское государство.] Один из миротворцев рассказал нам, что она плакала на улице Четырех Фонарей, где иранцы вешали курдских мучеников.

– Все это так, – согласился Чарди. – Но она слишком умна, чтобы ввязываться во всякие глупости. Она очень умная женщина. Исключительно умная. Она не станет заниматься такой дурью. Улу Бег там или не Улу Бег.

– Если он появится у нее, она поможет нам?

– Да. Если мы дадим ей слово не причинять ему зла.

– Пол, он уже убил двоих пограничников.

– Это чудовищная случайность. И потом, ФБР и Пограничная служба еще не вышли на Улу Бега. Потому что вы не хотите лишней огласки. В противном случае вы не стали бы привлекать к делу меня. И думаю, вам не доставит радости, если ФБР начнет копаться в старых делах управления.

В комнате повисла напряженная тишина. Чарди пронял их, он знал, что пронял.

– Позвольте мне пообещать ей, что мы попытаемся перехватить его и позволим ему выйти сухим из воды. Если вы скажете: «Мы собираемся упечь этого парня за решетку лет на двести», у вас ничего не выгорит. Но если вы скажете: «Послушай, это ужасно, но все еще можно уладить», может быть, у вас есть шанс.

– Вы любите их. Обоих. До сих пор. – Это сказал парнишка, Тревитт.