Миф. Греческие мифы в пересказе

Кажущаяся нежность тех серых глаз выдавала новое видение идеала красоты – соединявшего физическую силу с силой натуры и ума. Недальновидно это – сердить Афину. Кроме того, если насолил Афине – насолил и Зевсу. Он в дочке души не чаял, и что б ни сделала она – всё умница. Арес, самый нелюбимый ребенок Владыки, составлял интересный противовес своей сводной сестре. И та и другой – боги войны, но Афину интересовало планирование, тактика, стратегия и умное искусство противостояния, тогда как Арес был богом боя, схватки и всевозможных драк. Он понимал только насилие, натиск, нахрап, покорение и усмирение. Как ни противно, однако следует признать: мощь каждого из них по отдельности не могла сравниться с той, какая возникала в союзе Ареса и Афины.

Афине часто придавали дополнительное имя ПАЛЛАДА, и как Афина Паллада она охраняла свой город Афины. Символ ее хранительства назывался палладием, это слово как-то ухитрилось просочиться в названия театров[83 - Например, лондонский театр «Палладиум» (с 1910 г.), кинотеатры «Палладиум» в Нью-Йорке (1927–1997) и Голливуде (с 1940 г.) и др. – Примеч. перев.], а также подарило нам химический элемент Pd. Изначально Паллада была дочерью морского бога Тритона и подругой детства Афины. Они затевали полушутейные войнушки друг с другом. Как-то раз, когда Паллада побеждала Афину, Зевс (вечно бдевший и защищавший свою любимицу) вмешался и, метнув парализующую молнию, вышиб из Паллады дух. Афина в пылу игры нанесла coup de gr?ce и добила подругу. Навеки взяла себе потом имя Паллады – скорбный знак вечной любви и раскаяния.

Афина, как и Деметра, оставалась не оскверненной мужчинами[84 - Парфенос [также партенос. – Примеч. перев.] по-гречески означает «девственница», это слово часто добавляется к имени Афины, отсюда и название Парфенона – ее храма на Акрополе.]. Ее бездетная одинокая жизнь и юношеская дружба с Палладой наводят некоторых на мысли, что Афину следует считать символом женской однополой любви.

Внутренняя Метида

Когда Зевс одурачил мать Афины, чтобы та обернулась мухой, а он бы потом слизнул ее ящерным языком, Метида повела себя с несвойственной ей глупостью. Казалось бы.

На самом деле никто ее не одурачил. Одурачила она. «Метида» означает «ловкость» и «хитрость», никуда не денешься. Она вполне сознательно дала себя пожрать – более того, она же и заставила Зевса это сделать. Она понимала, что, пожертвовав своей свободой и навеки оставшись внутри него, сможет стать его мудрой советчицей, своего рода «консильери», и нашептывать ему наставления. Нравится ему это или нет.

Тот, кто вещает правду в глаза власти, обычно оказывается в цепях и до срока в могиле, но в голове у Зевса Метиду было не заткнуть. Она станет прозорливо сдерживать бесшабашные выходки и отчаянные страсти, что частенько грозили богу грома неприятностями. Его бурный нрав, похоть и ревность необходимо было уравновешивать ее спокойным голосом – тем, что умел направлять его инстинкты в более рациональное и просвещенное русло.

Пожертвовала ли Метида своей свободой из чувства долга и ответственности или же из любви к Зевсу, которого она обожала, с уверенностью утверждать нельзя. Мне нравится считать, что из смеси первого и второго. Такова была, как сказали бы греки, ее мойра – служить и любить.

Вместе с другими положительными чертами Зевса – харизмой[85 - Здесь это затасканное слово нам применить позволительно: оно греческое, в конце концов, и позволяет описать и Афину как наделенную милостью харит.], сердечностью, наивной доверчивостью и (обычно) сильным чувством справедливости, честностью и правдивостью – умное внутреннее руководство Метиды помогло Владыке богов стать великим правителем, чьи качества многократно превзошли отцовы и дедовы, Кроноса и Урана. По сути, настолько Метида вросла в него, что Гомер иногда именует Зевса Метиетой – «мудрым советчиком».

В поиске убежища

Мудрость, воплощенная в Метиде, может, и нашептывала Зевсу в одно ухо, зато второе вечно слушало жаркие призывы страсти. Когда красивые девушки и женщины – а иногда и юноши, – попадались ему на пути, ничто не могло остановить его от преследований по всему свету, даже если ради этого приходилось превращаться во всевозможных животных. Стоило сладострастию накрыть его, как Метида способна была совладать с ним не более, чем шепот – в силах унять бурю, а вопли ревнивой ярости, какими разражалась Гера, действовали на него не мощнее, чем трепет крыльев бабочки способен сбить корабль с курса.

Я уже говорил, что пылкие взоры Зевса успели пасть на Лето, скромную дочку титанов Фебы и Коя. Воображаю, что эпитет «скромная», применяемый женщиной к себе самой, должен раздражать (о скромных мужчинах слышишь куда реже), однако Лето стала как раз таким малым божеством, что воплощает именно это свойство – сдержанного достоинства, которое возникает в мыслях при слове «скромный»[86 - Я глянул в тезаурус и там обрел: «безыскусный, робкий, мягкий, сдержанный, застенчивый, тихий, стыдливый, стеснительный, скрытный, немногословный, боязливый, неуверенный, трусоватый; приличный, порядочный, благовоспитанный, девичий, почтенный, подобающий, добродетельный, чистый, невинный, целомудренный; здравомыслящий, уравновешенный, солидный, чопорный, ханжеский, насупленный». Вряд ли найдется много женщин, кого приведут в восторг подобные определения, примененные к ним самим.]. Тем не менее Зевс вскоре настиг ее – и управился с нею.

Неброской титаниде Лето (ЛАТОНА у древних римлян) позднее начали поклоняться как богине материнства, а также образцу скромности. Вероятно, все из-за беременности, которая, после того как Зевс овладел Лето, обернулась самой большой отвагой и победой в испытании. Ибо когда Гера обнаружила, что ее муж обрюхатил Лето, она велела своей бабке Гее не пускать Лето рожать ни на какой земле. Гера и так была вне себя из-за того, что низкородная Афина завоевала больше Зевсовой любви, чем их благородные сыночки Гефест и Арес (в припадке материнского чувства она уже, видимо, забыла, что сама вышвырнула Гефеста с небес), и потому не собиралась допускать, чтобы еще один ублюдочный божок полез нарушать установленный порядок среди олимпийцев. Многое в Гере напоминает Ливию, жену римского императора Августа, или жен некоторых английских королей и мафиозных донов. Вечно присматривают они за династичностью и кровным родством, вечно готовы на все ради чести и семьи, ради фамильных древ и наследования.

Лишенная пристанища на земле, несчастная беременная Лето моталась по морям, ища, где бы родить. Попыталась укрыться у буйных гипербореев, что жили за Северным ветром[87 - Территория современной Фракии, на границе Греции, Болгарии и Турции.], но те, боясь гнева Геры, не впустили ее. Во всех смыслах без руля и без ветрил, Лето направила молитвы Зевсу, из-за которого и попала в этот жуткий переплет; однако его власть как Повелителя богов зиждилась на принятии и укреплении права других богов повелевать своими наделами и являть свою волю. Он не мог вмешаться и отменить вердикт Геры или развеять ее ужасные чары. Вожди, цари и императоры вечно жалуются, что они самые несвободные даже по сравнению со своими подданными, и в этом есть некоторая истина. Зевс, разумеется, при всей мощи и величии, всегда был ограничен министерскими принципами правления – консенсусом и коллективной ответственностью, они и позволяли ему править.

Все, что он мог сделать для Лето, – уговорить брата Посейдона создать приливную волну и дотащить лодку Лето до маленького необитаемого острова Делос, что болтался средь заводей и бурунов Киклад, не укорененный в морском дне и потому за пределами Гериного проклятия.

Двойняшки!

Изнуренная лето высадилась на гостеприимном плавучем острове Делос, и сил ей хватило лишь на то, чтобы заползти за дюны и укрыться среди одиноко росших сосен на краю пляжа. Те немногие орешки и травы, какие она могла здесь добыть, не способны были пропитать бурную жизнь, что уже толкалась в ней, и потому Лето добралась до зеленой долины, которую заметила вдали. Там, у подножия горы Кинф, она прожила месяц – на фруктах и орехах, как дикий зверь, зато неуязвимая для проклятия Геры. Живот ей так раздуло за это время, что она опасалась, уж не чудищем или великаном беременна. Но продолжала собирать еду, питаться и отдыхать, собирать еду, питаться и отдыхать.

Однажды приступы голода уступили новым и более острым припадкам боли. Одинокая, без чужой помощи, Лето родила девочку – милейшее дитя из всех рожденных доселе[88 - Афродита и Афина, обе равные ей по красоте, не были рождены, говоря строго, а потому утверждение верно.]. Новоявленная мать выдохнула имя – АРТЕМИДА. Сильная, наделенная поразительнейшей ртутной прытью и гибкой силой, малышка в первый же свой день на белом свете взялась за необходимую и чудотворную работу. Ибо Лето поняла, почему ее беременность была такой тяжкой и грузной – внутри у нее был еще один ребенок, и этот младший из двойни шел по родовым путям боком, отчего Лето маялась сокрушительными муками. У Артемиды, как выяснилось, было инстинктивное чутье, как легче всего принять дитя, и она помогла с рождением своего великолепного брата.

Мальчик захныкал, и мать с дочерью заплакали от радостного изумления. Волосы у него на голове были не гагатово-черные, как у его сестры или матери, а белокурые – наследие от бабушки по материнской линии, сияющей Фебы. Лето назвала дитя АПОЛЛОНОМ. Аполлон Делосский, как иногда называют его в честь места, где он родился, и Аполлон Феб – в знак почтения к бабушке-титаниде и его собственной лучезарной, золотой красоте, ибо фебус означает «сияющий».

Артемида

Зевс обожал Артемиду почти так же, как Афину, и из кожи вон лез, чтобы защитить ее от Геры – та и смотреть-то не могла на очередной плод адюльтера, особенно на этот, который она высокомерно сочла шебутной пацанкой и посрамлением достоинства женского божества.

Однажды вечером, когда Артемида еще была девчонкой, Зевс увидел, как она играючи ловит и отпускает мышей и лягушек в подлеске у основания горы Олимп. Он присел рядом на валун и втащил ее к себе на колени.

Она подергала его за бороду, а потом спросила:

– Папа, ты меня любишь?

– Артемида, ну что за вопрос! Сама знаешь, что да. Знаешь, что я люблю тебя всем сердцем.

Если вы ребенок безнадежного блудодея, то отца можно уломать почти на что угодно. Артемида вертела Зевсом с той же легкостью, с какой накручивала на пальчик его бороду.

– Ты меня сильно-сильно любишь и желание мое исполнишь?

– Конечно, моя милая.

– Хм. Если вдуматься, пустячок. Ты исполняешь желания даже всяких мелких и незаметных нимф и водных духов. Давай ты несколько моих желаний исполнишь?

Про себя Громовержец застонал. Весь мир, казалось, считал, будто Зевс всемогущ, сидит на олимпийском троне и повелевает небесами и землей, и это самая простая работа. Что им известно об отцовской вине, братском соперничестве, властной борьбе и ревнивых женах? Угоди одному родичу – взбесишь другого.

– Несколько? Ох ты. У тебя же наверняка есть все, что девочке хочется? Ты бессмертная, а когда достигнешь вершины красы – не состаришься. Ты сильная, умная, шустрая и… ай! – Последний вскрик вырвался у него потому, что у него из подбородка выдернули волос – довольно жестоко.

– Да они нетрудные, пап. Малюсенькие.

– Ладно, выкладывай.

– Я хочу, чтобы у меня никогда-никогда не было мальчика или мужа, и пусть никакой дядька ко мне не прикасается, ну ты понимаешь, как…

– Да, да… кхм… очень понимаю.

Вероятно, тогда-то Зевс впервые зарделся.

– А еще я хочу себе много-много имен, как у моего брата. Они называются «прозвания». А еще лук – у него их целый набор, а у меня ни одного, потому что я девочка, а это вообще нечестно. Я старшая из двойни, между прочим. Гефест может мне сделать очень особенный, на день рождения, как Аполлону, – серебряный лук с серебряными стрелами, пожалуйста. А еще хочу тунику до колен, чтобы в ней охотиться, потому что длинные платья дурацкие и неудобные. Не нужны мне покровительства над селами или городами, хочу править горными склонами и лесами. И оленями. Мне нравятся олени. И собаки – охотничьи, а не комнатные, от этих никакого толку. И, если тебе не жалко, хочу хор девочек, пусть воспевают меня в храмах, и нимф, чтоб выгуливали собак, присматривали за мной и помогали защищать меня от дядек.

– Всё? – У Зевса от этого перечисления чуть голова не пошла кругом.

– Кажется, да. А, и хочу власть, чтобы облегчать тетенькам роды. Я видела, как это больно. Если честно, это вообще-то ужас какая гадость, и я хочу помогать, чтоб было легче.

– Вот же поди ж ты. А Луны тебе не надо, а?

– О, отличная мысль! Луна. Да, Луну хочу, пожалуйста. У меня всё. Больше никогда-никогда ни о чем не попрошу.

Зевс исполнил все ее желания. Как не исполнить?

И стала Артемида богиней чащи и чистоты, невыдрессированных и неукрощенных, гончих и газелей, повитух и Луны. Повелительница лучников и охотниц ценила свою независимость и целомудрие превыше всего. Доброта, с какой она сострадала женщинам в родах, уравновешивалась свирепостью, какую проявляла Артемида, преследуя добычу и наказывая любого мужчину, позволявшего себе слишком приблизиться. По всему Древнему миру боялись ее, обожали и поклонялись ей, и известна она была, в честь горной страны, где родилась, как КИНФИЯ[89 - В англ. Cynthia (Синтия), распространенное женское имя. – Примеч. перев.]. Римляне именовали ее ДИАНОЙ. Ее личное дерево – кипарис. В той же мере, в какой Афина была богиней всего выращенного, созданного, вытворенного и обдуманного, Артемида – в своем владении природным, инстинктивным и диким – была ее противоположностью. Впрочем, у обеих – а также у Гестии – имелась общая страсть: собственное целомудрие.

Аполлон

Артемида – серебро, а ее брат-близнец Аполлон – золото. Артемида – Луна, он – Солнце. Его лучезарные черты зачаровывали любого, кто их видел. Его пропорции и очертания и по сей день остаются идеалом определенной разновидности мужской красоты. Я говорю «определенной разновидности», потому что Аполлон поражал воображение не только светлой кожей, но и безбородым лицом – и безволосой грудью, что среди греков или богов редкость. Как Иаков в Библии, он был гладким, однако из-за этого не менее мужественным.

Аполлон был владыкой математики, рассудительности и логики. Поэзия и медицина, знание, риторика и просвещение – его вотчина. По сути, он был богом гармонии. Мысль о том, что грубый материальный мир и его обыденные предметы имеют божественные свойства и способны быть созвучными небесам, – аполлоническая, выражена ли она в магических пропорциях квадратов, кругов и сфер, или в безупречных модуляциях и ритмах голоса, или в цепочке рассуждений. Даже глубинные смыслы и судьбы можно прочесть в обычных предметах – если есть у вас такой дар. Аполлон располагал им в изобилии, а к тому же – неспособностью ко лжи. Благодаря этому его, естественно, выбрали повелителем оракулов и предречений. Священным для него был питон, конечно, а также лавр. Его животные-символы – дельфин и белый ворон[90 - Почему Аполлон сделал ворона черным и почему лавр стал для этого бога священным, мы вскоре узнаем.].

Глупец тот, кто счел бы золотую красу Аполлона признаком слабости. Аполлон был первоклассным лучником, а когда надо – свирепым и лютым воином, как всякий на Олимпе, и как и все его ближайшие родственники, он был способен на жестокость, подлость, ревность и злобу. Что необычно, в Риме ему поклонялись под его греческим именем, без всяких изменений. Аполлон был Аполлоном, куда бы ни отправились вы в Древнем мире.

Гнев Геры

На плавучем острове своего рождения младенцы Аполлон и Артемида оказались под прицелом неукротимого гнева Владычицы неба. Гера сделала все возможное, чтобы не допустить рождения этих живых напоминаний о неверности Зевса, и ее досада и злость от неудачи не имели границ. И она вновь взялась за дело.

Когда двойняшкам было всего несколько дней отроду, Гера наслала на остров змея Пифона – пусть пожрет этих детей. Помните кусок магнетита, который беременная Рея подсунула Кроносу, чтобы тот проглотил его вместо младенца Зевса? Тот самый, который Кронос потом выблевал, а Зевс метнул прочь с Офриса? Так вот, он упал в место под названием Пифо, что на склонах горы Парнас. Крепко зарывшись в землю, он со временем станет Омфалом, или же пупом земли греческой – пупком Эллады, ее духовным центром и точкой происхождения. Именно на том месте, куда он упал, по приказу Геи, для которой оно и так уже было священным, возник из земли драконоподобный змей – чтобы служить стражем камня. Получив имя по месту возникновения, змей стал прозываться Пифоном[91 - Это греческое слово также произносится «питон». – Примеч. перев.], как с тех пор и многие змеи в его честь.