– Ночное время – куды! Того и гляди, отобьют, – шепотом возразил Ульянка. – Шиши тут каждую тропку знают. Пождем до утра…
– Расспросим его легонько, – сказал Неволя.
– Слова не скажет, проклятый. Уж я их знаю!
– Спрос не беда!
– Эй, Иван! – громко обратился Ульянка к пленнику. – Как ты, курья башка, полез на меня один?! Аль не знаешь указ воеводский – где тебя словят, там и по» весить!
– Дурак! – сказал Иванка, стараясь казаться спокойным. – Что я – мальчонка, что ли? На мне «государево слово и дело» – как ты меня повесишь!
– А я и не ведал – Иванка ты али нет: поймал шиша, да на сосну!
– Ты сперва до сосны меня доведи – кто из нас вперед в петле будет? – проговорил Иванка.
– Мыслишь, твои шиши две сотни стрельцов одолеют?! – вызывая на дальнейшую откровенность, сказал Неволя.
– Прежде нос вытри, потом тебе воевода две сотни даст! – отрезал Иванка. – Моих пятьсот мужиков али вашу силу не одолеют!
Ульянка вызывающе захохотал:
– Тебе бы орешками торговать – дорожишься! Али с пытки правду сказывать хочешь?
– Пытай. Тебя впятеры мучить станут! – сказал Иванка.
Пятидесятники переглянулись. Дерзкая угроза связанного пленника говорила о том, что какая-то сила повстанцев поблизости есть и что Иванка надеется получить от них помощь. Однако шиши не нападали. Это позволило стрельцам заключить, что их не достаточно много для нападения…
Они послали разведку к селу и ждали. Лазутчики не возвращались…
– Силу копят шиши! – убежденно сказал Неволя. – Надо наскоро уходить, покуда можно пробиться.
– Отобьют они по дороге проклятого кобеля, – опять возразил Ульянка. – Одно остается: в рот кляп да покинуть его в подвале. Кто станет искать? А после наехать с сотней да вынять его и везти во Псков!
– Не к тому схватили, чтобы самим его кинуть! – взъелся Неволька. – Ехать, так и его везти. В рот кляп забьем, привяжем вора к седлу, окружим стрельцами. Ночью кто его разберет!..
По знаку Невольки двое стрельцов повалили связанного Иванку, и, прежде чем он успел вскрикнуть, в рот его всунули кляп и завязали платком…
8
Постоянные наезды ватажек в деревню, удалые рассказы о смелых выходках будоражили юную кровь Федюньки. От рассказов Иванки и его товарищей у него кружилась голова. Он мечтал быть героем и участником битвы.
«Хоть бы раз меня взяли, я бы им показал, каково я дите!» – размышлял огорченный Федюнька, оставленный Иванкой в деревне.
Он сидел насупленный и угрюмый, глядя в огонь светца. Аксюша в задумчивости сидела тут же, изредка прерывая молчание тяжким вздохом.
– Куды ни глянь – кругом панихида! – насмешливо сказал Гурка, входя со двора и взглянув на обоих. – Брось крушиться, Федюнька! Меня вот и тоже с собой не взяли, гляди – не скулю! – добавил он утешающе.
– Тебе что! Ты вон сколь дворян посек! – отозвался мальчишка.
– Топором-то?
– Ага.
– То не в счет. Плаха – не ратное поле!
– И в поле ты бился…
– Постой, поживи-ка на свете. И на твой век подраться достанется… Так-то, брат тезка!.. – заключил скоморох, широкими руками взъерошив курчавые волосы Федюньки.
Мальчишка капризно и недовольно мотнул головой, вырываясь.
– Пусти!.. Какой я те «тезка»!
– Такой и тезка! Тебя ведь Федором звать?
– Ну, Федькой…
– И меня тоже – Федькой…
Скучающий Федюнька оживленно придрался к словам скомороха, надеясь услышать какую-нибудь забавную шутку:
– А как же ты Гуркой стал?
– Так и стал: «Поп крестит Иваном, а люди зовут болваном!» Федюнькой меня батька с маткой махоньким звали, а как в скоморохи попал, стали Гуркой кликать.
– А бачка твой был скоморох? – с любопытством спросил Федюнька.
– Бачка был звонщиком в церкви.
– И мой тоже звонщик! – уже о оживлением подхватил Федюнька, в болтовне забывая свое огорчение.
– Ну вот! А ты говоришь – не тезка!.. – Гурка снова взъерошил волосы на голове Федюньки. – А как твоего бачку звали? – спросил он шутливо.
– Истомой…
Пальцы Гурки впились в мягкие кудри Федюньки.
– Постой… ты не балуй!.. – словно с какой-то угрозой сказал он. – Ты вправду скажи, как звали?!
– Чего ты?! – удивленно воскликнул Федюнька. – Я правду баю – Истомой.
– Постой, погоди… а матку как? – нетерпеливо, каким-то треснувшим голосом спросил скоморох. – Авдотьей?..
– Она потонула, – отозвался Федюнька.
– И брата Иванка искал на Москве – Первушку! – воскликнул Гурка.
– Какой он брат нам: изменщик, боярский холоп!.. – откликнулся в негодовании Федюнька.