Восхождение к власти: падение «ангелов»

Каждое слово находит отражение в сознании, каждая буква подобна молотку тяжкой вины, который бьёт его. Но парень прилагает максимум психический усилий и через мысленный крик буквально взмолился:

«– Уйди! Господи помилуй!».

Существо поспешило раствориться, а глас отступить, вместо него он видит, как все смотрят на него бледного и полного испуга. Сам Данте не может понять, что с ним случилось и единственное, что теперь он желает – поскорее оказаться в Коринфе.

Тем временем в Великом Коринфе.

Улицы города окатило пламя, и шторм пуль разорвал пространство, сквозь которое идут закованные в алую броню воины. На их шлемах треплются слабо гребни, а в руках тяжёлое оружие, которое несёт смерть разрывными залпами каждому, кто подвернётся.

Средь зданий, которые образуют узкую улочку движется отряд в двадцать человек, а им безуспешно пытается противостоять целая рота, наспех сформированная приспешниками старого режима. Используя лавки и фонарные столбы, кучи мусора, как укрытия, полицейские и некоторые охранники, в лёгких бронежилетах пытаются противостать разрушительной мощи сепаратистов, но падают один за другим, орошая местность кровью.

– Венецианцы, подавить сопротивление! – вновь приказывает их командир, который идёт впереди всей команды и щедро одаривает противника громоподобными залпами из своего тяжёлого карабина.

Доуху Рэ, герой Рейха, ныне выполняет грязную работу для новой власти Союза – зачищает улицы от лоялистов Империи. Он уже уничтожил имперское управление спутниковой связи, лишая Рейх возможности иметь тут «очи», а теперь он стал просто «палачом». Если бы на его лице не было маски все увидели насколько сильно отвращение его к этой миссии. Его послали словно мясника, забойщика – убить всех несогласных, пока ордена и новоиспечённая армия Греческого или Балканского Союза готовится встретить Рейх.

Герцог присел и несколько пуль пронеслись свистом у него над головой. Тяжёлый карабин вздрогнул и у человека впереди бронежилет получил измятину, порвался и окрасился в алый, а сам противник упал на спину и отдал душу Богу.

Вновь Доуху жмёт на крючок и снаряды его орудия и его воинов разрывают воздух, ужасающей дробью напоминая, чем покупается память об умершем сыне и возмездие за него. Доуху пытается наполнить чашу гнева и мести, но она бездонна. Он чувствует это и чем дальше он заходит в дебри предательства, тем сильнее его душу распирает от боли, тем сильнее жажда чего-то ужасающего захлёстывает его.

Венецианцы перешли в наступление и выгнали лоялистов с улочки на какую-то площадь, где красно-малиновых бойцов встретил залп тяжёлого пулемёта. Звенящая очередь рассекла пространство и концентрированный залп пробил щиток одного из гвардейцев, оторвав правую ногу, и воин покачнувшись, завалился на спину, истошно разоравшись на весь эфир.

– Уничтожьте огневую точку! Вмажьте их в землю! – рычит Доуху и сам удивляется, откуда в нём проснулся этот звериный гнев.

Его гвардия ответила слаженным точечными огнём – укрываясь за стенами они смогли подстрелить пулемётчика и тех, кто стоял рядом, усеяв орудие телами и оросив кровью. Любой, кто снова пытался подойти к орудию, получал пулю.

– База, нам нужны санитары! У нас раненный! – доложил герцог и не дожидаясь ответа, ринулся вперёд.

Он знает, что с воином всё будет в порядке, да ему практически всё равно. За время этой утомительной, беспрестанной войны за Жака его дух истощился и важность многих вещей отошла на второй план.

Карабин загромыхал, неся смерть немногим, укрывшимся за лавочками и каменными короткими изгородями. В его стреляют из пистолетов и пистолет-пулемётов, но пули либо летят мимо, либо не наносят ущерба со звоном отскакивая от брони.

Доуху не считает убитых, только карабин в его руке вздрагивает и когда он лязгнул огонь прекратился. Нужно сменить магазин. Этот момент сторонники Рейха восприняли как передышку и со всех ног стали бежать, растекаясь по улочкам города, где скорее всего их добьёт народ Балкан, доведённый до безумия революционным огнём.

– Граждане свободных Балкан! – раздался громогласный голос и пара электронных стендов ожили, а по ним стало крутиться видео; где раньше вещали дикторы Рейха, сейчас же это крупный мужчина за спиной которого меняются картинки – подстатье тексту. – Раньше мы были слабы, раньше нас гнобили имперские надзиратели. – И тут же за спиной появилось изображение, как полиция Рейха избивает народ. – Но теперь пришёл наш час ответить, пришёл момент нашей славы, нашей свободы. Подниметесь братья, поднимитесь на войну! Идите вперёд и отвоюйте свободу, вырвете её из зубов Рейха!

Короткое сообщение завершилось и экраны стухли. Доуху присел, глубоко задумавшись и потирая шлем, желая коснуться головы, которая «опухла» от войны и агитационных роликов. Весь день крутят эту гадость с одной целью – поджечь народ, чтобы он стал активнее записываться в ряды армии, чтобы он шёл на бой со своими соседями, не разделяющими идеалы новой власти.

И как в подтверждение своих мыслей герцог услышал крики и вопли откуда-то слева. Он поднял карабин и направился туда, где площадь кончается зелёной изгородью и есть небольшая зелёная лужайка, ныне почерневшая от пепла и золы.

– Поймали! Поймали! – раздаются безумные крики и когда венецианцы ступили через кусты, им открылась мерзости – два мужика, плюгавые, среднего роста, в обносках и чумазые, пытаются скрутить высокую светловолосую девушку, в какой-то кожаной куртке и платье.

– Оставьте! – прокричал Доуху.

– Эта тварь не хотела признавать новую власть! Мы ей вопрос – ты поддерживаешь нас? А она сказала – что не видит в этом смысла. Представьте, какая наглость!

– Оставьте, иначе я вас прямо здесь положу! – стал угрожать герцог и слегка подался вперёд.

– Нет. Мы здесь власть! – утёр нос и шмыгнул мужчина. – И мы сейчас это, совершим революционное правосудие! Для нас приятное…

– Как ты меня достал, – тихо прорычал Доуху и его кулак, утянутый перчаткой сокрушил челюсть повстанца, обрушившись на него с такой силой, что тот не выдержал и упал на землю, сплюнув пару зубов.

– Хочешь повторить судьбу своего друга? – на этот раз герцог направил ствол прямо в лицо.

Вместо ответа двое мужчин быстро ретировались и бежали куда глаза глядят, а глава венецианцев поднял заплаканную девушку и тихо сказал ей:

– Спрячься где-нибудь и не высовывайся.

Отпустив её, Доуху вдруг ощутил, как острые когти безразличия и безумия его отпустили и ему вдруг стало не всё равно на бойца, которого подстрелили, и он задаёт тихий вопрос:

– Как там наш раненный?

– Его транспортировали в санчасть, господин герцог.

– Это хорошо, – Доуху сделал шаг назад и снял шлем, тут же втянув воздух лёгкими, надеясь ощутить свежесть, но вместо этого почувствовал аромат пожарищ, как нос и горло начинает першить от золы. Он услышал далёкие звуки разрыва гранат и звон очередей, крики и стоны людей доносит жалобное завывание слабого ветра.

Усталые глаза смотрят вдаль, на север, там, где проходит длиннющий канал, рассекающий город на две части. Отсюда открывается прекрасный вид на то, как над домами в северной части клубится дым, как небольшие огоньки пожаров становятся маяками для всех сепаратистов, желающих попробовать скобя в битве с лоялистами. Там, в северной части города всё ещё держит оборону прежняя власть, возле нового дворца, остатки армии и полиции, верной Рейху, сформировали крохи обороны, которые вот-вот Балканы раздавят.

Доуху задумался о тех, кто встанет на этот скользкий путь. Армия Греческой Амфиктионии – новые вооружённые силы, наспех сколоченные из ополченцев, милицейских подразделений Балканской Автономии, и тех военных, что предали Рейх ради грёз о свободе и власти. При поддержке военных из трёх стран она справиться с небольшим сопротивлением сторонников Автономии. Да и Генерал-губернатор Гарсиа, который готовится принять царский титул, неплохо справляется со своими обязанностями по руководством новым правительством. Когда жрец и стратег почили, встал вопрос о новом составе правительства и его Фемистокл позволил собрать новому Царю. И ныне есть целый Совет Двадцати Министров, собранный представителями из всех регионов-предателей.

– Ах… Буле, – готов был сплюнуть Доуху от негодования. Новый парламент наспех собрали из всех представителей оппозиционных движений и партий. Не менее трёх десятков организаций выдвинули кандидатуры на двести пятьдесят мест и в течении двух часов орган законодательной власти приступил к тяжёлой работе по штамповке законов о независимости.

Доуху не хотел вспоминать десятка новых Союзных Законов, о новых органах власти, армии и национальном достоинстве, которые сводились к полному унижению тех, кто имел не-балканские корни происхождения или хладно относился к делам рук фемистокловых.

Всё потонуло в мятежах и финт Мастер-стратега удался. За пять лет ласки и обольщения, пыли в глаза и мелких проволочек он смог вывести большую часть Армии Рейха с территории своего любимого полуострова, собрать подчинённую себе «Милицию Автономии», которая занималась бы охраной правопорядка, и за последние месяцы оторвал от поставок те немногие гарнизоны Империи, что ещё оставались. Рейх мог бы надеяться на ордена и Легион, тут присутствующие, но и они в руках у коварного Фемистокла. И тем, кто ещё придерживается стороны Империи, остаётся только молиться, чтобы пережить бурный восход предателей.

Доуху бросил взгляд вправо и увидел, как к нему приближается несколько десятков воинов без души, которую заменила программа. Это двухметровые машины, с тонкими ногами и руками, с «иссушенными» торсами и вытянутыми чешкоподобными головами.

– О, а вот и Легион пожаловал!

В глазах герцога – это не более чем куски металла, и он искренне удивлён, почему владыка Рейха вообще дал им право существовать. Да, несмотря на то, что Канцлер с ненавистью относится к механизмам, он понимал, что Балканы такой регион, который может оказаться под ударом сразу шести стран и ему нужна была мощнейшая оборона. И с его санкции была создана сила в двадцать тысяч роботов, которая стала бы мощным подспорьем защитникам Балкан, однако сейчас, благодаря системным техникам Фемистокла, они стала злейшими врагами Империи, ибо их ведёт программа, которой не ведомы выгоды или голод, идеология или жажда.

– Мы прибыли для зачистки кварталов, доложил оператор, управляющий откуда-то из штаба роботом-контролёром.

Как только Доуху захотел его поприветствовать, как раздались свисты и затем последовали взрывы, разметавшие с перезвоном куски металла легионеров, объяв их огнём и асфальтовой пылью. Герцог только успел нацепить шлем, как только его самого накрыл рядом взрыв и кусками земли испачкало его доспех.

– Миномёты!

Герцог поднялся и взглянул налево, там, где возвышаются кварталы десятиэтажных зданий. Оттуда, из тени первых этажей, вышли устрашающие воители – облачённые в чёрные прилегающие доспехи и несущие длинноствольные тонкие орудия. Шлемы их похожи чем-то на защиту рыцарей средневековья, только сделаны из современного материала и забрало представлено высокотехнологичной защитной панелью.

– Кто это!? – раздался истошный вопрос от одного из венецианцев, как его горло рассекла огненная линия.

– Гвардия Рейха!

Венецианцы вступили в бой и ответом им стали одиночные, но смертоносно точные и убойные залпы винтовок ордена, который не предал Канцлера. Двадцать человек, при поддержке артиллерии жестко контратаковали и медленно продвигаясь, скоротечно скашивают легионеров. Металлические солдаты, роняя короткоствольные орудия, падают один за другим с дырами в корпусах и с головами, разлетающимися в салюте металла и взрыва.

– Венецианцы! – собирался отдать приказ Доуху, как его внезапно ослепил свет, линзы шлема успели затенить картинку перед глазами и заглушить звуки, но действие светозвуковой гранаты всё равно ощущается.

Тут, перед гвардией возникла высокая фигура, словно вынырнувшая из ниоткуда, а на земле валялся странный плащ, под которым словно искажается пространство. Двухметровый воин, на котором болтается кроваво-алый испачканный балахон, виднеются металлические части тела, а лицо скрыто за капюшоном и маской.