Но больше всего его интересует вопрос, зачем консулы вели его так далеко от сына? Что-то необычное повисло в воздухе и киборг, обращаясь к инфо-пакетам данных в памяти, вытаскивает данные об изменениях в поведении тех, кто должен был защищать Империю. Лиро сжёг свой сад пионов, подаренный Канцлером, а землю засыпал солью; Марон изорвал все картины, предав их в конце концов огню, запихивая в костры прекрасные изображения Рима и императора; Таймураз же стал топить печь в своём походном лагере луками, которые он делал некогда с любовью к отчему дому. Все они сильно изменились, все они стараются порвать со своим прошлым, будто бы бегут от него, как от чего-то стыдливого и ужасного. А их изменения в поведении? Андронник холодно вынимает данные о том, как Таймураз предлагал сажать на кол противников, Лиро и Марон из «чистых» стали надменными, и презрительно высказывались о бедняках, предлагая их использовать, как пушечное мясо. Все они изменились, только медленно, уходя в темноту, скрываясь от света Рейха.
«Такие изменения ничего хорошего не сулят», – заключил Андронник, готовясь покинуть Крит.
Глава 4. Первый капитан «Теней»
Следующий день. Десять часов утра. Южные Балканы. Где-то у новой Спарты.
– Я, Консул славного Ордена Палачей, собственнолично хочу объявить благодарность солдатам, которые участвовали в операции по уничтожению сил противника на северных рубежах нашей страны! Ура, господа бойцы!
Эти слова, прозвучавшие из огромных колонок, разлетелись гулким эхом по всему плацу, на котором собралось не менее трёхсот человек, выстроившись по полсотни на каждый квадрат, исчерченный белыми линиями. Огромные звуковые устройства, смахивающие на чёрные коробки с решётками посередине, стоят подле большого возвышения, сделанного из бетона и обнесённого мрамором цвета золы. Возле асфальтированной площадки, где происходит вещание, раскинуто небольшое поле, усыпанное песком и ограждённое забором.
Над головами воинов на одиноком сияет утреннее солнце, только набирающее силу, освещая плац пока ещё тусклым светом.
– Во славу Канцлера и Рейха! – прокричали бойцы в один голос.
– Так же, хочу сказать, что мы достигли важнейших целей – с помощью нашего напора и усердия противник не решился в дальнейшем штурмовать город Раддон, что обеспечило нашему великому Канцлеру существенную поддержку в аргументах при ведении переговоров! Ура, господа бойцы!
– Во славу Канцлера и Рейха!
Три сотни воинов в одной форме – чёрная лёгкая куртка, поверх серой футболки, чуть прикрывая тёмные брюки и остроносые туфли на ногах, внимают одному единственному человеку. У микрофона стоит черноволосый мужчина высокого роста, на плечи которого ложится тяжёлое кожаное пальто, утянутое ремнём, а суровое грубое лицо холодным взором ледяных глаз взирает на бойцов.
Данте уже десять минут слушает торжественную речь самого Консула, который прилетел, чтобы лично их отметить и сказать о завершении операции.
– Господа, я искренне сожалею о тех, кого сегодня с нами нет. Три первых капитана, вместе со своими ротами теперь навсегда останутся в нашей памяти. По всей стране их имена будут упомянуты во время воскресных месс! Да помянёт Господь Бог во царствии своем, ибо они сражались достойно и во имя благих идеалов!
На этот раз молчание, лишь тихое и безмолвное движение правой руки – воины синхронно осенили себя крестным знамением в честь погибших товарищей. Данте так же поступает, надеясь, что его братья по оружию найдут вечный покой.
– Так же, я хотел бы выразить слова благодарности нашим союзникам с востока. Пускай, их сегодня с нами нет, то я бы хотел отметить доблесть и поддержку воинов Российского Имперского Государства, которые смогли нам помочь в той нелёгкой битве!
– Во славу Канцлера и Рейха! Да славятся и союзники наши!
Данте повернул голову вправо и увидел, что его брат, второй капитан роты «Тени», молчит и не возносит хвалу. Мотив Яго, его мысли и чувства были понятны для Данте, поскольку он и сам не горит желанием славить тех, кто бросил их в тяжёлой обстановке, когда полдесятка грядущих боёв можно было прервать одной атакой…
– Господа бойцы, я вынужден до вас донести печальное слово нашего Канцлера – «Святейший крестовый поход», начатый с уничтожения нечестивого сброда в Неаполе, закалённый в Риме, продолжившийся в Иберии и покоривший Балканы, вырвавший Константинополь из рук супостата, окончен!
Все были готовы к подобной новости, три сотни воинов, проливавших кровь, пот и слёзы на войне с Директорией Коммун и Либеральной Капиталистической Республикой видели, что их сил уже не хватит, чтобы продолжить нести знамя святых истин и идеалов, а поэтому спокойны, когда до них донеслись эти горькие слова.
– Господа! – воззвал Консул, и его слово гулким эхом разнеслось до краёв площадки. – А теперь, направо-во.
Отряды одномоментно развернулись в правую сторону, где виднеется полоса ангаров, и начали строевым шагом маршировать туда. Данте прикинул, что до части им идти около получаса, а там начнутся приятные военные и столь приятные хлопоты. Валерон в предвкушении того, как он начнёт собирать вещи, чистить оружие, сдавать военную документацию, приготовить различные отчеты и в конце концов отдаст военный рапорт непосредственному командиру, и всё это для того чтобы в конце концов улететь отсюда. И всё это для того чтобы он встретился со своей семьёй. Тот самый долгожданный момент, который вот-вот наступит, воин, прошедший множество битв, представляет с детской простотой и искренним счастьем, теплотой обволакивающим сердце.
На тонких губах капитана проступила легкая улыбка, которую заметили пару солдат, но не придали этому особого значения, ибо всякий возвращающийся с поля боя выжившим и знающий, что война окончена готов улыбаться целыми днями. Впереди Данте видишь своего брата, и чувствует легкое неприятное ощущение в груди, ведь его брат продолжат воевать на бесчисленных полях проклятой войны и неизвестно на какой из противников нагло заберёт его жизнь. Он желает остановить своего брата, чтобы Яго оставался с ним на гражданке. Данте хотел бы, чтобы Яго нашёл себе жену, обзавелся детьми и был бы счастлив без автомата в руках. Но видимо этому не суждено сбыться, и его брат будет до скончания жизни носиться с оружием в руках по бесчисленным полям жестоких сражений.
Внезапно откуда-то сзади раздался гулкий звук двигателя и бряцанье металлических частей. Данте обернулся и увидел, что сдали к нему движется чёрное авто, без крыши, сияя отбликами солнца, но на начищенном до зеркального блеска капоте. Машина в аккуратном подыхала прямо капитану и оттуда подался человек среднего роста со светлыми волосами, сидящий за рулем и взглянул на парня светло-зелёными глазами и крепким голосом сказал:
– Первый Капитан Данте, тебя вызывает Консул.
– Зачем? – удивился Данте.
– Он не сказал. И вообще, приказы не обсуждаются, так что давай, залезай. Твои воины и без тебя дорогу в казарму найдут.
– Хорошо, – согласился парень и, открыв дверцу, залез в авто.
Солдаты не стали останавливаться, Яго не заметил погрузки брата в транспорт, и колонна военных продолжила движение, лишь кто-то изредка поворачивал голову на звук уезжающего авто.
Машина тоже тронулась с места и в окне Данте увидел просторные пейзажи военные части в большей части они отличаются того что он видел ранее только теперь образно дали переносится намного быстрее. Ангары, складские помещения, стоянка для машин и бронетехники – всё это промелькнуло в один момент, слившись в единую полосу, и Капитан задумался о своем Ордене его предназначении.
– Палачи, – ухмыльнулся капитан, закинув голову на сидение, понимая какой смысл вложен название их Ордена.
– Вы что-то сказали? – беспокойно спросил водитель, продолжа смотреть на плац.
– Нет.
Они «Палачи» – одни из самых лучших воинов императора, несущие скорую погибель его врагам, они длань ужаса и смерти, которая спускаются с небес, чтобы нести новый порядок и закон. Они военная машина Канцлера, которая не знает пощады и поражений. И как любому механизму им нужна чёткая система работы, которая позволила бы ордену выполнять свои обязанности с устрашающей чёткостью и эффективностью.
На вершине всего стоит Консул, который является ставленником императора и находится на положении главной фигурой в управлении орденом. От его решения зависит тактическое планирование, управление ротами, сколько поступит в каждое подразделение бронетехники и многое другое, а сами солдаты чтут его как отца.
Однако сам Консул подчиняется императору, и орден фактически является продолжателем дела Канцлера, который собрал остатки элитных отрядов Первоначальных Крестоносцев в воинства, подчинённые лишь ему. Прошли те славные времена, когда великое воинство вёл «рыцарь» прошлых времён, давший клятву верховному повелителю и готовый умереть за него… теперь сам Канцлер и его министры правят армией, на пару с Консулами орденов.
Сам же Орден «Палачей» разделён на десять равных рот, по сто человек каждая в подразделении. Каждую сотню возглавляют по два капитана, где первый ответственен за общее состояние боевой единицы и по уставу, является главным командиром, в случае смерти которого все обязанности и управление ротой переходит второму.
«Первый капитан», – усмехнулся Данте.
Воин знал, что обязанности офицера намного шире, чем те, которые предложены военным уставом и Конвенцией Ордена. Очень часто на офицера приходятся обязанности по финансовой, организации хозяйственной части роты, поскольку именно он ответственен за получение ресурсов, их передвижение по роте и ведению своего воинства на поле боя. И это не считая множества остальных обязанностей, которыми устав и «Конвенция» изобилируют, отчего Данте рад был бы на секунду вернуться в те старые времена его работы агентом на Иберии… когда его заботы были куда уже и когда он познакомился с Сериль.
«Ох, Яго-Яго», – иронично вспомнил о работе второго капитана Данте.
Офицер второго плана в роте занимается более упрощённая работой. В его компетенцию будет надзор выполнение устава, проведение политической работы и идеологической пропаганды, привлечение священников для миссионерской работы. Также он помогает первому капитану в ведении финансовых дел, проверяет хозяйственное обеспечение части, пишет доклады о недостающем оборудовании амуниции и вооружении, также смотрит за физическим и душевным состоянием солдат, да гоняет их по плацу.
И Яго взялся за это работу с особым пристрастием. Он гонял солдат по плацу без продыху, вбивал им идеалы Рейха стальной указкой, а на проповедях священника из Империал Экклессиас[2] его воины могли говорить ярче, красивее и проникновеннее самого клирика из храма.
Данте вспомнил, что ещё не отправил доклад о потерях в своей роте. Капитан опечалился от одной мысли, что сорок человек не вернулись с той проклятой войны, а ещё пятьдесят теперь вынуждены лежать в лазарете. Он, как и его брат, был готов задаться вопросом – «А за это ли мы воевали? За этот жалкий клочок землист столько крови пролили… столько хороших ребят там осталось… не проще было бы уже выкупить его?»
Капитан не желал заносить бумаги Префектору, для него это сулило тяжёлыми воспоминаниями о боях с Директорией и Республикой, однако долг и обязанности принуждали к этому, и капитан намеревался как можно быстрее избавиться от статистики. Его рота понесла самые тяжёлые потери, ибо попала в самое пекло боевых действий, угодила под самый сильный удар вражеского военного молота.
Однако высший офицер ждал Данте, который вспомнил о статусе и положении своего командира. Каждые пятьсот человек подчиняются непосредственно Префектору который находится под властью Консула. Они – военные аналитики и полководцы, на поле боя бесстрашно направляющие войска к победе, а во время мира неусыпно следящие за порядком и состоянием военных лагерей и частей, передающие ресурсы от Министерств и Церкви прямиком на складские помещения и курирующие экономическую жизнь Ордена.
– Подъезжаем! – крикнул водитель и Данте вернулся к реальности, резко открыв глаза и оторвавшись от кресла, пощурившись от яркого солнца.
Они подъехали к самому концу плаца. Там над всей огромной асфальтовой площадкой возвышаются три этажа бетонных блоков, выстроенных в монументальное здание, которое своей серостью и суровостью оставляет неизгладимый след в душе одним своим видом. Машина остановилась и Данте открыл скрипучую дверь вступая подошвой туфли на асфальт. На улице стало значительно теплее, но при виде такой постройки дух скребёт голодный холодок. На капитана «взирают» чёрные «глаза» трёхэтажки – небольшие окна, расположенные в ровные ряды и отталкивающие тёмной пустотой. Вокруг постройки видно пару автомобилей, только приплюснутых и с крышей, и ничего более, лишь стелется асфальтовая пустыня на многие метры далеко.
«Эх, какой же тут мог быть аэропорт», – сыронизировал Данте, вспоминая, что раньше здесь хотели построить гавань для военных судов, но после добровольного вхождения Великого Коринфа, Новой Спарты и Эллады в состав Рейха, это стало не нужно.
Капитан посмотрел вперёд и увидел единственный вход, который ведёт внутрь постройки, встроенный тридцатью бетонными ступенями, его венчает чугунная массивная дверь под стражей двух воинов с автоматами. Тогда сделал шаг навстречу зданию и посмотрел наверх, заворожено взглянув на два трепещущих флага, где он видел, как на ткани развиваются двуглавые орлы.
Минуя пост охраны, и пройдя через КПП, где моментально проверили его документы, Данте оказался на перепутье. Вправо и влево простираются два длинных прохладных коридора освещаемых их ярким утренним солнцем, лучи которого потоком проникают через окно. Где-то над головой слабо шумят работающие кондиционеры, несущие свежесть для этого места. Данте сделал первый шаг и шутил как под подошва остроносой туфли зашуршала о махровый багровый ковёр цвета кровавого заката, который устлал длинное помещение от края до края.
– А где кабинет Консула!? – вопросил Данте и мгновенно ему, через микрофоны в один голос, будто отовсюду донесся ответ: