Когда гаснут звёзды

Когда гаснут звёзды
Степан Витальевич Кирнос

Вскоре наступит чудесный праздник – Звёздная летняя ночь. В честь Мальфаса будут звучать храмовые пения и литься вино, а апофеозом станет роскошный бал-маскарад на который явиться вся знать Арка. Город будет гудеть до самого утра, предаваясь молитвам, танцам и пиру. Но что для одних веселье, для другого станет ключевым поворотом в истории чувств. Молодой судья давно питает к хранительнице нечто большее, чем просто дружбу. Бал – чудесный повод её пригласить и всё рассказать. Но какова цена раскрытой любви?

Степан Кирнос

Когда гаснут звёзды

«Худший способ скучать по человеку – это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим».

– Габриэль Гарсиа Маркес.

«… поверь мне, горестно и мучительно видеть любовь, которой из-за тебя суждено остаться безответной.»

– Арагорн

Джон Рональд Руэл Толкин. Властелин Колец

«Это было как смертный приговор: знать, что я никогда не смогу обнять тебя, никогда не смогу рассказать тебе, что же ты для меня значишь.»

– Алекс Стюарт

Сесилия Ахерн. «Не верю. Не надеюсь. Люблю».

I

Спор идиотов

Арк. Одиннадцать часов.

Тёмные свинцовые облака скрыли небо, накрыв город понурым одеялом серости и меланхолии. Одного взгляда в поднебесье хватает, чтобы исполниться печали этих по истине мрачных и горьких времён. Вся столица с осторожностью встречает каждый новый день, взирая на «Око ветров», откуда, подобно дисикловому мечу[1 - Дисиклов меч – эндеральская идиома, обозначающая нависшую над кем-либо постоянную угроза при видимом благополучии], над градом нависает чёрная монструозная машина, прозванная «светочем». Но не всё попало под власть хандры, ибо в сердцах людей теплится надежда на лучшую жизнь, раздуваемая скорым празднеством. Множество людей и аэтерн готовятся встретить долгожданное событие, за которым кроются важные события истории, чтобы задёшево напиться в тавернах, чтобы пуститься в пляски и песни, забыться в безудержном веселье и не помнить про беды родины.

– Как говорил один наёмник – «в таверне всегда люди будут веселиться, даже если за стенами будет огонь падать с неба». А что будет твориться вечером!? – на худом золотистом лице проступило счастье предвкушения, а острые уши слегка дёрнулись, ясно говоря о его чистом аэтернийском происхождении. – Эх, хорошо повеселимся.

Речь произнес молодой юноша, лет двадцати пяти, устроившийся в удобном мягком кресле. На нём лёгкая алая пёстрая рубашка, распахнутая на груди, уходящая под чёрные штаны, утянутые высокими кожаными сапогами.

– Итиэль, ты думаешь, что в этот раз будет пышное празднество? – с сомнением сказал человек лет двадцати восьми, накинувший на себя кожаный плащ поверх белой рубахи, стоя прямо у окна и всматриваясь в картину унылой серости.

– А хорошую ты библиотеку собрал! – взгляд ясно-голубых очей парнишки, коснулся больших, практически чёрных и сияющих лаком дубовых шкафов, забитых книгами с тёмными корешками. – Они у тебя практически по всюду. Вот тебе и кабинет судьи!

– Я спросил тебя о…

– Не нуди Штеппфан Даль’Кир, – махнул Итиэль, – да, я так и думаю. Ты же сам видел бумажки. Столько расходов. Наш Великий магистр по истине щедр! Столько трат на вино и пиво я не видел со времён праздника победы на Фермерском берегу.

– Ах, ты о том, когда объявился наш Теалор Арантеаль вместе со своими новыми неримскими союзничками и решил помочь Бореку, отпинав пару-тройку шаек местных оборванцев и объявив это великой победой, – с неодобрением произнёс мужчина, не отрывая взгляда от дождя.

– Именно.

– Вот тебе и лето наступает, – прошептал молодой парень, смотрящий в окно и видящий скребущую сердце картину – как небеса «рыдают», как капли дождя стекают по блестяще-изумрудным листьям. – Зараза, а ведь завтра ещё и праздник Звёздной летней ночи. Я надеюсь, скоро распогодиться.

За окном простирался Квартал знати. В солнечное время он сияет красотой, шиком и аристократизмом, утопает в пышущей зелени и роскошью красоты домов. Но ныне он слегка омрачён погодой, разогнавшей народ и лишивший его толики помпезности, хотя подготовка к празднеству выправляет понурость. Сейчас люди стали выходить из домов, а утром стояли лишь одинокие караульные с патрулями курсировали по улочкам, сверкая начищенными алебардами и копьями, пестря яркостью бело-красного сюрко.

– Кстати, Штеппфа-а-а-н, – затянул аэтерна, ехидно улыбнувшись, – ты может заменишь меня? Ты конечно судья, а я всего лишь секретарь без этой чудесной приставки «Даль» к фамилии и всё такое, но… не мог ли бы ты завтра сам побыть в суде? Ты всё равно не пойдёшь на бал-маскарад, а я хочу там быть. Меня пригласила девушка.

– Почему ты думаешь, что я не пойду? – бурно возмутился Штеппфан, потерев серебряное кольцо. – Может я буду танцевать до самого утра.

– Вай, да ну! – хлопнул в ладоши Итиэль, наигранно поморщившись. – Да ты даже на храмовые праздники особо не ходишь и на сходы зажравшихся аристократов, которые устраивает Даль’Мерсер!

– Итиэль, ты хоть мне, и старый друг… но не забывай, что ты говоришь про знать, – с нуднотой стал причитать Штеппфан. – Избранники божественного Мальфаса, как-никак. Будь повежливее. Я тебя ещё пойму, а вот ляпнешь при ком-то другом, точно отвесят или штраф, или десяток плетей.

– Хорошо. Ну, а что тебе там делать? – улыбнулся Итиэль. – В любой праздник ты только и сидишь, что работаешь или дома читаешь. А я с девушкой познакомился, которая меня проведёт. У неё и в фамилии волшебная приставка «Даль» имеется!

– Может я и приглашу кого-нибудь на бал в честь Звёздной летней ночи, – ухмыльнулся судья, сев за своё кресло и Итиэль увидел слегка полноватое овальное лицо, нефритовые неширокие глаза и чёрный короткий, аккуратно стриженный волос; опрятный вид навеивал образ исполнительного чиновника, а нефритовый оттенок глаз отдавал чем-то сердцеземским. – Вон, хотя бы… К-Калию Закареш. Я не думаю, что она откажется со мной сходить на бал.

– Ха! – подорвался Итиэль с кресла, быстро миновав весь кабинет, оставив смачные грязные следы на белом «пушистом» ковре. – Ты и пригласить Закареш!? Да я скорее поверю в то, что Подгород удастся сделать цивильным и праведным местом, где Ралата удариться в веру Семерых, чем ты её пригласишь, – парень завершил свой путь у шкафчика с сервисом, цепкими пальцами отворив дверь он нашёл там графин с мутной жидкостью, который тут же взял.

– Почему ты столь категоричен? – поднял бровь судья, откинувшись на спинку и с недовольством посмотрел на сапоги Итиэля. – Зараза, теперь придётся ковёр стирать.

– М-м-м, элтридорское красное, – втянул приятные терпкие ароматы секретарь, поглаживая гладкий хрустальный сосуд. – С нотками гвоздики. У тебя недурной вкус, – Итиэль взглянул на Штеппфана, лик которого омрачила неприятная серость.

– Ты это, не уходи от темы.

– Иди и пригласи её, – с задором сказал Итиэль, потерев ладони, убрав вино и вернувшись в кресло. – Я готов поставить сотню, да нет – тысячу медяков на то, что ты струсишь! Не сможешь. Будь ты хоть сто раз героем битвы за Пороховой утёс, но ты боишься девушек больше нежити!

– Ты действительно так думаешь? – потёр ладони Штеппфан.

– Конечно. Я знаю это, – сложил руки на груди парень, поёрзав в кресле, пытаясь хоть как-то согреть себя. – Ты как видишь Закареш, у тебя едва ли не подкашиваются ноги. Сколько ты не был красноречив, но рядом с ней ты начинаешь заикаться и бурчать что-то невнятное.

Даль’Кир вспомнил суть слов друга, находя в них желчную правоту. Присутствие молодой хранительницы выбивает его, делает рассеянным, как то было в последний раз во время посещения Натары Даль’Верам. Он должен был рассказать Тручессе Святого ордена о состоянии о количестве преступлений против культа Семерых и осуждённых за ересь и отступничество. И всё бы ничего, но младший судья часто сбивался, запинался и засматривался на молодую девушку, облачённую в красно-белые одежды послушницы, помогавшей охране. Он не мог надолго оторвать взгляда от её шоколадно-коричневых глаз и прекрасного утончённого лица. А засматриваясь парнишка затягивал речь, путался и перемешивал предложения отчёта. Натара, будь она сто раз воином и служащей страны, быстро всё поняла и отдала распоряжение молодой послушнице, чтобы та очень долго шла за вином, а лучше бы – купила его в Подгороде.

Воспоминание взыграло в душе Даль’Кира вспышкой негодования и ярости. Почему – он, судья Трибунала, не может позвать на бал хранительницу? Почему он должен бояться и мяться?

– Тихо! – хлопнул Штеппфан по крышке стола, на бледных щеках проступил лёгкий румянец. – Я приглашу её. Хоть мне это будет стоить всего состояния!

– Спорим, – подошёл к столу Итиэль. – Ты этого не сможешь сделать. На три сотни медяков.

– Спорим, – протянул длань судья, заключив ладонь друга в крепком рукопожатии.

– Это будут мои самые лёгкие деньги, – радостный отошёл Итиэль, плюхнувшись в кресло.

В кабинете повисла противная тишина, слегка прерываемая шипением дождя. Помещение, набитое книгами, бумагами и вывешенными документами, да львиным гербом Арка, давило каким-то канцеляризмом и только коллекция вин и коньяков из Нерима, бережно выстроенная в три батареи бутылок, смягчала обстановку. Даль’Кир, сидевший на фоне багрового стяга с белой королевской хищной кошкой, с теплотой посмотрел на изогнутое серебристое лезвие ятагана с белоснежной рукоятью, висевшего на стене, прямо над дверью. Наградное оружие вызывало теплоту, напомнив о годах службы офицером в сердцеземском полку. Но вся приятная ностальгия была раздута ядовитой мыслью, давно травившей сердце.

– Действительно… у меня с прекрасным полом беда? – осторожно спросил Даль’Кир.

– А то ты сам не знаешь, – почесал нос аэтерна, став причитать. – Ну вот… была некая Э’Ллиона до Калии из Аразеала вроде. Как ты с ней списался, даже неведомо, наверное, и дедушке Мальфасу, но хандрил ты знатно. Незнамо как познакомившись ты с ней сколько переписывался? Месяц, два? Сам говорил, что она для тебя просто друг по переписке, – поморщил лицо Итиэль. – А когда она прислала письмо, что влюбилась и нашла пару, ты помнишь, что было? Мне кажется, ты обиделся, сердился на неё?

– Давай забудем об этом, – натужно улыбнулся судья, чувствуя, что его как будто плетью по сердцу хлестанули. – Нет, как я мог сердиться на неё? Она очень славная и хорошая девушка и я искренне рад то, что столько прекрасный человек обрёл себе радость для сердца. В конце концов те чувства были… странностью, что ли. Было и было…

– «Было и было», – фыркнул Итиэль. – Да конечно ты не вспомнишь! Мало кто вспомнит что-то после двух бутылок кабаэтского коньяка. И вот что ты пил-то!? Ты даже не удосужился потратить пару тысяч медяков на дорогу, чтобы встретиться с ней, – аэтерна возмущённо шлёпнул по дивану.