Манькин хлеб. Рассказы

Манькин хлеб. Рассказы
Степан Лукиянчук

В первом разделе сборника рассказов юные герои активно исследуют мир разными способами. Это происходит через предметы (конфетки, море, цветок, телефон, храм) или отношения (дед, школа, любимая женщина). 2-ой раздел посвящён событиям тоже ярким, но тяжёлым одновременно. Герои рассказов вынуждены жить и трудиться в невольных условиях на ограниченной территории. Преодоление внутреннего конфликта через конфликт внешний выражает общее стремление к свободе.

Манькин хлеб

Рассказы

Степан Лукиянчук

© Степан Лукиянчук, 2018

ISBN 978-5-4490-2275-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Раздел 1. Море в Штормовом

Конфетки-то заморские

Помню в далёком детстве – коммунистические времена тогда ещё были – родители мои где-то по блату в какой-то организации раздобыли килограмм или два конфет шоколадных в бело-синих хрустящих фантиках (советские были упакованы в бумажно-картонных обёртках – серые, блёклые, будничные). Так как я в семейном кругу славился вороватым характером и любил «сунуть нос» туда, куда не следует, мне сразу официально объявили: «Под страхом смертной казни!..» Конфетки-то были заморские: «Из Прибалтики!» – сказали, что надо приберечь на Новый год, на стол. И всё бы ничего, только совершили большую ошибку: снизошли к моим слабостям и как самому маленькому выдали одну штучку – «на раскус!»

Конфетка оказалась такой потрясающе вкусной, так ласково она плавала у меня за щекой, что после этого я не одну неделю к ряду выслеживал тайник-схрон, куда от меня запрятали эти чудные конфетки. Ну, всё облазил: все шкафы, серванты, тумбочки, перерыл-перещупал всё бельё в комодах, все шубы, плащи, пиджаки – нет нигде! И вот однажды (на беду мою) неловко перевернул одну из коробок на кухне (со специями, макаронами, крупами). И вывалилось оттуда моё греховное счастье!

Ой, Стёпка, Стёпка, знал ведь ты зараза, что бить больно будут за конфетки эти заморские… Но подумал, что одной меньше, одной больше – не заметят! Стянул. Проглотил. О-о! На следующий день не выдержал и стянул ещё одну. Через день ещё две… И пошло – поехало! Когда уже дело далеко зашло и поздно было останавливаться, подумал: «Пропадай, моя душа!»

Вандала Стёпку… можно было уже не останавливать. На Новый год уже всё равно не хватило бы. Раскрыли меня банально, как в плохой детективной истории: выпала однажды из кармана цветастая заморская обёрточка. Время в тот миг для меня как будто остановилось: так медленно и завораживающе падала эта порхающая бело-синяя обёрточка. И у всех на глазах. Обомлели все: где взял?! Само собой – разве настоящий шпион «расколется»? Догадались, кинулись в кухню к коробочкам, а там несколько конфеток только «фигушки кажуть».

Ох, и устроили же мне Новый год посреди лета!.. Долго во мне «аукался» этот «праздник». Особенно, когда садился на стул.

Море в Штормовом

Штормовое? Это небольшое местечко в Крыму, недалеко от Евпатории – конечная цель нашего, моего путешествия. Я, мои родители, дядя с тётей, и двоюродная сестра Галя проделали невероятный путь из г. Апостолово, что на Днепропетровщине, сюда, в Крым, в тесной неудобной «Нивушке» по пыльной дороге, жаре снаружи, духоте внутри салона машины…

Как только раскалённый автомобиль притормозил на краю базы отдыха, я, выдавив коленками дверцу багажника «Нивы» (тесноте салона я предпочёл сравнительно просторное багажное отделение), легко перепрыгнув через крепление прицепа, понесся к манящей прохладою и свежестью бездне синевы. Я нёсся по пляжу, размахивая так и не обутыми сандалиями, оставляя за собой облачко пыли, брызги белоснежного песка, и орал во всю свою четырнадцатилетнюю юношескую глотку: «Ур-ра, море… море!!!»

Толстые загорелые мужики-мажоры, стройные, прекрасные, полуобнаженные женщины, девушки стоящие, сидящие, лежащие по всему периметру пляжа, из-под зонтиков, навесов, шляпок, панамок испуганно-недоуменно-рассерженно по причине сильного шума, крика, поднятой пыли, оборачивались на меня, крикливого и суматошного, и провожали растерянными взглядами. Эффект от зрелища усиливался тем, что за мною следом летела моя сестра Галюня, которая в последние дни подражала мне буквально во всём. Успела ли она заметить очаровывающую синеву моря, широкой полосой разрезающую голубое безоблачное небо и ослепительную песочную белизну земли? Она летела вслед за мной, усмиряя рукой непокорный воздушный подол платья: «Стёпа, Стёпа, подожди меня!»

Юноша-мальчик и красивая с черной, как смоль, косой девушка-подросток неслись по запруженному людскими телами пляжу, внося сумятицу и переполох в это разомлевшее от жары, ленивое, полуподвижное царство млеющей праздности.

На ходу бросив сандалии, я влетел в освежающую солоноватую массу. Не нырнул, а прямо врезался со всего разбега в чернильную синеву – в панаме, футболке и шортах. Подводный мир ласково принял меня в свои объятья и накрыл с головой. Под водой, ощутив потрясающую эйфорию, я развел руки и ноги в стороны, будто бы не море меня поглотило, а я сам хотел невероятным образом впитать его в себя, выпить всё до дна. И уж было раскрыл рот… – я ведь привык к пресным водоёмам – кошмарная солёная горечь заполнила его полость. Поперхнувшись, инстинктивно выдохнул воздух из лёгких и, толкнув дно ногами, вынырнул на поверхность. Волны неспешно накатывали на меня одна за другой, раскачивая моё тело, как поплавок. Они то поднимали меня, то опускали так, что мои ноги касались дна. Я было пустился вплавь, но на поверхности из-за волн плавать было не очень удобно. Мне показалось менее утомительным преодолевать сопротивление моря нырками под волну.

Я заплыл уже далеко. Чайки кричали над моей головой, расправив свои ломаные углом крылья. Небо, чайки и синяя колышущаяся твердь: возможно, таким однажды увидел древний Ной лицо Земли, выглядывая из своего корабля-ковчега. Обернувшись лицом к берегу, среди множества копошащихся людей я с трудом отыскал фигурку моей сестрёнки, исчезающую из моего поля зрения и появляющуюся вновь, как только очередная волна возносила меня на свой гребень. «Трусиха» – она так и не решилась последовать за мной в воду! Приподняв подол платья, Галя одиноко прогуливалась по кромке воды. Почувствовав, что я смотрю на неё, она отчаянно замахала руками, призывая меня скорее на берег. Долго упрашивать себя я не заставил: море утомило меня и с непривычки от солености воды меня начало подташнивать. Обратный путь оказался быстрее и легче. В последний раз нырнув под воду, я был подхвачен настигающей волной и бережно поднесён к ногам моей сестрицы.

Подавая мне сандалии, Галя с укоризною, – как всегда нежною, доброю, – обиженно произнесла:

– Как тебе не стыдно: ты уплыл в море, оставив меня здесь совсем одну!

Мокрый и счастливый, улыбающийся, я приобнял сестру и прошептал ей на ушко:

– Ах, Галюня… ты меня просто не понимаешь сейчас!

Комар-обманщик

С комариками я давно общий язык нашёл. Помню, в детстве ходили с дедом на покос, сенокосили. Рано утром ещё ничего: жары нет, косить хорошо! Ближе к 10—11 часам солнце начинает припекать. Ну, и раздеваешься, конечно, по пояс, потому что невмоготу становится. Оборачиваешься на деда – даже жалко его становится: весь замотанный с ног до головы белыми тряпками, как мумия, одни очки с большими линзами из-под одежды выставляются. «Де-ед! – кричу ему. – Де-да! Разматывайся, упреешь ведь!» Он отчаянно мотает головой, косит дальше.

Ближе к полудню идём в тенёчек под березку обедать, потом отдыхать. Я налегке, голый по пояс, без головного убора. Ветер освежает, ласково обнимает меня со всех сторон. Иду, мне весело и легко, устал, но усталость радостная такая! Дед сзади еле плетётся, пыхтит тяжело в тряпки свои. Садится под берёзку в тенёчке, начинает разматываться. Комарьё и паутьё и здесь от него не отстаёт. На деда смотреть и жалко, и смешно: замотанный, как Абдулла, в надежде спастись от насекомых, он разматывает свою «чалму», которая, несмотря на предосторожности, вся в кровяных точках. Его лицо краснющее-прекраснющее уже заметно опухло от укусов. Дед сквозь очки рассматривает размотанное бельё и удивляется: «Ты посмотри, даже через тряпицу прокусили! Хоть перед смертушкой крови дедовой вдоволь вкусили… Эй-эх!» – шлёпает по шее, размазывая ещё одного кровопийцу. «Вкусный что ли я? Погляди, меня всего облепили, а к тебе, Стёпик, хоть бы один подлетел!» – он видит, что мне весело, и, я смеюсь, глядя на его опухшее лицо, начинает улыбаться сам.

Пообедали. Деду надо отдохнуть, поспать час-два. К вечеру жара спадёт, станет прохладнее. Дед намазывается «Комарином», накидывает на себя тряпки: «И ты бы, Стёпик, отдохнул!» Ага, отдохнёшь! Пока отдыхает дед, его всего искусают, он опухнет, глаза не разлепит потом. Бабушка опять ругаться будет на него! Дед улёгся, засопел. Я нарвал веник из берёзовых веток, обмахиваю от комаров дедушку.

Комарьё-ворьё как будто со всего покоса к нам слетелось, они пищат да лезут на деда, берут количеством. «Вы чего, говорю, одурелые, на дедушку моего набросились, уже всего искусали?! Меня почему не кусаете?» Комары пищат-говорят: «Твоя кровь невкусная, примесь в ней украинская есть – она для нас как отрава. На Украине комаров нету, не приспособлены мы к твоей крови, за версту комариную её чуем и шарахаемся. А вот у дедушки твоего кровушка чисто русская, не разбавленная. Она для нас, кровососов, как парное молочко будет! Вот мы и кусаем твоего деда, а тебя не трогаем!»

Вижу, не справляется мой берёзовый веничек с их оголтелой оравой. Дедушка сквозь сон постанывает, когда в очередной раз какой-нибудь комар-гусар впивается в его кожу. Думаю: надо что-то сделать, дедушку выручать. Со злости хватаю прямо на лету самого наглого гусарчика в ладошку, попримял его немного. Разжал пальцы, смотрю, контузило малость комарика-то: свалился на бочок, лапками задрыгал.

«Ну, говорю, Комар Комарыч, молись скорее своему богу комариному, смертушка твоя настаёт!»

Возопил тут комарик некомариным писком: «О великий и непобедимый Блейд! (Это из фильма про вампиров. Фильм так и называется «Блейд» – он воевал против вампиров и побеждал их). «О великий и непобедимый Блейд! Не казни меня, пощади! За жизнь свою я раскрою тебе наш комариный секрет, как с нами бороться!» – О великий непобедимый Блейд, прошу тебя, пощади! Дома у меня в комарином логове осталась красавица-комариха и совсем маленькие комарики. Если ты меня сейчас раздавишь, кто будет добывать им пищу? Они погибнут! – в истерике пищал уже бывший гусар Комар Комарыч.

– Если твои комарихи со своими комариками питаются кровью моего дедушки, то если они умрут с голоду, мне нет до этого никакого дела. – Стёпик ткнул соломинкой в раздувшееся красное пузо комара так, что на хоботке вампира-пискуна выступила капелька крови.

– Ой-ей-ей! – заверещал комар, обливаясь холодным потом. – не делай этого, пожалуйста! Если тебе не жалко оставить вдовой мою прекрасную комариху и осиротить моих детёнышей, то, как пишет Наполеон Хилл в своей книге «Думай и богатей!»: «Я раскрою тебе СЕКРЕТ!» – последние слова комар как-то таинственно-зловеще прошипел.

Стёпик несколько секунд тупо с недоумением смотрел на комара, а затем вдруг загоготал во всё горло:

– Прикольно, я и не знал, что комары умеют шипеть! А ну, давай ещё, ать-ать-ать! – Стёпик принялся снова тыкать соломинкой в комариное брюхо.

– Ой, что ты делаешь? Щекотно!.. Хи-хи-хи! Не могу больше, перестань! – Комар Комарыч извивался на ладошке у мальчика, уморительно дрыгал ножками. – Перестань, говорю, а то ты меня заморишь, и я не успею тебе рассказать секрет!

Стёпик вспомнил о мучающемся дедушке и о том, что он вот-вот может превратиться в большого комара-кровососуна. «Да, как-то не по сценарию мы с комариком тут забавляемся», – подумал Стёпик. – «А что если дедушка действительно превратится в кровососуна? Где мы тогда с бабушкой достанем столько крови? Придётся каждый день водить дедушку к колхозному стаду коров… А лучше мы бы по ночам лазили с дедом к Гришке-драчуну в хлев. Дедушка бы выпил у егошней коровки всю кровь, и она перестала бы давать молока. Гришка станет дохленьким без молока, и я бы его победил!» – замечтался мальчик.

– Нет, деда надо спасать! Как-то сложно всё получается, – Стёпик насупил брови и угрожающе поднёс к комару указательный палец. – Ну, говори, а то…

– Постой, постой, Гулливер, мы так и ни о чём не договорились. Ты обещаешь, что отпустишь меня к семье невредимым? Обещаешь?!

– Да. Говори свой секрет. – Стёпик придвинул ближе к комару своё ухо…

– Единственное, чего боятся все кровососущие на земле, – таинственно шептал Комар Комарыч. – Это Большую Жабу-Кваку. Даже всемогущий комариный король Писк XIV-ый, господин несметных комариных полчищ, побаивается её.

– Кто это Большая Жаба-Квака?

– О! Это царица всех земноводных. Она управляет всем! Все жабы, лягушки и даже тритоны признают её своей непререкаемой повелительницей. Её могучий «квак!» – абсолютный закон. Комариный король Писк XIV люто ненавидит Большую Жабу-Кваку, потому что все земноводные во множестве уничтожают насекомых, особенно редеют комариные полчища!

– Почему же тогда насекомые не объявят войну земноводным? Насекомых на земле столько много!

– Насекомые не могут объединиться – и в этом вся причина… Король Писк XIV считает, что кровососущие – особая каста в среде насекомых. Не только кровососущие, но и все насекомые должны поклониться ему и признать его единственным Королём королей насекомых!

– Круто берёт ваш король.

– Да, гордыни ему не занимать, и из-за этого страдают мои собратья…