Рыцарь, красавица, чудовище, шут. Съешь сердце – получишь любовь

– Я правильно понимаю, доктор Гаштольд в курсе всех деталей расследования, и мы можем обсуждать при нем дело Сердцееда открыто?

– Да, – ответил Уилл в кружку.

– Я провел весь вечер в гуще событий, но среди гостей я не увидел никого, кто бы подходил под портрет. Нарциссы, садисты и даже перверты – были, но качка с булимией среди них не было.

Он посмотрел на Лукаса Гаштольда с приглашением к комментарию, тот склонил голову чуть набок, будто в раздумьях: говорить или нет то, что на уме.

– Я тоже склонен считать, что среди вчерашних гостей нет Сердцееда, – отозвался он. – По крайней мере по тому описанию, которым располагает следствие.

Уилл смотрел в сторону и кусал губы.

– Я не могу поставить на место одну деталь, – начал он. – Он убивает из ненависти к женщинам, обеспеченным и привлекательным; он полон ярости, которую можно заглушить только поеданием их внутренностей, изнывает от беспокойства, которое уходит только от ощущения наполненности; он силен физически и упивается своей властью над жертвой. Он делает шоу не для тех, кто увидит труп, он накрывает стол для трапезы, но не ждет семью – которая его отвергла… Он ждет друга – и при этом ест сам.

Аллекс прищурился.

– Друга?

– Да. Того, кто придет на ужин. Как если бы их было двое – один готовит, второй ест.

– Но друг не приходит, и он начинает без него?

Уилл задумался.

– Нет. Не пойму. Друг приходит – и сжирает угощение, жадно, грубо, с нетерпением вскрывает подарок, рвет обертку… А тот, кто готовил, осторожен, спокоен, не оставляет следов.

Доктор Гаштольд заговорил, когда Уилл и Аллекс посмотрели на него.

– Диссоциативное расстройство идентичности достаточно редкое заболевание, – изрек он. – Чаще это, все же, лишь совокупность психологических защит, вытеснение, частичная амнезия, состояние экзальтации. Если внутри убийцы живут две личности, найти его будет сложнее – он может скрываться под любой личиной, особенно если тот, кто делает грязную работу, чтобы ублажить другого, отдает себе отчет в действиях и не допускает ошибок.

Его рука в теплой, влажной полости грудной клетки, кровь стекает между пальцев, щекочет кожу, сердце словно еще пульсирует в ладонях, губы касаются гладкой, скользкой, солоноватой, маняще пахнущей плоти. Язык ощущает рельеф мелких борозд, упругую мышечную ткань, зубы надавливают, впиваются в нее, чувствуя сопротивление, на короткий миг рот обволакивает слюной вперемешку с непрожеванным куском брызжущего соком мяса. Оно наполняет глотку, проскальзывает вниз, дыхание перехватывает, звон в ушах нарастает, на грудь по подбородку и шее стекают алые ручейки, живот пульсирует от смутной, фантомной боли…

Уилл резко выдохнул, тряхнул головой. Руки его упирались по обе стороны от тарелки, спина покрылась испариной под клетчатой рубашкой и пуловером, ноги непроизвольно дернулись под столом.

Еще мгновение – и он бы возбудился, кровь отхлынула и вновь прилила к лицу, волосы на руках встали дыбом. Их двое… в одном.

– Он кормит его, – тихо произнес Уилл, Аллекс таращился на агента Гатти с благоговейным ужасом. – Он хочет с ним подружиться.

– Зачем ему дружить с тем, кто жрет людей?

Серрет бил не в бровь, а в глаз… Действительно, зачем?

Уилл не знал ответа, потому и мучился всю ночь накануне, не мог разгадать головоломку. Друг, которого он боится, друг, которого он боготворил – и не хочет отпускать… Или хочет привязать к себе.

– Как он выглядит, Уилл? – спросил доктор Гаштольд.

Он плохо представлял себе его внешность, лицо было как в тумане – даже если он воображал, что смотрит в зеркало. Он не знает, кто он… Или знает – и бежит от себя.

Уилл засопел, пот выступил на лбу, каштановые локоны потемнели и прилипли к лицу.

– У него дисморфофобия. Он думает, что он чудовище, – не сразу ответил специальный агент Гатти. – Он…

– Демон! – ахнул Аллекс, по-прежнему не сводя глаз с Уилла. – Он думает, что он демон! Он кормит демона!

Тот не разделял энтузиазма и радости юноши, он был угрюм и огорчен. Человек, идущий на зверские убийства, методично продумывающий каждый свой шаг, чтобы угодить чудовищу внутри него, был ему неприятен… Однако боль и отчаяние, с которыми Сердцеед трепетно готовил обед для «друга», пробирали до костей – преступник был болен, его разум извратил логику, вписав в картину мира оправданную жестокость и необходимость в принесении жертвы, задыхаясь в одиночестве.

– Во многих культах есть традиции принесения даров демону, в том числе, и для установления связи с ним, слияния с ним – и для этого есть инструменты условной диссоциации. Надень маску зверя – стань зверем, нарисуй на камне глаза – сделай его живым, убей врага – забери его душу. Съешь сердце – получишь храбрость, съешь сердце – получишь любовь… Среди моих пациентов – и вчерашних гостей вечера – нет тех, кто бы был готов идти на подобные меры – даже если бы на словах перспектива отдаться демону прельщала их.

Личность убийцы казалась фантастической и парадоксальной. Качок-дисморфофоб с оральной фиксацией, держащий обиду на женщин элитного квартала Балтимора, желающий дружить с демоном внутри него… Демон неаккуратен и несдержан, сам преступник расчетлив и спокоен. Всех жертв объединяло привилегированное положение, у всех четверых был определенный фенотип крашеных светловолосых блогеров-домохозяек – слишком распространенный, чтобы понимать специфику выборки.

Наказание бессердечной привлекательной женщины было метафорой, Сердцеед мог быть отвергнутым поклонником или завистником. Записи доктора Гаштольда могли пригодиться лишь ради справки, в первых трех преступлениях убийца обошелся и без них.

– Мы все время искали среди тех, кто обитает в этом районе, – молвил Уилл. – Среди знакомых жертв, среди знакомых доктора Гаштольда. Но что, если это мог быть кто угодно – и он выбирал их случайно?

Специальный агент Гатти утверждал, что Сердцеед соблюдал семейную традицию собираться за обеденным столом как правило этикета – до тех пор, пока не залезал на стол с ногами и не начинал кромсать жертву. Они единогласно решили, что преступник – представитель обеспеченного сословия, сосед ничего не подозревающих бизнесменов, артистов, успешных стоматологов и психиатров…

Он проникал в двери, используя копию ключа, отключал сигнализацию кодом, носил дорогую обувь – судя по следам отпечатков крови на месте преступления, – но был небрежен в экстазе, когда жертва была уже мертва – от удушения – и водружена на стол. Его никто не видел ни до, ни после – словно он был невидимкой, призраком.

Все жертвы вели одинаковый образ жизни – с йогой по утрам, поздним завтраком, процедурами красоты и зрелищными мероприятиями, прогулкой с детьми и семейным ужином – с обязательной демонстрацией своих кулинарных талантов в соцсетях.

Жертвы были знакомы между собой – если верить их соцсетям, в которых они взаимно ставили отметки под публикациями, – но это не означало дружбу или даже приятельство…

Но по ним можно выстроить хронологию, понять больше об их ежедневной рутине, чем сказали о жертвах их мужья.

– Я еще раз сопоставлю их соцсети, ходили ли они на одни вечеринки или выставки, – сказал Аллекс. – Если между ними не будет ничего общего, мы начнем искать среди курьеров и клинингового сервиса, и так, пока не увидим закономерность.

Уилл уже не был так самонадеян. Этот Сердцеед как будто самозванец…

Его по-прежнему мутило, он передернул плечами.

– Ему неуютно в своей шкуре, – произнес специальный агент Гатти, – и потому он хочет воплотиться в кого-то другого.

– Я помогу найти то, во что он хочет воплотиться, – заявил доктор Гаштольд, глядя на Уилла Гатти, дожидаясь, пока тот посмотрит на него в ответ. – Мифический ли это персонаж или выдуманный им самим – он определяет действия и мотивы.

6. Лесная куница

    [Соединенные Штаты Америки, Балтимор, Резервуар-Хилл]

Осеннее солнце в зените наблюдало за Балтимором, небо было ясным и синим, Аллекс решил прогуляться вдоль особняков, выстроенных в ряд на уютной улице, засаженной дубами в рамках городской программы озеленения. Четыре жертвы ходили теми же дорожками, небрежно парковали автомобили вдоль узкого тротуара, щурились от яркого полуденного света, пакетиком собирали с газонов какашки своих крошечных собак… Рядом с их домом – уютные кафе и ресторанчики, лавки фермерских продуктов и барбершопы, даже психиатр живет в двух минутах ходьбы!

«Нет, все же, пациенты доктора Гаштольда тут ни при чем, – размышлял Аллекс, поправляя на плече лямку рюкзака со сменной одеждой официанта. – Уилл сказал, Сердцеед в ярости, в отчаянии, которая копилась годами…»

Чуть позже он отправится в офис, к оставленному там рабочему компьютеру, чтобы собрать сведения об обыкновенном дне местной домохозяйки. Смартфона у Аллекса не было, он разбил последний около месяца назад – когда устройство неудачно столкнулось с кулаком задерживаемого преступника. Предыдущие он ронял при активном движении, падениях, или экран просто в один прекрасный день трескался… Кнопочный телефон был надежнее, он умел звонить и отправлять текстовые сообщения, им при желании можно было забивать гвозди или в кого-нибудь кинуть. Единственным минусом было отсутствие камеры – чтобы фиксировать улики на месте.

Длинный черный, с полированными боками автомобиль, притормозил у тротуара на противоположной стороне улицы, солнечные блики отразились от тонированных стекол. Типичная ситуация буднего дня, водитель люксового электромобиля – с претензией на заботу об экологии – выходит из салона, обходит капот, отворяет заднюю дверь… Золотые волосы пассажира, ловко выскользнувшего наружу, Аллекс заметил сразу, боковым зрением, и только мгновение спустя осознал промелькнувшую в уме ассоциацию.

Вильгельмина Густавссон кивнула водителю, дала знак ожидать в машине, прямая спина в пальто цвета грозового неба, надетого поверх бежевой толстовки с капюшоном, направлялась к крыльцу продуктового супермаркета.

Ноги сами потянули агента Серрета вслед за ней, он уже переходил дорогу, когда осознал, что причину – о пользе следствию – он начинает выдумывать искусственно.