Рассказчик из Уайтчепела

Психиатры зовут это механизмами защиты, делюзиями, когнитивными искажениями и прочими проявлениями патологий мышления – операций сознания. В бессознательное психиатры по-прежнему глядят через призму сознания – когда измеряют время временем здравого смысла, дают вещам в аморфном сгустке образов названия и пытаются вытащить их на поверхность, придавая форму.

Лишь философы не видят разницы между мудростью и безумием – потому что в их квантовом мире есть чашки, одеяла и множества вариантов их разной целостности – потому что для бессознательного нет понятия времени, и все уже произошло.

4. Лапаротомия

Ко второй половине дня доска уже пополнилась материалами нового дела по убийству, детективы сидели на телефонах и собирали информацию в привычной рутине. Камера на перекрестке, рядом с которым располагалось здание места преступления, выхватила фигуру, заходившую в дом в нужный временной интервал – и команда уже склонилась над экраном Дарио, разглядывая видео.

Кепка, солнечные очки, растительность на лице, длинные темные волосы, объемный силуэт в толстовке, походка вразвалочку…

– Маскировка? – спросил Уилсон.

– Если волосы будут длинные только на крыльце, то да, – не сразу ответил Марс.

– А походка? По движениям и орудию и следам.

– Док, характер действий и последовательность предоставят в отчете, можете сходить с Пеше за ним к Кэролайн.

У Уилсона не выходила из головы демонстративность сцены убийства, преступник не мог не знать о камере на перекрестке, о вероятности попасть в объектив.

Потом убийца сел в кэб – и уехал в южном направлении, пересекая границу Лондонского Сити так, что потребовалось запрашивать у их администрации записи и ждать.

– Что у нас по мотиву? – продолжал Клеман. – Жертва – алкоголик Питер Гривсон. Знакомые, враги?

– Дочь, с которой он давно не общался, не в Лондоне, а бывшая жена умерла несколько лет назад. Друзей нет.

– А приятели, с кем пил?

– Пока не найдены, – вздохнул Дарио. – Соседи жаловались на вонь из квартиры и громкие звуки от телевизора ночью – но никто не выглядел достаточно возмущенным, чтобы…

Он умолк и обернулся на фотографии на доске, завершая реплику красноречивым взглядом.

– Лохматого распечатать и распространить, – скомандовал Марс, Ханна кивнула. – Дочь найти. Квартира принадлежит кому?

– Убитому.

– Дочь найду, – отозвался Бен.

– Отлично, – резюмировал Клеман, чтобы разогнать толпу позади Дарио. – Продолжаем работу. Дарио, морг.

Дарио мгновенно отреагировал, тут же встал с места.

– Доктор Уилсон?

Уилсон кивнул и пошел следом, свои соображения он оставлял при себе – до тех пор, пока они не прошли достаточное расстояние и уже не оказались на цокольном этаже.

– Если поводом был бы телевизор, преступник указал бы кишками на телевизор. Если бы было из-за личного мотива, что-то бы указало на личность жертвы. Любое действие – коммуникация.

Уилсон предположил, что с Дарио Пеше можно поделиться – и он даст обратную связь или хотя бы примет соображения к сведению не предвзято.

– Это очень непонятное преступление. У нас, конечно, и раньше такие были… Вы, возможно, слышали про шумную историю с подражателем Джеку-потрошителю…

Дарио замолк, спохватившись, удивившись, как легко лезет наружу мысль.

– Вот именно, непонятное. Непонятное, потому что не сходится. Не сходится, потому что на паттерны не похоже. Хотя сочетает набор клише.

Уилсону нужен был собеседник, чтобы расставить все по полкам, а Дарио он счел адекватным собеседником.

«Я играю в детектива, – мысленно посмеялся он над собой. – Ну прекрасно».

– Каких клише? – выглянул из помещения мертвецкой Харт.

Дарио моргнул.

– Извините, хороший слух – я услышал, как вы подходите, – пожал Харт плечами. – Какие клише вы заметили, доктор Уилсон? Нам бы не помешало утешение, потому что мы с доктором Ллевелин ни черта не понимаем.

Дарио задержал на Харте взгляд, почувствовав противоречие – однако объяснил любопытство судмедэксперта тем, что тот еще устраивается на новом месте и попросту проявляет интерес ко всему, что касается работы в участке.

– Я сужу по тому, как это воспринимается наблюдателем, и по статистике насильственных преступлений, которые производят, – Уилсон сделал акцент голосом, – впечатление. Распоротая брюшная полость и кишки наружу, как натюрморт, снотворное с заметной невооруженным глазом инъекцией – если первичное предположение про снотворное на месте преступления было верно.

Дарио терпеливо молчал, Харт слушал внимательно.

– И закономерность того, что жертву обнаружили сразу, – подытожил Уилсон. – Конечно же это мои предварительные выводы.

Ни про лохматого, ни про остальное, он решил больше не говорить. Ответ психиатра Харта удовлетворил.

– Про снотворное все верно, диазепам, – кивнул он. – Проходите. Доктор Ллевелин, – обернулся он в проходе, – пришли.

Вскоре они втроем уже окружили тело, доктор Ллевелин пересказывала основные пункты отчета.

– Причина смерти – обильное кровотечение. Инъекция десяти миллиграммов диазепама, игла одноразовая, диаметром ноль четыре миллиметра, внутривенно. Для разреза был использован хирургический скальпель. Судя по отсутствию следов сопротивления и равномерно распределенным жидкостям, жертва даже не успела встать с кровати.

– Он был пьян?

– Да, – отозвался Харт, опережая доктора Ллевелин. – В крови более пяти промилле этанола. Инъекция была совершена до наступления смерти, судя по характеру кровоизлияния на месте входа иглы.

Смертельно опасная доза алкоголя, снотворное… Уилсон обратился к Дарио.

– Десять миллиграммов диазепама это много или мало?

– Это максимальная доза.

– Он бы умер и без разреза, – усмехнулся Уилсон.

– Вертикальный разрез был сделан правой рукой, – продолжал Харт. – Тотальная срединная лапаротомия – по всей длине брюшной полости от мечевидного отростка до лонного сочленения.

– Хирургическое образование, – нахмурился Дарио.

«Поэтому не брезгливый, – мысленно заключил психиатр. – Что у человека внутри по мнению медика. Проза жизни по мнению медика…»