Осенняя поездка в прошлое

Слушали: Дело Ивана Петровича Д.

Овиняется: «Являясь активным эсером, офицером, среди заключённых вел контрагитацию, направленную на дискредитацию партии, мероприятий партии, сочувственно относился к контрреволюционной троцкисто-зиновьевской банде, распространял контрреволюционные пораженческие слухи. Будучи водворен в СИЗО, взял под своё влияние рецидив камеры, с которым учинил массовые беспорядки, оказав сопротивление администрации СИЗО, отказавшись выйти из изолятора на колонну».

Постановили: Ивана Петровича – расстрелять.

Обвинение один к одному из справки, такой и приговор.

Шедвид начал, Солонович закончил.

Через три дня приговор тройки, а вернее пятёрки «рабиновичей» был приведён в исполнение.

Так оборвалась жизнь Ивана Петровича: русского человека, хорошего учителя, боевого офицера, заботливого отца.

Постановлением Амурской облпрокуратуры в 1990г Иван Петрович был реабилитирован.

И несколько слов от внука.

Носителями зла и участниками преступлений против личности всегда являются конкретные люди и лишь когда всё руководство страны враждебно большинству населения, преступным является сам политический строй, олицетворяемый этим руководством.

Преступен ли царь Петр 1, задумавший сделать в интересах дворян и богатых сословий тогдашнюю Россию страной на европейский манер, и погубивший ради своей прихоти треть населения? Нет, все считают Петра 1 великим реформатором, хотя в полном смысле империей Россия стала через 70 лет при Екатерине Второй, при этом рабочие и крестьяне были низведены до уровня скота. Затем стараниями нескольких поколений Романовых, Россия к началу 20 века снова опустилась до уровня рядовой страны, что и подтвердила Первая Мировая война. В Феврале 1917 года царская Россия рухнула и дорвавшиеся до власти тогдашние «демократы» довели страну за полгода до полного развала.

Большевики, приняв страну в развале и сломив ожесточённое сопротивление внутренних и внешних врагов, за 70 лет, потом и кровью, снова превратили Россию в Империю, но уже в интересах большинства населения, организовав победу над немецким фашизмом и создав все предпосылки для подъёма жизни всего населения до уровня так называемых европейских стран. По уровню жизни в 1980г, по данным ООН, СССР был уже во втором десятке стран мира (сейчас где-то в седьмом десятке), а население страны увеличилось с 1912 г по 1980г со 160 млн. человек (включая Польшу и Финляндию, которые тогда входили в царскую Россию) до 260 млн. человек – это учитывая две мировые войны, гражданскую войну и все «зверства» большевиков. А в «демократической» России народ, в основном русские, вымирает со скоростью 1 млн. человек в год.

Но в 30-е годы, естественное право народной власти на защиту от внешнего и внутреннего врага, истинные враги страны и «рабиновичи» в органах безопасности подменили поиском и уничтожением лучших и образованных людей, лояльных к существующей власти. Тем самым, настоящие враги страны и народа были уведены от ответственности, за редким исключением, и сохранены, что позволило им и их последышам взять реванш в конце 20 века, развалить страну и отбросить её на 100 и более лет назад в своём развитии.

Под эту мнимую борьбу с врагами и попал Иван Петрович, а кто и как исполнял репрессии показано выше. Этот механизм и исполнителей репрессий, показал Солженицын в своей книге «Архипелаг Гулаг», но его выводы о роли «рабиновичей» в репрессиях замалчиваются, а личная неприязнь Солженицына к Советской власти перевела его в стан врагов и разрушителей страны, так называемых «демократов», однако, сейчас и он не нужен и выброшен, как изношенная вещь.

Ф.М.. Достоевский в одном из своих романов сказал словами героя: «Россию погубят не социалисты, Россию погубят проклятые либералы». Так и случилось.

И о масштабах репрессий. Помнится, в 91-92гг захватив власть, «демократы» кинулись в архивы КГБ, чтобы раскрыть все «зверства». Оказалось, что за 1924-1953гг (30 лет) было расстреляно около 900 тысяч человек, включая и уголовников, что совсем не укладывалось в безумные «десятки миллионов жертв» и эта цифра с тех пор тщательно замалчивается. Всего за эти годы через лагеря прошли 12,5млн. человек.

Конечно, репрессировано в те годы было значительно больше, в том числе и умершие в заключении, лагерях и ссылках, но всё равно цифры на порядок меньше периодически озвучиваемых «демократами». Ныне в год в России гибнет около 200 тысяч человек от убийств, алкоголя, наркотиков и в автокатастрофах, так это что: репрессии или терроризм? Характерно, что Иван Петрович был обвинён и в сочувствии терроризму, жупел которого успешно используется новыми властями России и в настоящее время, фактически для сведения счётов и лишения права на сопротивление геноциду для русского населения страны.

И о преследовании членов семей «врагов народа» на примере семьи Ивана Петровича.

Дети Ивана Петровича все получили среднее образование, дочь Августа – высшее, дочь Лидия тоже училась в институте, но помешала война. Жена «врага народа» Анна Антоновна получила звание народного учителя начальных классов и проработала до пенсии учителем.

Внуки Ивана Петровича почти все получили бесплатное высшее образование, так как бывшая дворянская привилегия стала доступна всем, было бы желание учиться, да некоторые способности. Никто не испытывал ни в обучении ни, впоследствии, на работе никаких ущемлений в правах. Жили, конечно, скромно, впрочем, как и большинство в то время, но достойно и с перспективами для себя и детей, опираясь на результаты своего труда.

К сожалению, настоящие враги народа и их потомки, которым удалось уцелеть направив репрессии на невиновных, разрушили страну и повернули её развитие вспять. Как говорит восточная поговорка «Если караван поворачивает обратно, во главе оказывается хромой верблюд". И когда смотришь на этих «хромых верблюдов», находящихся во главе страны уже около 20 лет – хромых умственно и морально, то видишь, что это потомки и последователи «шедвидов», «солоновичей» и других, сгубивших Ивана Петровича, продолжают своё чёрное дело – другими методами и в других условиях. При неизменной цели: достижения личного благополучия и денег – денег любой ценой, и за счёт других, не гнушаясь предательства, насилия, обмана – вплоть до уничтожения и самой страны, а вернее того, что от неё осталось.

XXV

Наконец, вернулся брат с семьёй и лопатой. Быстро и кое-как, они по очереди порубили уже засохшие стебли крапивы и лопухов на могилах и между ними, подрезали лопатой траву, которая продолжала ещё зеленеть, и руками вынесли этот мусор в кучу, которая находилась здесь же, неподалеку. Брат сказал, что завтра сюда придёт его знакомый и наведет порядок.

По-хорошему, надо было бы самим навести основательный порядок на всём семейном захоронении, но тогда пришлось бы потратить на эту работу весь день – брат уже торопился в обратную дорогу, а в одиночку Ивану Петровичу вряд ли справиться и за целый день, из тех двух, которые он собирался провести на своей родине.

Чуть прибравшись, они съездили в ритуальный магазин за искусственными цветами, и вернувшись, положили на каждый холмик по два цветочка – всего получилось 16 цветов. Это только для тех, чьи имена сохранились на крестах и памятниках, а рядом лежали и безымянные родственники – одних сестер его прабабушки здесь было трое. Были и ещё, а кто, неизвестно: ни Ивану Петровичу с братом и никому уже на всём белом свете. Люди ушли не оставив после себя ничего: ни потомства, ни памяти дальних и близких родственников и современников, а прошло всего-то 70-80 лет с окончания их жизни. Коротка человеческая жизнь, а людская память ещё короче.

Присев на скамейку, для минутного прощания с известными и неизвестными сородичами, они медленно встали и, не оборачиваясь, ушли с городского погоста через одиноко стоящие ворота. Да именно так – ворота были, а самого забора не было, но все посетители, как заметил Иван Петрович, старались пройти только через ворота, которые были открыты постоянно и, по-видимому, не закрывались никогда. Да и зачем их закрывать, если постояльцев приносят ежедневно, забора нет и воровать памятники ещё не стали: хотя нет, железные памятники и оградки алкаши уже тянут с кладбища и сдают в метеллолом , а выручку пропивают.

Это как же надо довести живых людей, чтобы они стали раззорять могилы мертвых, унося железные обелиски и оградки, а эффективные предприниматели – перекупщики принимают эти ритуальные принадлежности как металлолом, не обращая внимания на их происхождение.

Иван Петрович вспомнил, как лет пять назад они приехали с братом сюда весной, сразу после пасхи на родительский день. Городок, казалось, полностью обезлюдел: неясно было, куда все подевались.

Только подъезжая к кладбищу, они услышали гул толпы и увидели, что приют мертвых полностью заполнился живыми: казалось, что весь город был здесь. День был погожий и люди семьями грудились возле своих семейных погребений: здесь же ели – пили, и говорили – как будто на торжественном семейном юбилее.

Выпивая, одни наливались хмельной злобой, а другие – такой же хмельной радостью. Злобные – тут же находили повод для ссоры с соседями и кое-где вспыхивали короткие драки: прямо на могилах. Весёлые – пели песни и танцевали тоже тут. Упившиеся – спали прямо на могилах, положив головы на бугорок своего родственника. Так, день памяти ушедших, превратился в праздник для ещё живущих

Когда они с братом проходили к могилам родных, их иногда узнавали и приглашали отметить встречу хмельным вином, а чаще самогоном. Отнекиваясь от предложений, они прошли к своим, убрали, как и сейчас, мусор и прошлогоднюю траву и поспешили уйти, однако до позднего вечера с кладбища доносились шум, крики и песни – люди отмечали, как праздник, день памяти своих умерших родственников.

Выйдя из ворот, они сели в машину, и брат довёз Ивана Петровича до его знакомых, у которых он всегда останавливался в свои прошлые приезды. Там и расстались: брат с семьёй отправился в обратный путь, а Иван Петрович остался в гостях. В этот день он уже никуда не пошел, и вечер провел с хозяевами в воспоминаниях об общих знакомых: как живых, так и уже убравшихся на погост.

На следующий день, погожим и прохладным утром, Иван Петрович вышел из дома гостеприимных хозяев, чтобы пройтись по улочкам родного городка, посетить памятные места детства и юности, может встретить прежних знакомых – в общем, совершить всё то, зачем он и приехал сюда.

Вначале он пошел к дому своего детства – благо идти было всего два квартала сельских домиков.

Вот и дом его детства. Он стоит, как и прежде, на углу двух улочек и за прошедшие годы не покосился и не врос землю – как соседние дома. Новые хозяева подвели под дом новый фундамент из бетона, взамен деревяных столбов, и заменили нижние венцы сгнивших в земле брёвен, заодно и оштукатурив стены дома, чтобы лучше держалось тепло зимой. В остальном дом не изменился: та же крыша листового железа, покрашенная суриком, те же деревяные ставни с резным узором и даже столбы ворот остались прежние.

Не стало только старых дворовых построек: сара и амбарчика – вместо них во дворе стоит рубленая баня и навес для дров.

Иван Петрович сел на лавочку у дома напротив, пристально вглядываясь в дом своего детства. В этом доме было две комнаты и кухня, половину которой занимала русская печь с лежанкой. По тогдашним меркам дом был большой, хотя сейчас и издали он казался совсем маленьким. Городскому жителю после многоэтажных домов все сельские дома кажутся маленькими и тесными, но это обман зрения: внутри таких домов достаточно места для всех – так ему казалось в детстве. В этом доме и начиналась его жизнь.

XXVI

Он был рожден матерью – Лидией Ивановной и неизвестным ему до 16-ти летнего возраста, отцом – Геворским Владимиром. Рожден он был вне брака и с родителями никогда вместе не жил, а всё детство жил с бабушкой и прабабушкой.

Мать потом вышла замуж за – другого, здесь же, в городке, и переехала к нему. Через год у них родился сын, а отец Ивана Петровича в том же году уехал в Таджикистан, где и умер от туберкулеза лёгких в возрасте 36-ти лет.

Ребёнком он был слабым, болезненным и бабушка потом говорила, что они думали, не выживет, но как-то всё обошлось.

В тот год закончилась Великая Отечественная Война победой Советского союза – так называлась тогда страна, над фашистской Германией. Страна была полуразрушена, жили бедно, а иногда и впроголодь, но был у людей какой-то энтузиазм от одержанной победы и вера в будущее, которое всем казалось лучшим и, несомненно, близким. По крайне мере, как он себя помнит, никто не сетовал на тяжелую жизнь, люди были уверены в себе, спокойны и доброжелательны.

Это оставшиеся в памяти впечатления раннего детства, а помнит Иван Петрович себя, и то отрывочно, лет с пяти или даже старше. До школы, а учиться он пошёл в восемь лет, помнится только несколько эпизодов. Так в доме бабушки, в большой комнате на низеньком детском стульчике сидит мужчина и он – маленький ребенок, бежит к нему. Наверное, это был его отец, а ему не больше полутора лет, потому что отец вскоре уехал и позже он его видеть не мог. А если был не отец, то почему именно это осталось в памяти?

Ещё помнится, как в детском саду он проснулся ночью: был карантин от кори и все дети ночевали в саду, гремела гроза, лил дождь и в открытую форточку влетел светящийся шар, размером с детский мячик. Он встал и начал ловить его, но это не удавалось, а потом шарик вылетел в другое окно и раздался грохот: то ли гром, то ли от этого шара. Потом, уже вспоминая этот случай, Иван Петрович понял, что это, наверное, была шаровая молния, а может быть ему и померещилось от болезни, но шар этот он ловил вместе с приятелем.

Дальше, лет в шесть, они втроем убежали из детсада на речку, купаться. Хоть там и было мелко, но его приятель попал в яму и стал тонуть, Иван Петрович – а тогда просто Ваня, схватился за приятеля и вместе с ним тоже пошел на дно и третий тоже, а плавать не умел никто. Каким-то образом, нащупав дно, им удалось выбраться, ну и конечно всем попало потом и в саду и дома.

Следующий отрывок в памяти – это Подмосковье, куда бабушка Анна Антоновна уехала погостить к дочери Августе и взяла Ваню с собой. Летний воскресный день, ему шесть лет и с двумя соседскими мальчишками они собрались за околицу посёлка в путешествие. Из дома выходят бабушка с внучками, тетей и дядей и говорят Ивану, что все идут на озеро, и он пойдет с ними. Несмотря на упрямство, пришлось идти.

Только пришли на озеро, а это в километре от дома, началась страшная гроза и они укрылись в какой-то заброшенной избушке. После грозы пришлось возвращаться домой. Смотрят, а все бегут за околицу – молнией убило двух мальчишек: как оказалось это были друзья Ивана. Их откачивали, засыпали землей, но ничего не помогло. Так он впервые увидел смерть.

Вот, пожалуй, и все воспоминания шестилетнего мальчика. И когда родные или знакомые начинают подробно рассказывать о каких-то событиях с ними в возрасте два-три года, Ивану Петровичу остается только удивляться их памяти.

А в шесть лет бабушка научила Ивана чтению. Она тогда работала учительницей начальных классов, и его обучение проходило само собой, во время вечерней проверки тетрадей её учеников. Как и школьникам, она давала Ивану какие-то задания, он их выполнял сидя рядом с ней, бабушка проверяла, объясняла, помогала и незаметно, к шести годам он научился бегло читать и коряво писать – всё-таки обучение не было систематическим.

Научившись читать, Иван тут же записался в городскую детскую библиотеку: покупать книги, прочитывать их и складывать в шкафы, тогда было не принято, да и не на что было эти книги покупать. Однако, кое-какие книги в доме были.