Двадцатое июля

– Нет. – голова затряслась сама собой.

– Почему?

– Фюрер жив. Смысла нет звонить.

– Без вашего звонка начнутся активные действия или нет? Отвечать!

– Нет. – полковник соврал. Путч в Берлине должен был состояться при любом раскладе. Это не обсуждалось. Это подразумевалось.

Гиммлер несколько успокоился.

Что ж, его план ещё может сработать. Фюрер останется жив – он вернётся в Берлин и арестует всех, причастных к покушению. Фюрер умрёт – он вылетит в столицу и устроит террор. Беспроигрышная комбинация. Впрочем, полковнику тоже верить нельзя. Нужно сделать звонок Шелленбергу. И Геббельсу. Пусть сообщит по радио, что фюрер жив.

Фельгибель устало опустил голову. Теперь он прекрасно понимал, что подписал себе смертный приговор. И признанием, и ложью. Единственное, на что он мог рассчитывать, так это на время. Оно, пока, работало на него.

Гиммлер пододвинул к нему телефон:

– Звоните в Берлин, и сообщите, что фюрер жив.

Фельгибель молча смотрел на аппарат.

– Быстрее, полковник. И побольше эмоций. План сорвался, ваши друзья должны это почувствовать. Карл!

На зов рейхсфюрера стремительным шагом вошёл полковник Хассель.

– Где доктор Керстен?

– С фюрером.

– Как его состояние?

– Кого? – Хассель недоумённо уставился на Гиммлера.

– Естественно фюрера! – что за день, сплошное недоразумение.

– Тяжёлое. Пока, как сказал господин доктор, без изменений.

Тем временем, Фельгибель набрал номер штаба резервных войск. Трубку на другом конце провода поднял генерал Ольбрехт. После секундной паузы, полковник произнёс:

– Господин генерал. У нас полный провал. Фюрер жив. Только ранен.

Рука Гиммлера опустилась на рычаг. Связь прервалась.

– Скупо. И без эмоций. Вы плохой артист, Фельгибель. С кем разговаривали?

– С генералом Ольбрехтом.

– Нечто подобное, я и предполагал. Хассель, отключите связь. Включать только с моего личного разрешения. На коммутаторе выставить пост охраны. Этого, – рейхсфюрер кивнул на Фельгибеля, – запереть в бункере, в комнате стенографистов. И глаз с него не спускать.

Ольбрехт опустил трубку на рычаг. В двух шагах от него офицеры, окружив стол, обсуждали планы дальнейших действий. Одни стояли на том, чтобы начать вооружённое восстание немедленно, не дожидаясь результатов покушения. Другие настаивали убедиться в смерти Гитлера.

Ольбрехт отвернулся в сторону, принялся нервно хлопать себя по карманам, в поисках портсигара. Фельгибель должен был позвонить только в случае смерти Гитлера. Данный звонок запланирован не был. А значит, догадался генерал, полковник находится под стражей, и его заставили сделать вызов. Теперь ожидание результатов взрыва бессмысленно. Они, те, кто держит Фельгибеля, знают о том, кто организовал покушение. И расправа неминуема.

Генерал вернулся к спорщикам, и оборвал их диалог:

– Мы начинаем выступление. Фюрер мёртв. Сообщите всем, кто с нами поддерживает связь, что операция «Валькирия» началась. Время на подготовку – шестьдесят минут. Штаб остаётся здесь. Всем быть на связи. В путь, господа.

– Генрих, в штаб резервных войск прибыл полковник Штауффенберг.

– Один?

– Нет. С обер – лейтенантом Хефтеном.

– Продолжай наблюдение. Хотя нет. Мейзингер, оставь людей, а сам возвращайся в управление. Ты мне нужен здесь.

– Что передать ребятам?

– Пусть готовятся к военным действиям. Сами на рожон не лезут. Только в случае необходимости.

Мейзингер тяжело дышал в трубку:

– Генрих, что происходит?

– Кто-то захотел сменить лошадку. Дальше пояснять?

– Нет, я всё понял.

– Жду.

Скорцени стремительным шагом прошёл мимо штаба своей части, и направился к плацу.

– Общий сбор объявлен?

– Да, господин штурмбаннфюрер. – ответил дежурный офицер.

– Все в сборе?

– Так точно.

– Что слышно из ставки?

– Фюрер жив, но в тяжёлом состоянии. Сообщил Кальтенбрунер. В центре города, в правительственном районе, вроде, появились танки. Есть сообщение, к Берлину идёт бронепоезд.

– Сообщение от кого?

Офицер вытянулся в струну:

– Не могу знать, господин штурмбаннфюрер.