Свет венца

– Студент? – Вопрос от Рикса, со спины.

– Да.

– Где обучаетесь? – Снова вопрос от Отто.

– П..политехнический институт, четвёртый курс. – Доронин обратил внимание на то, что юноша вёл себя спокойно и уравновешенно: руки не дрожали, не сжимались в кулаки, спокойно лежали на коленях. Голос не вибрировал. А заикание, судя по всему, от рождения. – Учился вместе с Леонидом К…Канегиссером.

– Причина, по которой явились к нам? – Вопрос от Бокия, справа. Голова студента тут же повернулась на голос.

– Хочу дать добровольные показания.

– Об чём? – Вопрос от Антипова, по центру. Заместитель Бокия сидел за столом, вёл протокол допроса.

– О Канегиссере.

– Только об нём? – Антипов макнул перо в чернильницу.

– Ну, как сказать…

Потёк. – Доронин мысленно отметил, как у студенты дрогнули колени.

– Изъясняйтесь конкретно. Для чего пришли в ЧК? – Вопрос от Бокия.

– Не захотел, чтобы вы провели меня через весь город, под конвоем.

Антипов капнул чернилами на лист, тихо выругался. Бокий только покачал головой: мол, пока пиши начерно, потом перепишешь.

– С чего вы решили, будто мы поведём вас через весь город? – В камере раздался глуховатый голос с характерным прибалтийским акцентом: Отто.

– Я… – Розенберг бросил взгляд на Отто, потом на Рикса, остановился на Антипове. – Я познакомился с Канегиссером год назад. Во время «Корниловского мятежа»[10 - Корни?ловский мятеж (Корниловщина) – неудачная попытка установления военной диктатуры, предпринятая Верховным главнокомандующим Русской Армией генералом от инфантерии Л. Г. Корниловым в августе (сентябре) 1917 года с целью ликвидации Временного правительства и восстановления в России «твёрдой власти».]. В то время я работал секретарём специальной комиссии «по ликвидации дела Корнилова». Леонид Иоакимович часто присутствовал на наших заседаниях. Простите, на заседаниях комиссии.

– В качестве кого присутствовал? – Вскинулся Рикс. – В качестве секретаря Керенского?

Опаньки, – брови Глеба Ивановича сошлись на переносице, – ай да Александр Юрьевич… Вот тебе и юридическая подготовка! Хорошо, что мальчишка начал волноваться, и не заметил такой оплошности. А то чтобы о нас подумал? Впрочем, какая оплошность – обыкновенная, отвратительная халатность.

– Нет. – Словно читая мысли Бокия, отозвался допрашиваемый. – Леонид Иоакимович присутствовал в качестве представителя юнкеров Михайловского училища. После мы долгое время не встречались. По весне дошли слухи, будто он бросил Михайловское, но мне как-то с трудом в то верилось. Однако, так оно и было. Он сам подтвердил. Мы с ним увиделись два месяца назад, в июле. Столкнулись совершенно случайно. Не поверите, на Невском. – Розенберг улыбнулся, впрочем, тут же вновь стал серьёзен. – Леонид был весь какой-то нервный, издёрганный. Возбуждённый. Помню, прошли к Неве, сели на ступеньки. Лёня всё время вёл себя странно: осматривался, будто боялся, что за ним следят. Говорил тихо, еле слышно. Впрочем, то, что он мне тогда сказал, действительно нельзя было озвучивать в голос.

– О чём говорил Канегиссер? – Выстрелил вопросом Бокий.

Резкий поворот головы студента.

– Д…Дословно, не помню.

– Перескажите то, что помните.

Студент прокашлялся, поправил на себе куртку.

– Говорил, Советской власти осталось жить всего ничего. Сказал, будто располагает точной информацией о том, что скоро союзники объединят свои силы с чехословаками, и тогда, когда власть Советов рухнет, нам, – Розенберг замер, поняв, что сболтнул что-то не то, – простите, но, это он так сказал, что, мол, нам нужно будет срочно создать государственный аппарат управления Россией, под руководством Комитета Учредительного собрания.

– Почему именно Учредительного собрания? – Вопрос задал Рикс.

Студент повёл плечами.

– Не знаю. Может, верил в него.

– Вам, лично, какой пост предложен? – Вопрос от Антипова попал в «яблочко», Бокий, по тому, как вздрогнул задержанный, отметил данный факт.

– Мне? Мне ничего.

– Врёте! – Не сдавался Антипов. – Испугались, что арестованный Канегиссер первым расскажет о том, что он вам предлагал. Именно потому и прибежали, с повинной. Станете отрицать? На полчаса прекратим допрос, побеседуем с вашим другом.

Плечи студента обрушились, обмякли.

– Мне было предложено стать комендантом одного из Петроградских районов, по собственному усмотрению.

– Согласились? – Продолжал «давить» Антипов.

– Нет, что вы! – Молодой человек резко затряс головой.

– И, тем не менее, его выслушали?

– Да там ничего толком-то и не было предложено. – Голос подследственного взлетел под потолок. – Сказал, мол, давай, и всё. А что всё? Что всё? Я его спрашиваю, а он молчок. Мол, пока сиди и жди. Думай. Надумаешь, дадим денег, немного, но, выживешь.

– И вы дали согласие? – Ай да Антипов…

– Да нет же! – Розенберг вскочил на ноги. – Он спросил номер моего телефона. Записывать не стал, сказал, и так запомнит. Через несколько дней позвонил, назначил свидание на Рождественской улице. Номер дома не помню, потому, как я не пошёл, а оттого и запоминать не стал. Я же сразу понял, что всё это мальчишество и не более того. Больше он мне не звонил, и до августа мы с ним не встречались.

– Сядьте! – Приказал Отто. – И не прыгайте тут.

– Когда вы в августе встретились с Канегиссером? – Вопрос перехватил Бокий.

– Недавно. Дней десять, или пятнадцать назад.

– Точнее?

– Кажется, пятнадцатого, или семнадцатого августа.

– А вот с этого момента, пожалуйста, подробнее.

* * *

– Сенька, – Варвара Николаевна первой вышла на улицу, огляделась по сторонам: никого из знакомых на залитой вечерним, уходящим ко сну солнцем, улице не наблюдалось, – мне нужен человек, который смог бы выполнить одну просьбу. Из блатных.

– Зачем кого-то искать? – Чекист смачно сплюнул на камень тротуара. – Скажи, я сделаю.

– Если бы мне нужен был ты, я бы так и поступила. Кого посоветуешь?

– Смотря, что? – Геллер буравил Яковлеву прищуренным взглядом.