Двадцатое июля

Машина с обер-лейтенантом Грейфе и Курковым медленно ехала по улицам старой, изуродованной постоянными авианалётами, столице Германии. Всюду виделись последствия недавней бомбардировки: горели остатки домов, из завалов извлекали стонущих раненых, всюду сновала жандармерия, пытаясь навести хоть какой-то порядок. Десятка два заключённых, под наблюдением солдат, разгребали завалы разрушенных домов, вытаскивая останки погибших жильцов.

– Русская авиация? – спросил Курков обер-лейтенанта. Тот быстро перекинулся несколькими словами с водителем:

– Нет, англичане. А вы бы хотели, чтобы ваши?

– Мне без разницы.

– Неужели?

– На то она и война. – уклонился от ответа Курков.

– Перестаньте изображать из себя философа. Это вам не идёт.

Курков хотел было ответить, но передумал. Настроение от вида разрушенного города пропало.

– Куда мы едем?

– Название улицы вам о чём-нибудь скажет?

– Нет.

– В таком случае, Потсдамельштрассе 28.

– Благодарю. И что там находится?

– Приедем – узнаете.

– Поговорили, называется.

На указанной Грейфе улице находился штаб 150-й танковой бригады СС. Курков понял это, когда, войдя в кабинет, увидел штурмбаннфюрера СС Отто Скорцени и двух офицеров, судя по их поведению, из его бригады.

– Если не ошибаюсь, господин Шилов. Господа, – Скорцени обратился к своим сослуживцам, – Перед вами наш будущий коллега. Хотя и русский. С сегодняшнего дня он будет находиться в бригаде, до появления соответствующего распоряжения на его счёт. Нам приказано сделать из него бойца, способного выполнять миссии, подобные тем, что выполняли вы.

Один из офицеров рассмеялся:

– Отто, неужели вы думаете, что существо со славянской кровью способно адекватно реагировать на неожиданный ход событий?

– Рихард, я не думаю. Я выполняю приказ. А теперь то, что касается вас, господин Шилов. – Скорценни впился взглядом в русского. – Вы уже освоили немецкий язык?

– Более- менее.

– Вы плохой курсант, рядовой Шилов. Для специалиста нашей профессии слово «более-менее» не существует. – Скорцени повернулся к Грефе. – Дополнительно по два часа занятий ежедневно. Итак, – штурмбаннфюрер вернулся к Куркову, – вы, я надеюсь, поняли, что мы из вас готовим человека редкого рода деятельности?

– Диверсанта. – уточнил Курков.

– Совершенно верно. Только в данном случае я сделаю уточнение. Не диверсанта, а террориста.

– Простите, господин штурмбаннфюрер, не вижу разницы.

– Именно поэтому ваше дальнейшее обучение будет проходить в Берлине и его пригороде. Террорист – более утончённая модель диверсанта. Первая их отличительная черта. Диверсант производит свои действия чаще всего не один, а в группе. Террорист – фигура одинокая. Самостоятельная. Во-вторых, диверсант – это любитель. Террорист – профессионал. Подготовка террориста обходится любому государству в несколько раз дороже, чем подготовка десятка групп диверсантов. Теперь, более детально. Террорист должен действовать решительно и смело. Не бояться смерти, так как малейшее колебание и трусость могут его погубить. Концентрация тела и мыслей: вот основополагающая нашей профессии. Помню, когда мы освобождали Муссолини, то я перепрыгнул через ограду замка и очутился прямо перед карабинером. Замешкайся я на секунду, и не сидел бы сейчас перед вами. – Скорцени гордо вскинул подбородок, – Но я без колебаний прикончил карабинера, выполнил задание и остался жив.

Курков почувствовал на себе пристальный взгляд. Второй офицер рассматривал его несколько пристальнее, чем того следовало.

– Эрих, что вас так заинтересовало в нашем новом друге? – заметил заинтересованность второго офицера и Скорцени.

– Странно, – офицер, которого назвали Эрихом, подошёл ближе к Куркову, – Никогда не думал, что буду стоять в одном строю с русским.

– Вам неприятно? – Курков сам не понял, как вырвалась фраза.

– Нет. Даже безразлично. Простое любопытство. Хотя я, Отто, не верю нашему, как ты выразился, новому другу.

– Напрасно. Он человек проверенный.

– То, что это недоразумение расстреляло несколько большевиков, и подписало бумажки, ещё ни о чём не говорит. Для них, русских, убить своего соплеменника обывательское дело. Меня только интересует причина: почему он это сделал? Хотел спасти свою шкуру, или же выполнял приказ своих хозяев – коммцнистов? А?

Офицер резко наклонился к лицу Куркова и пристальным взглядом вцепился в его глаза.

Скорцени заинтересовано смотрел на обоих. Теперь он ждал ход Куркова. Тот отреагировал моментально:

– А вас, судя по всему, пощипали большевички, раз вы, профессионал, не можете сдержать свою ненависть? – переводчик едва поспевал переводить речь русского, – Наверное, на Восточном фронте под зад пинком получили?

С последней фразой офицер схватил Куркова за ворот кителя, но тут же был остановлен окриком Скорцени:

– Довольно. Я не позволю, чтобы в моей команде имели место разногласия. – Скорценни махнул рукой в сторону офицера. – Эрих, успокойся. А вы, Шилов, отныне извольте разговаривать только на немецком языке.

Офицер недовольно отпустил русского и вернулся на место.

– Эрих, – второго офицера происходящее явно повеселило, – а ведь русский попал в «яблочко».

– Да пошли вы… – обидчик Куркова выругался.

– Успокойтесь, Шталь. – Скорцени подмигнул Сергею. – Не вас одного наказали большевики. А вы, господин русский, не думайте, что мы бесхребетные. Эрих положил на вас глаз. Вот он и будет за вами наблюдать. А теперь вернёмся к делу. Вас, господин Шилов, или как его теперь звать, обер – лейтенант?

Грейфе, тихо сидевший, до последнего момента, на стуле в углу кабинета, тут же вскинулся и отрапортовал:

– Курков Александр Петрович.

– Так вот, господин Курков, теперь вас будут обучать как со всей решительностью и храбростью совершить террористический акт в отношении специально охраняемого лица. Вы должны научиться выполнить задание, остаться в живых, и стать таким же героем, как я.

Гизевиуса арестовали рано утром. Люди в цивильной одежде тихо, отмычками отперли дверь, проникли внутрь дома. Гизевиус ещё спал, когда на него навалилось два тела. Связали руки, затолкали в рот кляп. Накинули на плечи длинный плащ. Вывели во двор. Бросили на заднее сиденье побывавшего в дорожных переделках «Хорьха». Всю дорогу Гизевиуса не покидала мысль: кто его арестовал? На ум приходили два варианта. Если везут на Беркаерштрассе 32, в район Берлин – Шмаргендорф, то за ним пришли люди Шелленберга. Конечно, внешняя разведка не имела права на аресты и допросы, но кто сейчас считается с правами и законом? Впрочем, это лучший вариант. Значительно хуже, если его везут на Принц – Альбрехтштрассе 8. Тогда он в руках гестапо. Спрашивать широкоплечих молодцев бесполезно: в лучшем случае можно заработать удар под рёбра. Оставалось только ждать.

Все сомнения рассеялись, когда он увидел знакомые очертания пятиэтажного здания бывшей Школы прикладных и декоративных искусств. Его доставили в гестапо.

– Куда? – спросил дежурный офицер, даже не взглянув на арестованного. – В общую или одиночку?

– Папаша приказал в одиночку.

Папаша, – надежды пропали окончательно, – меня арестовали по приказу Мюллера. Это конец.