– За бумагами компании.
– Вот этой другой разговор! – Он радостно хлопнул ладонью об пол. – И где же они?
Правда могла привести к непоправимым последствиям. Нет, я вовсе не собирался бороться за будущее компании ценой жизни и чести Камилы. Дело было не в этом. Я подозревал – был уверен – эти уроды не остановятся после того, как получат документы. Они даже не слишком заботились, что их поймают. Перчаток не надели, лиц не скрывали. Наверняка видели камеру, висящую над подъездом. Да они повеселятся вдоволь, а потом избавятся от лишних свидетелей!
В чулане с бумагами лежали давно забытые гантели и ящик с инструментами. Старый молоток лучше, чем отсутствие оружия. Я прикинул, что вполне мог отвлечь непрошенных гостей и добраться до ящика, но дальше-то что? Какие у меня шансы победить в этой схватке? Куда проще лежать и надеяться на милость преступников.
– Че замолк-то? – Лысый отвесил мне оплеуху. – Рассказывай, где бумаги?
Я мешкал с ответом. Изо всех сил пытался сообразить какой-нибудь отвлекающий маневр, но получалось плохо, к тому же время играло против меня. В тот момент, когда я открыл рот, чтобы выдать нелепость, вроде «бумаги в сейфе, а код известен только мне», из спальной послышался грохот битого стекла и опрокидываемой мебели. Свиное рыло и Тощий повернули головы на звук, как по команде. Лежа на полу, я не мог видеть реакцию Лысого, но готов поспорить, что он сделал то же самое.
– Вот падла! – грянуло над ухом. – Ты ведь говорил, что в квартире больше никого нет! Кто там в комнате?
Хотел бы я знать. Может, подростки бросили камень в окно. Может, таинственный супергерой вознамерился вырвать нас из лап бандитов. Внезапно меня осенило: вот и отвлекающий маневр.
– Полицейские. Я вызвал их, когда заметил на хвосте вашу «Хонду».
– Пургу гонишь. Никого ты не вызвал! – рявкнул Лысый, однако в его голосе отчетливо слышалось сомнение. Возможно, поэтому он качнул рукой с пистолетом в сторону коридора и бросил Свиному рылу: – Проверь, кто там прячется. Ну, че встал?
– Почему я-то сразу?
– А нехер было ломать фару у тачки! Нас срисовали, вот и отвечай теперь. Иначе без бабла оставлю!
Маленькие глазки забегали из стороны в сторону. Не найдя возражений, Свиное рыло двинулся вдоль коридора. Пухлые короткие пальцы сжимали рукоять пистолета. С предохранителя он его так и не снял – забыл или не посчитал нужным, а напоминать ему я не собирался. На какой-то момент все, включая бандитов, уставились в коридор, затаив дыхание.
Свиное рыло шарахнул по двери ногой и ввалился в спальную. Я ожидал услышать грохот выстрелов – надеялся, так как из-за них соседи наверняка вызвали бы полицию. Первые несколько секунд стояла мертвая тишина, затем из спальной донеслась какая-то возня, хрипы и звон пружин моей кровати. Я сразу подумал об упавшей на нее туше Свиного рыла, хотя все еще не мог толком представить, что произошло. Вряд ли ему взбрело в голову проверить кровать на прочность.
– Кабан? Кабан, че там? – позвал Лысый.
Значит, с кличкой я почти угадал. Кабан, он же Свиное рыло, не отзывался. Я бы соврал, если бы сказал, что у меня была хоть малейшая догадка о произошедшем в спальной.
– Валить надо, вот че, – пробормотал Тощий, опустив нож от шеи Камилы. – Добром это не кончится. Нутром чую.
– Но-но! Я те свалю! – Лысый навел пистолет на него. – Теперь ты идти. Только в комнату не заходи. Выгляни из-за угла аккуратненько и узнай, че там с Кабаном.
– А как я телку оставлю?
– Так и оставишь! – Лысый повернул голову к Камиле. – Слышь, если дернешься, я твоего хахаля завалю. Поняла?
Камила закивала, хотя я успел заметить на ее лице так хорошо известное мне выражение «все равно будет по-моему». Тощий клацнул зубами, оттолкнул ее к стене, перехватил нож поудобнее и побрел к злополучной спальной. С приближением к двери его шаг замедлялся. В одном метре от спальной он вовсе замер на месте. Я уже думал, что струсит и побежит назад, но Тощий сумел взять себя в руки.
Только это было зря.
Огромная черная фигура с рычанием вылетела из дверей спальной, припечатав Тощего к стене. Нож вылетел из ладони и со звоном покатился по полу. Со смесью удивления и надежды я таращился на то, как Пёс сновал вокруг Тощего и кусал его за ноги, оставляя кровавые неровные отметины.
– Опять эта тварь… – прошептал Лысый. Он направил пистолет в сторону коридора. Я заметил, что его рука дрожала.
Когда челюсти Пса сомкнулись у Тощего между ног, квартиру огласил душераздирающий крик. На стену брызнула кровь. Тощий дергался, вопил, молотил руками по Псу, но тот висел, как будто был прикручен гайками намертво.
– Братуха, повернись! Повернись, чтобы я его достал! – крикнул Лысый. – Да не вертись ты, идиот!
Но Тощий не слышал ничего, кроме собственных воплей. На побледневшем лице были написаны такие чудовищные страдания, что на мгновение мне стало его жаль. Затем я вспомнил, как он угрожал ножом Камиле, как мерзко улыбался, сжимая ее грудь и подумал, что урод получил ровно то, что заслужил. Между тем Камила умудрилась исчезнуть из коридора. Скорее всего юркнула в гостиную, где располагалось окно, выходящее во двор. Оно и к лучшему – гибель Камилы была бы для меня хуже собственной.
Грохнул выстрел, коридор озарился вспышкой света. В ушах поселился звон. Тощий схватился за руку – к отхваченным яйцам добавилась дырка в плече. Лысый выстрелил вновь. На этот раз пуля разнесла на куски фарфоровую вазу, стоявшую на тумбочке в метре от Пса. Тощий рухнул на пол. Его руки беспомощно тряслись, как у припадочного.
– Да сдохни ты уже! – заорал Лысый.
Его колено перестало придавливать меня к полу. Лысый пошел вперед, непрерывно нажимая на спусковой крючок. Пули впивались в стены, крошили ламинат. Одна из них угодила Тощему прямо в висок, заставив его умолкнуть навсегда. Другая угодила в Пса – сбила его с ног, отбросив на пол. Лысый издал короткий смешок, прицелился и вновь нажал на спусковой крючок, но вместо выстрела прозвучал сухой щелчок. Пес скулил, глядя на дуло пистолета.
Я поднялся и бросился к Лысому, думая лишь о том, что патроны у него закончились, а мышцы – нет. Он успел среагировать. Развернулся – невероятно быстро – и ударил рукой с зажатым пистолетом, но попал лишь по плечу. Мы обменялись ударами, затем пытались повалить друг друга на пол, опрокидывая и ломая мебель вокруг. Неизвестно, чем бы закончилась схватка, если бы не Камила.
Она вылетела из гостиной с воплем амазонки, сжимая в руке металлическую пятикилограммовую гантель. Лысый был слишком занят схваткой со мной, чтобы обратить на нее хоть малейшее внимание. Он успел обхватить мою шею руками, когда гантель опустилась ему на голову. Лысый как-то странно фыркнул, обмяк и свалился на пол. Кровь заструилась из раны на его затылке. Камила ошарашенно переводила взгляд с Лысого на меня, и обратно.
В конце коридора зашевелился Пёс. Он с трудом встал, опираясь на три лапы. Четвертую – с рваным отверстием от пули – поджимал к себе. Пёс смотрел на меня и Камилу. Я не увидел в нем прежней злобы и засомневался, видел ли ее раньше по отношению ко мне. Тогда, во дворе, Пес отогнал Лысого прочь, а теперь появился вовремя для того, чтобы спасти меня второй раз. Откуда же он взялся? Кто послал его?
Пес заскулил – печально, протяжно. Потом развернулся и заковылял в спальную. Вскоре до моих ушей донесся шорох и звон осколков стекла, падающих на пол. Пес покинул квартиру тем же путем, что и пришел.
– Надо бы вызвать полицию. Грохот выстрелов должен был привлечь их внимание, но все-таки… – Я остановился, взглянув на Камилу. Она так и стояла, не двигаясь, с гантелью в руке. – Милая, ты как? Все в порядке?
– Ты видел эти глаза? – еле слышно спросила она.
– Что? О чем ты?
– О собаке. Ты видел ее глаза?
– Не совсем понимаю тебя… – растерянно протянул я. – А что с ними не так?
– Они были разноцветными. Один глаз зеленый, второй – карий. – Камила выронила окровавленную гантель на пол. – В точности, как у твоего отца.
***
Лысый выжил. Его дружкам повезло гораздо меньше. Камила наотрез отказывалась пройти в спальную, пока полиция и врачи не прибудут и не заберут трупы, но я решил убедиться, что нам больше ничего не угрожало.
Тощий валялся в коридоре на том же месте, где его оставил Пёс. То, что находилось у него между ног, напоминало плохо прокрученный фарш. На лице Тощего застыли боль и страх в чистом виде. Остекленевшие глаза уставились в потолок, но я готов был покляться, что они видели Пса и ничего кроме Пса.
Туша Свиного рыла распласталась прямо на нашей кровати. Белоснежные простыни, купленные месяц назад, были покрыты брызгами крови. Пес разорвал шею Свиного рыла пополам. До сих пор не понимаю, как он сделал это настолько тихо и быстро, однако рану не забуду никогда – рваную, с торчащими лоскутами кожи и жилами. Как будто шею резали тупым консервным ножом. Хорошо, что Камила этого не видела. Я и сам с трудом сдержался, чтобы не выпустить содержимое желудка наружу.
Полицейские прибыли минут через пятнадцать. Уволокли Лысого, который как раз пришел в себя, и все спрашивал насчет огромной четвероногой тварины. А трупы его дружков еще долго ожидали медиков. Я немного волновался насчет ответственности за превышение пределов обороны – знал несколько печальных примеров из судебной практики – но полицейские убедили меня, что все будет хорошо. Возможно, нас оправдали бы, даже если бы Лысый скончался от травмы. Все-таки он выстрелил не меньше восьми раз и пытался меня придушить. Его соучастников и вовсе прикончила огромная злобная собака, невесть как оказавшаяся в квартире. Полицейские не уставали спрашивать, что это была за псина и куда она делась. Просто не могли поверить в случившееся, хотя видели раны от клыков и отпечатки лап своими глазами. Я не мог ответить на их вопросы. Хотел бы ответить, но не мог.
Следующим утром я отправился на кладбище. Шел четвертый день после похорон. Для поминок было еще слишком рано, поэтому рядом с могилой отца не было никого из посетителей. И все же кто-то побывал там незадолго до меня. Кто-то с большими лапами. Я насчитал множество следов на земле, обведенной ритуальной оградкой, но ни один из них не вел наружу или внутрь. Я смотрел на черно-белую фотографию и тихо спрашивал:
– Это был ты? Неужели это был ты?
Но ответа не получал.
Тогда ко мне, наконец, пришло полное понимание того, что отца больше нет в этом мире. Отправился он на небеса или, быть может, в какое-нибудь иное место, но я принял это со всем спокойствием и испытал благодарность за всё, что он дал мне при жизни.
Ветер тихо шумел листвой. В траве стрекотали насекомые. Вдалеке слышался гул проезжающих автомобилей. Я стоял, молчал и размышлял, пока не почувствовал, что достаточно. Затем развернулся и направился в суматошный мир живых.