Список кораблей: Заря

Натрува поставила еду на стол. Вернулась к стеллажу и заварила чай в двухлитровой кружке с чашкой сахара. Мелкие листья стали полноценными в кипятке, окрасив воду в ярко голубой цвет. Натрува перемешала чай длинной шпилькой с круглой головкой на конце и села за стол. На ужин был ождом – блюдо ралундейской кухни, представляющий собой тушенно-жареную массу из зерён, овощей и мяса насекомого. Натрува сразу же набросилась на еду. Она и сама не заметила, как сильно проголодалась.

Ещё спустя время, уже после ужина, когда Натрува возвращалась от комнаты Солнца после того, как занесла ему обещанный чай с плюшками, Солнце сказал ей:

– Кажется, вам это понравится, капитан.

– Нашёл красивое местечко? – спросила Натрува усаживаясь в капитанское кресло в рубке с кружкой чая в руке.

– Да, смотрите, – Солнце спроецировал планету на панели управления, – Она по всем параметрам очень подходящая для…

Натрува поперхнулась чаем и убрала плюшку подальше:

– Покажи ближе! – крикнула Натрува – ей перехватило дыхание от увиденного.

Сердце Натрувы тяжело забилось в груди. Она широко открытыми глазами узнавая изгибы суши и океана, угадывая в них Сахалинский полуостров, Австралию, Японские острова, Индийский полуостров…

– Номер в ЕСОП… – продолжил Солнце, но Натрува снова его перебила.

– Нашлась, родимая! – дыхание Натрувы споткнулось, и она широко улыбнулась, внимательно, уже без испуга посмотрела на планету, – Совсем не изменилась… Я… Не может быть! – Натрува схватилась руками за голову.

– Всё в порядке капитан? – с волнением просил Солнце.

– Да… – она тяжело вздохнула, успокаивая сердце, – Невероятно… Это моя родная планета, Солнце. Это Земля! Земля!!!

– Правда? Вы не рассказывали о ней…

В биографии Натрувы было очень много вещей о которых она не рассказывала даже Солнцу, но сейчас её так переполняли чувства, что она совсем не заметила потери одной тайны. Она смотрела на планету и не могла налюбоваться. Вызывал у неё этот голубой шарик с белыми и зелёными пятнами неподдельные и давно потерянные чувства. И одно из них было чувство обретения давно потерянного и большого чего-то, что осталось в прошлом, запылилось и потерялось, а теперь наконец нашлось. Как письмо из прошлого, как утраченная реликвия, как дом, путь к которому она нашла случайно, уже потеряв всякую надежду на возвращение…

Она пригнулась к проекции в плотную, и, рассматривая рельеф и океаны, прикидывала по памяти, где находятся какие города и страны, не переставая ни улыбаться, ни в силах что-либо сказать.

– Выстраиваю курс к Земле, – наконец сказал, Солнце, – У планеты есть четыре космополитические станций. Две из них располагаются в океанах, одна в Балканском заливе и одна на Луне, там же таможня и адаптивный центр. Думаю, лучше сначала в центр. Планета всё ещё находится под охраной Кирна. Для её посещения установлено так много правил…

– Ничего! – воскликнула Натрува, – Отправляемся немедленно!

– Да, капитан, – перенимая её восторг, ответил Солнце.

Глава 2. Земля

«…И вот, пройдя тысячу дорог, ты наконец окажешься одинок

И тогда, ноги приволокут тебя туда, куда обещал ты не вернуться никогда.

Там и свидимся, дитя! Там буду я не ждать тебя!»

– отрывок из пьесы «Непрокаженный»

Корабль несся через Полость к заветной Земле, а Рат-Натрува тем временем переживала непередаваемые состояния. Она пребывала в эмоциональном возбуждении, душа трепетала в груди в предвкушении встречи с домом и в то же время где-то рядом шептался незримый страх перед ней.

Натрува давно решила для себя – её дом Заря. Но почему тогда вид Земли и приближение к ней вызывают у неё такие бурные чувства? Наверное, и она пыталась объяснить это самой себе, потому что Земля и воспоминания о земной жизни, были давно спрятаны под сердцем, в глухой темнице, запрятанные от разума, чтобы не вызывать ледяных чувств и обреченные на забвение. Но они никуда не исчезали, ждали вот такого часа и теперь стучались сквозь глухие стенки, напоминая о себе. Так и манят отпереть их, чертовки. А Натрува, хоть и считала себя человеком смелым, боялась трогать двери темницы, за которой остался человек трусливый и слабый – прошлая она. А оттуда всё пытаются достучаться, что пора, железная ты наша, давно пора вспомнить и посмотреть прошлому в лицо. И подкупают духовным спокойствием за этот шаг, а Натрува не верила этому наваждению. А может, ей было спокойнее не верить.

Она сидела в капитанском кресле, ведя внутренний диалог, взвешивая все за и против, и наконец решилась. Она встала и направилась в свою каюту.

Вошла, взялась за язычок в механизме кровати и подняла её. Здесь было свободное пространство для хранения вещей во всю площадь матраца, но кроме старого потрепанного кожаного чемодана ничего не было. Увидев его Натрува дрогнула, но решила, что менять решение уже поздно. Она достала чемодан, опустила кровать и села на неё, положив чемодан на колени. Он был не тяжелым в ослабленной силе гравитации корабля, но Натруве показалось, что он весил целую тонну. Также, как и темница воспоминаний в её душе, он хранил артефакты прошлой земной жизни, только не духовные, а материальные. И от этого Натрува больше храбрилась, прежде чем открыть злосчастный чемодан, потому что если с воспоминаниями ещё можно поспорить и надумать себе, что всё было не так, то с материальными вещами всё будет так как и было. В конце концов суть материальных вещей не меняется в зависимости от того, что ты о них думаешь или хочешь думать.

Она всё ещё собиралась с духом, в то время как Солнце сказал:

– Не помню, чтобы у нас была это вещь. Что это? Какой-то контейнер?

– Чемодан, – отречено ответила Натрува.

– Капитан, ваше состояние вызывает у меня беспокойство. Чем я могу помочь?

Его переживания были очевидны, ведь Солнце никогда не видел капитана в подавленном состоянии. Он видел её злой, рассудительно холодной, чуть-ли не красной в порыве ярости, но настолько печальной и отреченной от реальности никогда. Натрува была не тем человеком, который впадает в тоску, точнее она никогда не давала себе слабину при Солнце. И теперь когда она сидела на кровати и не шевелилась с каким-то странным чемоданом который он никогда не видел и сканеры показывали беспокойные данные о её физиологическом состоянии, Солнце её не узнавал. И это его пугало.

Натрува опустила голову, перебирая мысли в ней, но там был чудовищный беспорядок. А воспоминания под сердцем отдавали холодом, пробирая тело нервным напряжением, точно через тело Натрувы проходил электрический ток.

– Думаю… – наконец тихо сказала она, – Я в небольшом шоке, родной. Это так странно… Я так обрадовалась Земле, совсем позабыв, что пообещала себе никогда о ней не вспоминать.

– Я могу сейчас же остановить…

– Не нужно, – перебила она, – Это будет хорошее приключение, просто мне нужно немного подготовится, привести голову в порядок.

– Может, подготовить маршрутизатор? Две головы лучше одной, если речь идёт о мыслях.

– Даже не знаю. – несмотря на то, что мысли о маршрутизаторе вызывают у неё раздражение, в этот раз это предложение показалось ей не самым плохим, – Хотя, в любом случае, мне уже придётся всё тебе рассказать.

– Да уж, теперь я не оставлю вас с этим наедине, – сказал он и горячо добавил, – Даже не сомневайтесь!

Она усмехнулась, хотела спросить, уверен ли он в своём намерении, но для себя понимала, что ничего такого в этом нет. В конце концов её воспоминания не сильно плохие, не сильно интимные, обычные такие воспоминания, просто старые и, возможно, немного стухли. Но почему-то она всё равно волновалась. Темница её воспоминания как корка старой раны, которая снаружи давно срослась, обросла шрамом-опытом, но внутри под коркой как был гной, так и остался. И чтобы окончательно освободится от него, нужно переступить через себя, надрезать и всё вычистить, разложить по полочкам, разобрать что к чему и окончательно принять. Только так всё хорошо заживет, даже шрама не останется.

– Ладно, – она поднялась с чемоданом в руке, – Тащи свой маршрутизатор.

– Может, вы пройдете ко мне?

– Нет, давай здесь.

Птичий звук сообщил о принятии её приказа.

Она недолго посидела в тишине и наконец из лунки под потолком выползло бледное щупальце, без присосок или ещё чего-то в этом роде. Оно было полупрозрачное и несло вдоль себя плотный кабель с тяжелым контактом на конце.

Щупальце изогнулось, приближаясь к Натруве, но она не обращала на него внимание. Она всё собиралась духом, даже ногой дергала в напряжении. Тут она поняла, что даже не помнит, что в чемодане. И от этого она стала переживать ещё больше. Дрожащей рукой она поднесла ладонь к своему затылку и с тихим щелчком отстегнула металлическую деталь-коммуникатор и положила устройство рядом на кровать. А на его месте, чуть ниже её затылка, остался грубый механический контакт – черепной имплант, соединенный с мозгом и позволяющий не только подключать коммуникатор на прямую, но и маршрутизатор, который сейчас готовил Солнце.

– Ну что там? – она сама не заметила, как выкрикнула это, не рассчитав силы своего волнения.

Щупальце уже давно пробралось за голову Натрувы и совершило резкое движение к затылку женщины – чик – кабель маршрутизатора вошёл в гнездо на затылке Натрувы. Её сразу схватил рвотный позыв, она прижала рот рукой и сохранила содержимое желудка, хотя тошнило не желудок, а голову – сразу вокруг стало слишком много звуков, объекты были видны насквозь, а звезды показались слишком близкими, слишком тяжёлыми! На неё вдруг свалилось слишком много информации и знаний, реальность исказилась, мир просто перестал помещаться в её маленькую человеческую голову! От того-то её голову и тошнило, это слишком много! А вместе с головой и всё тело ругалось ознобом и острящими мурашками.

Она пробыла в этом состоянии совсем недолго. Чувства дошли до своего пика и стали стихать. Так всегда, когда две головы, два мозга, соединяются через маршрутизатор. Всегда сначала идет отторжение, но довести себя до нормы ещё нужно научится и тогда пользы будет больше, чем может показаться. К счастью, Натрува уже не теряет сознание при подключении. И хоть с каждым разом у неё получалось всё лучше переживать отторжение, она всё равно до тошноты ненавидела маршрутизатор. Даже при упоминании о нём её начинало подташнивать, но сейчас ненависти к процессу не было. Так всегда – стоит пережить худшее, и оно уже таковым не является.

Простите, пожалуйста. Раздались виноватые мысли Солнца прямо в её голове.