Embryos

Она печально вздохнула, продолжая улыбаться и смотреть на город сквозь слипшиеся заснеженные ресницы.

– Если бы было так просто, если бы было…

Герман опустил голову с выражением крайней сосредоточенности, а потом отошел на пару секунд и принес две чашки горячего какао с зефиром.

– Держи.

Она неуверенно взяла кружку и перемяла ее в пальцах несколько раз.

– Ты клал сахар?

– Просто попробуй и скажи: вкусно или нет.

Анастасия медленно поднесла ее к губам, но потом быстро заморгала и отстранилась.

– Не бойся, просто доверься своему телу. Оно тебя не обидит.

«Господи, я не могу… я… я…»

Девушка глотнула какао, зажмурившись со страшной силой. Горячее, сладкое и приятно-нежное нечто обожгло нёбо и упало по горлу чудной пылающей волной. Она удовлетворенно раскрыла глаза, немного простонав.

– А теперь зефирку.

– Нет. Это уже точно нет, – замотала головой та, наотрез отказываясь и инстинктивно сжимая губы.

– Смотри. – Герман откусил зефира и с галактическим наслаждением промычал. – Еще полгода назад я не мог себе и жареной картошечки позволить, а теперь есть столько всего. Первые недели объедался до тошноты, но никак не мог наесться. У тебя же есть все. Чем ты хуже меня?

– Чем я лучше тебя!

– Это не ты сейчас сказала, ты же знаешь, – спокойно заявил юноша.

– Что?.. Я чего-то не пойму, откуда ты знаешь, что со мной происходит? – девушка стремительно переходила на упрекающий крик. – Как ты можешь заявлять…

– Я знаю, – твердо, но не нападая сказал Герман, – что говорю. Раньше приходилось видеть похожее.

Герман облокотился спиной о перила и отпил какао, спрятав одну руку в карман.

– Ты, что ли, тоже…

– Нет-нет, – поспешил поправить тот и замахал чашкой. – Упс, пролил немного. Короче говоря, у моего близкого человека была похожая проблема и пришлось справляться с ней.

– Вы обращались к специалисту? – поинтересовалась девушка, уставившись на парня круглым взглядом, но он только усмехнулся по-детски и ответил:

– Иногда «специалисты» говорят нам об очевидных вещах, которые мы просто боимся признать сами. Да, не смейся, я знаю, что звучит как во всяких киношках. Сейчас еще ветер должен эпично подуть, и мы такие стоим и смотрим в ночь из-под полузакрытых век.

– Знаешь, ты еще с таким серьезным выражением лица говорил. – Анастасия вытянула губы уточкой и сделала суровую физиономию, немного откинув голову назад. – Не обижайся, это я так.

– В общем, мы сами справлялись. Без понятия, как там по-научному, но навязчивости ушли. Это… работает.

– Что конкретно? – не догоняла девушка.

– Съешь, прошу тебя. – Он снова дал ей зефир, завернутый в салфетку.

Анастасия взяла сладость и с брезгливостью отряхнула пальцы от сахарной пудры, но затем посмотрела на Германа. Он поднял бровь, указывая носом на зефир, – она откусила кусочек. Что-то вязкое, слегка заветревшееся, но адски сладкое и термоядерно концентрированное. В мозг ударила глюкоза, а глаза немного занесло чернью.

– И как?

– Сладко. Слишком сладко.

– Верно, давай, еще кусай.

Она послушалась и, с усилием проглотив прошлый кусочек, откусила новый.

– Видишь! Это ведь просто. – Парень, походу, искренне обрадовался. Анастасия не верила, не понимала ничего, ощущая только зефир и какое-то странное покалывание в районе висков. – А теперь запей какао.

Мир падает, все обесценивается. Тревога отвесила пощечину металлической перчаткой:

«Я сейчас сойду с ума… Я точно свихнусь!!» – Она отпила какао и откусила зефир.

«Меня раздувает».

«Я отеку завтра».

«Артем меня разлюбит».

«Что за безвольная тварь?!»

«Ты не достойна выздоровления! Теперь – нет!»

«Прекрати! Прекрати это!!»

Анастасия зарыдала с полным зефира ртом; она забыла о муже, о подруге, о странном, но добром пареньке рядом. Она постепенно забывала себя, теряла связь с чем-то правильным и гармоничным; важно только одно: бежать и исправлять. Это желание настолько сильное и настолько непоколебимое, что выбора просто не остается. Ты обязана.

Но тут ее тело окутали по-зимнему теплые руки рядом. Герман уверенно прижал девушку к себе, обнимая ее так по-братски и так одобрительно, что та лишь уронила голову на его грудь и зарыдала громче.

– Ты все правильно сделала, – начал ласково и монотонно приговаривать юноша. – Посмотри, какая ты сильная. Самый сложный шаг уже сделан – ты осознала. Ты сделала это осознанно.

– Мне страшно, мне очень-очень страшно… – Ее буквально выворачивало наизнанку, голова трещала: в ней совмещались противоположенные мысли. Невыносимо!

– Ты ни в чем не виновата.

Дезориентированный ангел

Новый год уже прошел, а от старого мусора никто так и не избавился. Уже давно стемнело, солнце миновало пару кругов с тридцать первого числа, и грядет третье января. Вот только мальчик продолжает петь свои песенки, не чувствуя зимнего грома.

– Мы блестим и сияем! Мы дышим чистотой! Чистота – игра! – напевал под нос Герман, отжимая половую тряпку в раковину.

«Она должна скоро прийти. Так, в гостиной прибрал, кухня красивая… а, про эту идиотку в печи надо не забыть! А то восстанет из мертвых и закудахтает…»