Егорка из детского дома

– Ну, да, давай ещё едой начни меня попрекать! Эх-х, ты, бестолковая! – тяжело опустился на вторую табуретку Яков и снисходительно произнёс. – Не реви, Ирка! Скоро мы с тобой сможем Маринке не только шоколадных конфет достать, но и велосипед приобрести. Да и тебе одежонку какую-нибудь нужно прикупить. А то ходишь вон, как оборванка, по пять лет в одном и том же.

– Как это? – продолжая всхлипывать, подняла голову Ирина.

– А так это! – хвастливо вздёрнул указательный палец кверху Яков. – Мне на работе обещали повышение и премию!!

– Тебе повышение?! – недоверчиво протянула женщина. – Это за что же?

– За то, что я такой вот незаменимый учитель физкультуры, – пьяно усмехнулся тот и ткнул пальцем в угол кухни, где находилась старенькая авоська с чем-то объёмным, завёрнутым в чёрный целлофан. – А что же ты в авоську-то до сих пор не заглянула?

– Так ты же сам злишься, когда я в твои вещи заглядываю, – пожала плечами женщина.

– Конечно, злюсь, когда ты у меня по карманам шаришь. А в авоську загляни, разрешаю, – великодушно кивнул он и, сложив руки на груди, с усмешкой стал наблюдать за женой. Та поставила тяжёлую авоську на стол и, отвернув в сторону верхний слой чёрного целлофана, тихо ахнула. Потом посмотрела на мужа недоверчивым взглядом: – Это всё нам?!

– Нет, соседям нашим! – в сердцах воскликнул тот и неожиданно довольно рассмеялся: – Конечно нам, дурочка!

Ошеломлённая женщина осторожно выложила на обеденный стул две упитанные, розовые куриные тушки, четыре красно-белых, картонных треугольных пакета с молоком, две стеклянные бутылки кефира с зелёными крышечками, батон молочной колбасы, четвертинку головки сыра, четыре пачки чая со слоном на этикетке, две жестяные банки кофе, две пачки кускового сахара, килограммовый мешки с гречкой и пшёнкой…

– Это же почти на десять рублей! – воскликнула она, окидывая круглыми глазами такое богатство.

– А ты говоришь, что я всё пропиваю! – выдохнул Яков, с жадностью рассматривая гору еды на столе. Он под конец сегодняшних дружеских посиделок с директором уже плохо соображал, что ему говорила заместительница директора Лариса Ивановна, и почти не помнил, как она сунула ему в руку эту самую объёмную авоську с продуктами. Посмотрел на жену с чувством превосходства: – Ну, что? Знатные харчи?!

– Ты же не украл это всё, Яшенька? – не зная, что и думать, растерянно проговорила женщина и потрясла головой, словно отгоняя от себя наваждение.

– Да уж, хорошего ты мнения обо мне! – раздосадовано вскинул руки Яков. – Не был я никогда вором и не стану им. Мне сама замдиректора вручила этот паёк. Там всем такие дают. И угостили там же. Новая директриса сегодня для сотрудников поляну накрыла.

– Ах, ну, если всем! – неожиданно повеселела жена физкультурника Ирина и кинулась ему на шею: – Прости меня, милый, прости! Это здорово, что новый директор у вас такой дружелюбный. Это же он пайки такие хорошие приказал давать своим сотрудникам? А то ведь ты уже третий месяц там работаешь. А паёк принёс в первый раз.

– Вроде того, – кивнул Яков и исподлобья посмотрел на жену: – Ты, давай, прибери здесь всё в холодильник и шкафы. А я пойду спать. Устал что-то сегодня, – он шумно зевнул, тяжело поднялся со стула и направился в их спальню.

– Да-да, милый! Только вот Маришку возьму и вернусь, и всё сделаю, – радостно засуетилась молодая женщина и любовно погладила мужа по широкой спине.

Глава 5

Вот уже восемь месяцев Егор находился в детском доме. Позади осталась зима с её новогодними ёлками и подарками, морозами и снежными бабами. На дворе стоял апрель, и в воздухе уже вовсю носились предвестники будущих летних радостей. Весело чирикали, начинавшие отъедаться после зимней бескормицы птички, ярко сверкали под лучами весеннего солнца ручейки от быстро таявшего снега. Набухшие, тугие почки кустов деревьев уже не выдерживали прущей из них жизненной силы и начали трескаться, обнажая кое-где тёмную зелень пока скрытой листвы. Несмотря на повальный дефицит продуктов и промышленных товаров в стране, детские дома в Москве обеспечивались неплохо. Часто выручали шефы, в качестве которых выступали рабочие, колхозные хозяйства, любые другие трудовые коллективы и студенчество. Так вот эти самые шефы вовсю опекали свои подшефные детские дома – ездили с детьми в походы, устраивали для них спортивные соревнования и концерты.

Ну, и, конечно же – материальные блага. Это могло быть и перечисление однодневного заработка трудового коллектива на счёт детского дома, и сама продукция, производимая этим предприятием. Иногда целыми грузовиками выгружали на заднем дворе детского лома всяческие консервы, коробки со сластями, упаковки одежды, постельного белья, канцтоваров, обуви. Нередко привозили новенькую мебель, ковры и рулоны материалов на гардины, покрывала и т.д. Доставалось ли что-нибудь воспитанникам детского дома из этого рога изобилия. Несомненно! Им доставалось почти всё. По крайней мере в этом детском доме. А оставшегося из этого почти всего хватало на безбедную жизнь нескольким избранным сотрудникам учреждения, имевшим прямой доступ к этим самым благам и да ещё ведшим за ними учёт. Кое-что перепадало и нескольким приближённым директора, его замов и завхоза.

Заметно подросший и отъевшийся на детдомовских кашах Егор, стоял на заднем дворе основного корпуса и наблюдал за тем, как быстро старшеклассники под руководством завхоза Прохоровны перетаскивали серые картонные коробки из грузовика на склад. От коробок вкусно пахло ванилином, и Егор с наслаждением нюхал воздух, стоя прямо у дверей в склад. Поначалу он тоже просился помочь с разгрузкой, но Прохоровна, как обычно, торопливо совала ему в руку то треугольный пакетик с молоком или ряженкой, то пачку печенья «Артек» и со словами: « мал ещё тяжести таскать» , отправляла в группу.

Вот и в этот раз он стоял у входа в склад и шёпотом считал количество проносимых мимо него коробок. Их оказалось ровно пятьдесят пять. Закончив выгрузку, мальчишки столпились рядом и, весело посмеиваясь, и переговариваясь, стали наблюдать за тем как Прохоровна, не торопясь, вспорола острым ножом упаковку одной из коробок и достала оттуда несколько вкусно пахнущих разноцветных пачек с вафлями.

– Держите, сорванцы, за работу. Молодцы – хорошо поработали! – весело приговаривая, Прохоровна не спеша совала в протянутые руки пачки со сладостью. Мальчишки, схватив угощение, тут же начинали жадно пихать его в рот и, давясь, торопливо умоляли:

– А завтра возьмите меня, Ирина Прохоровна, пожалуйста!

– И меня, пожалуйста!..

– И меня… и меня…

– Да возьму, возьму я вас всех! А теперь – марш по группам, а то передумаю, – беззлобно проворчала Прохоровна и протянула пачку с вафлями молчаливо дожидавшемуся своей очереди Егору. – Держи, сынок.

– А ему-то за что?! Он же не таскал ящики! – возмутился один из новеньких и тут же получил подзатыльник от одного из подростков.

– Дурак! Это же Егорка! – негромко произнёс подросток и что-то быстро-быстро зашептал на ухо новенькому. Тот ещё раз обернулся и с удивлением посмотрел на Егора.

– А мы сами знаем – за что. Правда, же, Егорка? – неожиданно улыбнулась ему Прохоровна и добавила: – Иди тоже в группу, а то у вас там уроки уже скоро закончатся.

– Так уже закончились, – захрустел свежей вафлей Егор.

– Иди, иди, – уже нетерпеливым тоном произнесла завхозиха. – Нечего тебе шляться здесь. А то тоже рассержусь!

– Ладно, ладно, пошёл я, – кивнул Егор и направился к входу в главный корпус.

Посещение медицинского кабинета у Егора превратилось в каждодневный ритуал. Ему нравилось, что здесь всегда интересуются его здоровьем, настроением. Старшая медсестра Дарья Матвеевна каждый день приносила на всех медиков с запасом со столовой то запеканки, то блинчики, то булочки. Они частенько предлагали Егору угоститься и каждый раз наливали то чай, то кофе. Но делалось это не потому, что Егор им очень нравился. Просто никто из них ни на минуту не забывал, что этот слишком уверенный себе семилетний мальчик не так давно, в минуту ярости, отвёрткой чуть не убил здоровенного мужика. И поэтому элементарный страх за свою жизнь заставлял окружающих относиться к юному «Давиду» с опаской и предупредительностью. Остальных детей так в медкабинете не баловали и они всегда с завистью провожали проходившего по коридору Егора с горстью конфет в руке.

Вот и на этот раз, Егор подгадал вовремя. В большом кабинете столы стояли таким образом, что люди, присаживаясь за них, оказывались лицом друг к другу. На среднем столе, очищенном от бумаг и коробочек с лекарствами, уже дымились чашки с горячим чаем, а в середине на большой тарелке издавал восхитительный аромат мясной пирог, нарезанный на аккуратные, сочные ломти.

– А, это ты – Егор, – без видимого удовольствия окликнула его полная, крашенная гидропиритом, медсестра Вера Васильевна. – Чай с пирогом будешь? Тогда бери вон с тумбочки тарелку и неси сюда.

Егор принёс тарелку и окинул взглядом присутствующих. Здесь уже, прихлёбывая горячий сладкий чай и надкусывая пирог, сидели: врач-педиатр – Людмила Алексеевна, другая врач, но психиатр – Алла Михайловна, медсестра Вера Васильевна, младшая медсестра – Любовь Олеговна, рослая уборщица – Ирина Степановна, и прямо у окна – маленькая девочка лет восьми. Егор уже знал, что девочку зовут Олеся и что она – единственная дочь врача Людмилы Алексеевны.

В первый раз Егор её увидел на следующий день после того, как его привезли обратно в детский дом после побега в тот страшный вечер. Тогда мальчишку сразу завели в медицинский кабинет, раздели до трусов и стали осматривать со всех сторон. Только через какое-то время он вдруг увидел, что у окна сидела какая-то девчонка и вовсю разглядывала его.

– Почему она на меня смотрит?!! Выгоните её! – страшно разозлившись, закричал он тогда и, хватая со стула свою одежду, стал торопливо одеваться.

– А ну, замолчи! И не смей никогда на неё кричать. Это – дочь Людмилы Алексеевны. И ничего с тебя не убудет, если она и увидит тебя в одних трусах, – прошипела ему старшая медсестра Даша. – Ишь, нашёлся тут фон-барон! Веди себя прилично! Сам вон вчера чуть человека не убил! Уголовник малолетний… – это было последнее, что успела произнести старшая медсестра, потому что в тот же момент ей пришлось быстро присесть, чтобы увернуться от летевшей в её сторону семикилограммовой табуретки. Пронзительные крики и вопли зазвучали в унисон со звоном разбившегося стекла приоткрытого окна. Табуретка пролетела сквозь раму и с треском рухнула под ним. Благо, медицинский кабинет находился на первом этаже, и под окном никого не было.

– Если это её дочь – то почему она ходит в нашей одежде?! Я поэтому и подумал, что она наша – детдомовская! – трясущимися губами пробормотал Егор и, стуча зубами об стекло, отпил из предложенного ему стакана с водой, куда незаметно для него было накапано успокаивающее средство.

– А тебе что – жалко, дурачок? – спросила тогда его психиатр Алла Михайловна. – Просто не у всех есть деньги на одежду. Олеся поносит немного эту одежду и потом вернёт обратно.

Егор тогда ещё не знал, что педиатр Людмила Алексеевна одна воспитывает дочь, и на зарплату врача ей было нелегко вдвоём с ребёнком. Вот и выкручивалась женщина, как могла. И продукты из столовой домой таскала, да и одежду с обувью и карандаши с тетрадками девочке она практически не покупала – брала на складе у Прохоровны. А сэкономленные деньги на отдельную жилплощадь откладывала – очень уж тяжело было с ребёнком в коммуналке жить. Муж, конечно, присылал алименты, но и их, Людмила Алексеевна складывала в заветную коробочку, спрятанную в сейфе на работе.

С той поры Егор не то, чтобы стал недолюбливать эту Олесю. Просто его раздражало, что она практически не обращала внимания ни на него, ни на других детдомовских детей. Сидела себе тихонько за маминой спиной, уткнувшись носом в учебник или в тетрадку, старательно выписывая буковку за буковкой. Егору не раз ставили её в пример за отличные оценки. Ему же самому учёба давалась с трудом. У него была плохая память и тяжело давалась математика. Да и особого интереса к учёбе Егор не проявлял.

Вот и сейчас дочь врачихи пила чай, отогнув мизинчик и внимательно слушая оживлённую беседу сидевших за столом. При виде Егора по её лицу пробежала гримаса недовольства. Она демонстративно отвернула голову к окну, якобы разглядывая что-то на оконном цветке.

Егор хмыкнул и потянулся за пирогом.

– Дай-ка, я тебе сама положу, – выхватила у него тарелку Любаша и положила боковой кусочек, где мяса почти и не было. – Чего морду-то скривил?! Не нравиться? Бери, какой дают, а то и этот не получишь.

Егор исподлобья зыркнул на неё, но тарелку, молча, взял и отсел на стоявшую тут же потёртую кушетку.

– На тебе, Егор, чай. Сахару как ты любишь, я положила три кусочка, – протянула ему стакан в металлическом подстаканнике медсестра Вера Васильевна.

– Спасибо, – Егор осторожно взял горячий подстаканник и, откусив вкусно пахнущий ломоть пирога, шумно отхлебнул из стакана.

– В приличном обществе люди не хлюпают чаем, – неожиданно звонко прозвучал голос Олеси. – Пусть бы ел со своими в столовой.