Пирс

Пирс
Софико Мамедова

Первая проза от известного поэта Софико Мамедовой. Роман о человечности, любви и вечном несогласии разных поколений.

Софико Мамедова

Пирс

Все будет правильно,

на этом построен мир.

М.А. Булгаков

Глава 1

В деревне Недельская заблистала заря над гладкой и спокойной поверхностью реки Дубрава. Солнце взошло совсем недавно, но уже успело согреть своим теплом. Июнь пах травами, в воздухе сновали жуки и мухи, почти все были на работе в поле, погоняли волов на пахоте, пасли овец и другой скот, и только два маленьких человечка забавлялись у реки.

– Как тебя батька-то отпустил? – смеялась девчонка, брызгаясь водой.

– А я его и не спрашивал, – гордо и деловито ответил мальчишка. – Он в станицу соседнюю поехал за солью.

– Ого! А ты, значит, сбежал, да?

– Ничего не сбежал! МеняИгнатья отпустила, она говорит, что вредно все время на лошади верхом сидеть. А ты видела, как я умею? Иго-го! – ипаренек, изображая всадника, бросился вдогонку за девчонкой.– Не пощадим врага! – Девчонка взвизгнула и побежала со всех ног.

– Стой! Кому говорят! А ты почему не в поле?

– А я вот сбежала по-честному, – бросила девчонка догоняющему всаднику.

– Вот тебе от Авдотьи тумаков и достанется!

– Чур меня, чур меня, разбежались куры,– мальчишка тоже весело подхватил кричалочку: – Чур меня, чур меня, а Авдотья дура!

Детский смех и шлепанье ножек по воде смешались с шумом копыт. Издалека в утренней дымке появился цыганский табор.

– Пойдем, пойдем, поглядим!– нетерпеливо тащил мальчишка свою подругу за руку.

– Нет, ты что! Твой папа говорил, нельзя, от ихних, как от чумных, бежать надо! – девчонка уперлась двумя ногами и пыталась высвободить свою руку.

– Тьфу ты, трусиха какая! – и мальчик, отставив трусливую кроху, бросился навстречу табору.

– Ничего я не трусиха! – пытаясь догнать его, кричала девочка.

Мальчишка бежал к облаку пыли, из которого доносились голоса и ржание лошадей, девчонка бежала следом, еле поспевая:

– Стой, ну погоди же ты! Негодный! Да чтоб тебя, ну стой, я с тобой, куда ты!..

Запах табака ударил в нос, вокруг закружились люди, повозки, кто-то улюлюкал и подтрунивал над детьми, тут же подбежали цыганские дети, одетые очень бедно, с грязными босыми ногами.

Лошадь встала на дыбы, громкий смех грубого мужского голоса, удар по струнам гитары, свист, суматоха: весь табор, как большой и пестрый тайфун, обрушился на детей. Все мелькало и ускорялось, как в странном цветном сне. Жилистые руки в золотых кольцах ухватили мальчишку за подмышки, и, подлетев в воздухе, он плюхнулся в повозку, дыхание у девчонки перехватило. Что делать? Маленькие коленки подгибались от страха. Что сделает она, до повозки ведь даже не дотянуться. И что было сил, она рванула в сторону деревни, то ли такую кроху никто и не заметил, то ли девчонка, как кузнечик худенькая, с острыми локотками, никому не была по вкусу, но пыльные ее пятки били по земле что было духу. Она бежала к деревне и орала:

– Цыгане! Цыгане!

Глава 2

– А я тебе говорю, надо остановиться. Надо, врузумеешь али нет?

– Черт заладил, врузумеешь – врузумеешь!

– Тарас, сам посуди, наконец: лошадь выдохлась, а помрет, что делать будем? До города бог знает сколько еще верст. Отдохнём, брюхо набьем. А может это, продадим чего. А?

– Продадим? В деревне? Ты смеешься, брат, что ли.

Никола укоризненно посмотрел на своего товарища из-под рыжих своих ресниц. Тарас тяжело и туго вздохнул, отчего и без того его большая грудь стала подобно горе, и, уткнув в нее бороду, зажег самокрутку.

Телега, груженная шкурами и какими-то мешками, медленно и уныло покачивалась по пыльной дороге, впереди плелась старая кляча, совсем не обращавшая внимания на Николу, который дело не дело похлёстывал ее. Мухи противно приставали, а от долгой дороги рубаха липла к телу. Никола раздражённо отмахивался от мух, заодно поправлял и прядь кудрявых рыжих волос, которые так и норовили попасть в глаза. Тарас не обращал внимания на назойливых попутчиков, что-то бубнил под нос, то почёсывая добротный живот, то поглаживая бороду. Два купца, от которых было, пожалуй, одно название, потряхивались из стороны в сторону, что усложняло процесс прикуривания. На очередном ухабе Тарас с силой кинул самокрутку подле себя и аккурат попал прям в раскрытый кошель с двумя медными квадратными монетами, на которых и хлеба толком не купишь. Он чертыхнулся, как будто жизнь подглядывает за ним, да тихонечко посмеивался.

– Черт бы тебя побрал, – буркнул и сунул кошель себе под ногу. Тарас, как человек бедный, всегда думал о деньгах, и каждый раз, когда жизнь показывала его состояние, он ужасно злился, и только еще больше уходил в свои размышления о доходах, прибыли, рублях, сказать по-честному, больше он ни о чем так страстно и долгоне думал в своей жизни.

– Бог с твоей деревней, валяй.

– Ну вот, и порешали, – не без победной нотки отозвался Никола.

Скрипучая телега протянула еще пару домов и остановилась у дома с резными, хотя давно потрескавшимися ставнями. Редкий покосившийся забор ограждал небольшой участок. Возле дома вешала белье женщина лет шестидесяти пяти на вид.

– Бог в помощь, хозяйка! Хозяина могу видеть? – крикнул Никола, не слезая с телеги.

Женщина прищурилась от палящего солнца, которое уже вовсю входило в свою силу, глаза как две щелочки потухшим взором уставились на незваных гостей. Морщинистая, натруженная рука тряслась, задевая выбившиеся пряди седых волос из-под платка.

– Кого нелегкая принесла? – прошипела она. – Нет хозяина, помер, лет десять как помер, эдакий, оставил меня одну. Ясно вам? Одна я, – крикнула она как будто с вызовом через забор. – Вон у соседей поспрашивай, – договорила она, уже снова принявшись за развешивание белья.

Никола поглядел на Тараса:

– Ничего, это даже хорошо, дальше поедем, – замурлыкал довольно Тарас.

– Куда поедем, брат? А? Это, брат, наша удача!

– Тю! С чего это? – прогремел своим бычьим голосом купец. – На кой нам старая?

– Ну ты что, пораскинь. Она одна, любой копейке да помощи рада будет, а по мужикам поедешь, так разденут ведь. Ну…

– Бабы они хуже всякого люда…

– Тарас, ну я прав ведь, давай попробуем хоть.

Тарас ничего не ответил, лишь жестом пригласил Николу идти к старухе, а сам залез в кошель, в надежде, что может он не разглядел там еще пару медных монет, привычки вести счет деньгам у него не было. Никола шустро спрыгнул с повозки и пошел к забору, то и дело поправляя свои рыжие кудрявые пряди.

– Эдакий щегол, – усмехнулся Тарас и грузно спрыгнул вслед за другом. Он потягивался, рассматривал окрестности, пускал клубы дыма в воздух и наблюдал, как, несмотря ни на какие старания Николы, старуха к нему не поворачивалась. Тогда решив, что уж дело начато, надо показать другу, как с бабами справляться. Он подошел к забору и облокотился на него всем весом, отчего старые деревяшки заскрипели, пошатнулись и чуть было не упали: