Тибетские заметки. Книга для сложных времен

Голос Наставника вернул меня к реальности.

– А когда обед? Во сколько? – уточнила я.

Он улыбнулся:

– Зачем часы, когда есть солнце? Оно будет вон там, – Наставник указал рукой в направлении горы. Я на всякий случай кивнула, хотя задачу мне это не упрощало. Как определить, во сколько точно будет обед? Наставник сделал «намасте», я ответила ему, погруженная в мысли о том, как бы не пропустить назначенное время.

Я решила на всякий случай не уходить с территории монастыря и периодически посматривать на дверь кухни, чтобы не пропустить начало обеда. Улыбаться не получалось совсем.

Устроившись на скамейке в саду, я рассматривала камешек, который мне дал Наставник, и размышляла, каким образом он сможет мне помочь.

И тут меня накрыло. «Ну приехала ты на другой конец света. Зачем? – спрашивала я себя. – В поисках чего? Исцеления?! Как ты себе это представляла? Может, ты надеялась, что в тайных подвалах монастыря хранится машина времени? И что стоит бросить в нее камешек, улыбнуться, а для верности еще плеснуть водой и махнуть топором, а потом подпереть дверь метлой, повязать на нее красную нить – и вуаля? Машина времени перенесет тебя в прошлое, где все хорошо и все счастливы? А ты ее выключишь и останешься там навсегда…»

Слезы текли по моим щекам. Я знала, что они должны быть соленые, но вкуса не ощущала. Закрыв лицо руками, я беззвучно плакала.

– Это вот так у тебя на родине улыбаются?! – спросил неожиданно возникший рядом со мной Наставник.

– Нет. Но я не могу улыбаться! Просто не могу! – со слезами в голосе ответила я.

– Сейчас не можешь. Но это пройдет. Все проходит, – успокоил меня Наставник. – А ты можешь сделать, чтобы прошло быстрее.

– Но как?

– Улыбайся.

Наставник пригласил меня следовать за ним. Он отвел меня в комнату, где хранилась посуда, показал на полку с кувшинами и попросил выбрать один из них.

– Найди тот, который тебе подходит. Это очень важно!

Задание было сложным, поскольку мне все кувшины казались одинаковыми. Я не видела абсолютно никакой разницы между ними.

– Выбирай сердцем, – подсказал Наставник.

Сердце мое не проявило ни малейшего интереса к процессу выбора кувшинов. Оно молчало, оставаясь лишь сторонним наблюдателем.

В этот момент мне вспомнилось, как бабушка когда-то учила меня слушать свое сердце, если я заблужусь в лесу. Тогда у меня отлично получалось его слышать, и я всегда находила дорогу домой.

Я закрыла глаза и мысленно попросила бабушку помочь мне в выборе правильного кувшина. Тут же в памяти всплыла ее добрая, согревающая сердце улыбка.

Открыв глаза, я уже точно знала, какой кувшин мне надо взять, и показала на него рукой. Наставник одобрительно улыбнулся и сказал:

– Бери кувшин и пойдем!

Оказавшись за воротами монастыря, мы пошли по тропинке и минут через десять добрались до горного ручья. Мой спутник наполнил кувшин водой и протянул его мне.

– Улыбнись, – попросил Наставник. – Если тебе тяжело улыбаться просто так, давай совместим два упражнения. Ты будешь носить воду с улыбкой. Но если заметишь, что перестала улыбаться, тебе придется вернуться обратно к ручью и вновь наполнить кувшин водой. И так ты будешь делать до тех пор, пока не проделаешь весь путь до монастыря с улыбкой.

Обратно я шла, неся кувшин и улыбаясь. Но моя улыбка была похожа скорее на оскал.

Воду в монастырь я несла не просто так. Мне надо было ею полить какое-нибудь растение. Не особо задумываясь, я вылила содержимое кувшина под один из многочисленных кустов, растущих на территории монастырского сада. Но Наставник отрицательно покачал головой. Я оказалась никудышным садоводом, поскольку полила куст, который кто-то уже поливал до меня. Надо было сначала потрогать землю. Если она мокрая – ищи другой куст, который действительно нуждается в поливе. Растение, за которым ты будешь ухаживать, проявляя искреннюю заботу, поможет тебе избавиться от боли. Так объяснил Наставник.

– Растениям важна не только вода сама по себе, но и энергия, которой эта вода заряжена. От воды, которую зарядили улыбкой и любовью, они расцветают. А если ты будешь нести воду, чувствуя при этом боль, злость и ненависть, – только навредишь растениям. Улыбайся, ведь ты ответственна за растения, которые поливаешь.

Очень неординарный взгляд, согласитесь? Но мне очень отзывалось такое отношение к природе. Позже я узнала, что практика носить воду или мести двор, улыбаясь, – очень древняя. Она встречается на разных континентах. Все-таки удивительно, как много тайн знали люди в древности, нам сейчас многие из них недоступны.

Начался обед. Я съела овощи и рис, не почувствовав никакого вкуса. Впрочем, это меня не удивило. После трагических событий, которые я пережила полгода назад, вся еда стала безвкусной. Такой вот психосоматический сбой. Поэтому я давно уже ела просто для того, чтобы не умереть от голода.

После обеда я опять отправилась за водой. Я решила практиковаться снова и снова. Раз уж я здесь, надо использовать все шансы. Идя с кувшином по горам и пытаясь улыбнуться, я представила себе Димку. Как он будет смеяться, когда я ему все это расскажу! Подумав о своем друге, я на долю секунды ощутила, что моя улыбка – настоящая. Впрочем, это чувство тут же исчезло. Пришлось возвращаться к ручью. А потом еще раз. И еще. Бесконечно много раз.

Глава 3

Начался мой обет молчания. Я не должна была разговаривать, но при этом обязана делать практики, в том числе и с камешком. Который, кстати, очень боялась потерять.

Вечером, когда я возвращалась домой, меня преследовало странное чувство, мне было неспокойно. На середине дороги меня встретила Ши.

Как же я была ей рада!

Она потерлась о мои колени, я погладила ее, и остаток пути мы проделали вместе. Ночью она снова улеглась у меня в ногах, а наутро проводила меня до ворот монастыря.

Утро в монастыре начиналось с пения мантр на рассвете. Можно было их петь или просто слушать, но присутствовать нужно было обязательно. После этого завтрак. Монахи обычно ели цампу – кашу из ячменной муки с добавлением молока дри (самка яка) и масла из него же. Некоторые предпочитали овощи и рис, приготовленные в печке. После еды можно было выпить травяной чай или напиток с молоком дри. Мой Наставник предложил мне травяной чай. Но я должна была не просто выпить его, а сделать практику. Смотреть на пиалу с чаем и не думать ни о чем, кроме чая. До тех пор, пока не остынет чашка. Обычно это занимало минут двадцать.

Казалось бы, что тут сложного? Просто думай о чае. Но «просто» у меня не получалось даже близко. Огромное количество мыслей носилось в голове, как серферы на океанских волнах.

Немного попрактиковавшись с чаем, я отправилась за водой. Для меня было важно принести воду, которая пойдет на пользу растениям. Это был дополнительный стимул улыбаться.

Мысленно подводя итоги дня, я осознала, что обет молчания оказался совсем не таким, как я ожидала. Мне казалось, что я просто перестану разговаривать на какое-то время. Но на деле кроме молчания как такового мне нужно было каждый день приносить один кувшин воды, поливать ею любое растение в саду, концентрироваться на чае как минимум четыре раза в день, отдавать боль камню и промывать его в воде, слушать мантры. В общем, свободного времени не было совсем.

К концу второго дня я решила попробовать отдать боль камню. Нашла подходящее место около ручья и попыталась это сделать. Сначала я ничего не чувствовала, потом внезапно расплакалась. Точнее, громко разрыдалась. Неожиданно ко мне подошла Ши. Я прижала ее к себе. Она была большая, теплая, и от нее почему-то пахло хвоей. Мои слезы капали на ее шерсть. Я стала гладить Ши и почти сразу успокоилась. Потом промыла камень в проточной воде и снова надела его себе на шею.

Домой мы шли вместе. Ши выглядела очень довольной, она как будто понимала что-то, чего еще не знала я. Оглядываясь назад, я думаю, что так и было. Ши совершенно точно понимала то, что я сама осознала гораздо позже. Эти инсайты изменили впоследствии всю мою жизнь.

Утром мне очень не хотелось просыпаться, но я понимала, что надо. Я встала, сделав над собой большое усилие. Печка давно остыла, и в комнате было холодно. Когда я вышла в гостиную (я позволю себе так назвать это помещение, по формальным признакам оно соответствовало названию), меня уже ждал горячий тибетский чай. Хозяева дома знали, что я взяла обет молчания, и, обладая природным чувством такта, не говорили со мной, только улыбались, кивали головой в знак приветствия и готовили для меня чай утром и вечером. Это было очень приятно.

Перед мантрами можно было пить только воду или чай. Холодной воды мне не хотелось совсем, а вот чай пришелся как нельзя кстати.

Надо сказать несколько слов об этом напитке. В европейском понимании это вообще не чай. Он соленый, с молоком и маслом дри или Леди яг (так ее называют местные) и невероятно согревающий.

Выпив чай, я отправилась в монастырь. Ши снова шла рядом до самых ворот. По непонятной для меня причине в ворота она не пыталась заходить. Провожала меня, разворачивалась и шла дальше по своим собачьим делам, несомненно, очень важным.

Слушая мантры, я ощущала вибрации и потихоньку запоминала слова. Во время завтрака едва притронулась к еде – аппетита не было совсем. Попробовала сконцентрироваться на чае. Две чашки подряд остыли у меня в ладонях, но никакого результата не было. Мысли, мысли, мысли… Какое-то бесчисленное множество мыслей скакало в моей голове, выпрыгивая, как чертики из множества табакерок одновременно. Но я не сдавалась. Я снова и снова пыталась думать только о чае. Потом, махнув рукой на неудачные попытки концентрации, взяла кувшин и пошла за водой.

На обратном пути мне встретился монах. Он улыбнулся мне, и в этот момент я осознала, что снова не улыбаюсь. Пришлось опять вернуться к ручью. В первые дни мне удавалось принести воду в монастырь примерно с десятой попытки. У меня уже установился своеобразный ритуал. Я трогала землю, находила куст, который давно не поливали, благодарила его и выливала под него всю принесенную воду. Осознавая, что вода, которую я столько раз меняла, прежде чем донести до куста, принесет ему пользу.

А еще благодарила друзей, которые перед отъездом подарили мне безумно удобные и теплые горные ботинки. Мысли об этом и благодарность друзьям помогали мне улыбаться.

День тянулся долго, концентрация давалась мне сложно, мантры запоминались с большим трудом. Радовала только одна мысль – о том, что вечером я снова увижу Ши, поглажу ее, а она будет смотреть на меня своими умными, блестящими, черными, как угольки, глазами.

В деревню я возвращалась вместе с одним из монахов. Я очень переживала, что он начнет со мной разговаривать, и даже показала ему свой камешек на красной веревочке. Он улыбнулся и кивнул головой. Мы шли молча, и в этом молчании было что-то очень хорошее. То, что не выразишь никакими словами.