Вдова Хана

Дед пожал плечами и ущипнул Лана за животик – мальчик весело засмеялся.

– Ублюдок, которого пристрелили, мог так назвать своих убийц.

– Вы сказали, что группировки с таким названием не существует.

– Верно. Но слово-то существует.

– Откуда русскому знать это слово?

– Почем я знаю? Слышал где-то.

– Но где?

Я в отчаянии заломила руки. Словно топчусь на месте, по раскаленным углям, сжигая ноги до мяса, и ничего не могу сделать. И никто не протягивает мне руку, чтобы вытащить меня отсюда.

– Где угодно. По телевизору. Да, Лан, да, мой внук, мой воин, мой дракон!

– Нет… здесь есть что-то еще. Что-то важное. Он смотрел на меня, он пытался мне рассказать. Нужно еще раз проверить всех, кто мог желать смерти моему мужу.

Дед мрачно усмехнулся.

– Их так много, что тебе жизни не хватит. Основных мы всех прошерстили. Список из двадцати трех человек. Десятерых прикопали в самых разных местах только за то, что подумывали о смерти моего внука. Этого мало? Кого еще казнить, чтоб ты успокоилась? Ты должна жить дальше. Вся империя у твоих ног. За это время ты взлетела так высоко, что даже мне страшно смотреть на эту высоту. Хватит страдать… во всем хороша мера.

– Я держусь на голой вере, что он жив… – посмотрела в глаза старику и почувствовала, как больно саднит в груди, – живу, потому что ищу его, и это дает мне силы. Если умрет эта вера, и я умру, понимаете? Умру!

Дед поставил Тамерлана на ножки, придерживая под руками и тихо сказал:

– Тебе нельзя умирать. Ты мать Тамерлана Дугур-Намаева! Ты должна вырастить моего правнука и сделать его царем всей империи! Ты права не имеешь умирать! На! Забери своего сына! Начни вспоминать, что ты не только жена, а еще и мать! Утешься в ребенке! Хватит! С сегодняшнего дня я не хочу и не стану принимать участия в поисках призрака только в угоду тебе! Будешь упрямится – отлучу от дел! Довольно сходить с ума и сводить всех вокруг! Я поставил на уши кого только можно! И поверь, если я считаю, что мой внук мертв – значит, он мёртв! Иначе я бы вывернул этот мир наизнанку и нашел его!

Я даже не пошевелилась, продолжая смотреть в узкие глаза деда, а потом процедила сквозь зубы:

– А я выверну изнанку этого мира и найду! Мне плевать на вашу империю. Можете отлучать! Я никогда не перестану его искать!

Взяла сына на руки и вышла из комнаты Батыра. Едва закрылась дверь, как из глаз потекли слезы от отчаяния, захотелось упасть на колени и завыть, заскулить так, чтоб стены проклятого дома содрогнулись, чтоб голуби выпорхнули из своих гнезд и забили крыльями от тоски. Все рушится, ускользает из пальцев. Всякая надежда превращается в тлен, в ничто, в песок… Может быть, я, и правда, сошла с ума? Может быть, он мертв, а я… я просто оставляю себе возможность не знать об этом. Ведь это так просто. Не знать.

Зашла в спальню, прижимая малыша к груди, укачивая и напевая ему колыбельную… Старую, старую колыбельную. Ее пела мне мама Света. А бабушка пела им обеим – Свете и моей маме.

Баю-баюшки-баю

Не ложися на краю,

Придет серенький волчок,

Схватит Лана за бочок.

Баю-бай, Баю-бай, спи сыночек засыпай…

(с) Народная

Маленькие раскосые голубые глазки медленно закрывались, прятались под тонкими веками и пушистыми ресницами. Мой нежный мальчик, любовь моя вечная. Такая щемящая, такая удушающе сильная и необъятная, что мне кажется, я вся пропитана ею. Как же я хочу, чтобы твой папа видел, как сильно ты на него похож. Как две капли воды, как маленькая копия с точностью до родинки на спине. Ни одно ДНК не нужно, чтобы увидеть, чей ты сын. Ни одна проверка. Достаточно взгляда… Тот же нос, упрямо поджатые губы, разрез глаз. И дубляж каждого пятнышка на теле. Мини карта родинок своего отца.

Уложила малыша в кроватку и вернулась к компьютеру. Монгольские сайты, новости, сплетни. Сколько я их пересмотрела, сколько информации проанализировала, выписывая на бумажку разные данные. Мне казалось, я взорвусь от них, казалось, что за этот год я превратилась в старуху.

Уже хотела закрыть одно из окон, как заметила баннер со свежей новостью.

«Сегодня утром в степи были обнаружены полуразложившиеся тела. По неуточненным данным останки могут принадлежать молодым мужчинам, умершим от голода, обезвоживания и жестоких издевательств. Снова возрождаются слухи о тюрьмах-чемоданах. Только там людей могли довести до подобного истощения, но власти отрицают любую возможность появления таких исправительных «учреждений». Фотоматериалы, прикрепленные ниже, могут нанести вред вашему психическому здоровью».

Не знаю, почему открыла эти снимки. Тут же прижала руку ко рту, в желании отвернуться дернулась всем телом от подступающей тошноты. Хотела закрыть фотографии и замерла. На одном из изображений крупным планом сняты руки несчастного, вспухшие от впившихся в них веревок и волдырей от ожогов, с лопнувшей кожей… и на запястье знакомая татуировка в виде солнца. Я ее видела. Я точно ее видела. У телохранителя моего мужа.

Вскочила из-за стола, выбежала в коридор, к комнате Дарива, постучала изо всех сил. Он открыл не сразу, а когда распахнул дверь, тут же опустил взгляд. И я сжала полы халата на груди.

– Идем со мной. Ты должен это увидеть. Должен!

– Мне надо одеться.

– К черту!

Схватила его за руку, но он ее выдернул.

– В этом доме уши и глаза есть даже у молекул. Я молчу про стены и потолки. И я не могу войти в вашу спальню, госпожа. Это может стоить нам обоим жизни.

Где-то вдалеке скрипнула то ли дверь, то ли половицы. Мы оба посмотрели вглубь коридора.

– Хорошо…Хорошо. Я сфотографирую на телефон и принесу.

Бросилась обратно к себе, схватила сотовый. Со всех сторон сняла руку мертвеца и бросилась обратно.

– Ты…ты узнаешь? Разве это не татуировка Мэргэна? Солнце с семью лучами. Разве это не татуировка одного из телохранителей Хана, которого вы подозревали в предательстве?

– У нас у многих такие татуировки. Даже у меня. – и показал мне свое запястье. От отчаяния я застонала. Отшатнулась к стене и закрыла глаза. Почему…почему едва во мне зажжется надежда, она тут же гаснет. Почемууу? Чем я так разозлила Бога, что он жестоко меня наказывает? Или… Тамерлан… прогневил, а я могу страдать от разрывающего нас обоих наказания.

– Что это за фото?

– Тела, найденные в монгольской степи. – ответила я, отворачиваясь и глотая железный ком, застрявший в горле. – Говорят, их держали в тюрьмах-ящиках, а когда они умерли – закопали под тонкий слой земли и бросили разлагаться.

– Таких тюрем нет уже много лет. Просто сплетня. Вброс. Мы ищем Мэргэна, и пока что его следы ведут совсем в другое место. Идите к себе. Вам надо поспать. За эти дни вы себя извели. Утром все будет выглядеть иначе. Это не Мэргэн. Как он мог попасть в Монголию?

Я не пошла в себе… слишком давят стены, слишком сводит с ума пустота, как будто с его исчезновением дом вырос в размерах, стал не просто огромным, а гигантским. Я любила его и одновременно ненавидела. Ненавидела за то, что я в нем теперь совершенно одна.

Прошла по знакомой тропинке, мимо вольера Джаи, которая тут же радостно бросилась к прутьям, но увидев, что я прошла мимо, разочарованно заскулила.

Как же ужасно ходить здесь совсем одной и представлять себе ЕГО мощную фигуру, а рядом с ним черную тигрицу. Подошла к мостику и прислонилась к перилам.

Внизу, освещенные лунным светом плавали два лебедя. Черный и белый. Они то взмахивали крыльями, разметая хрустальные брызги столпами в разные стороны, то сплетали длинные шеи в любовном танце.

Совсем недавно мы стояли здесь вдвоем, смотрели вместе на этих птиц. Как много я бы отдала, чтобы услышать его голос.

«Ангаахай» с придыханием, с хрипотцой, и ощутить, как сильные пальцы сжимают меня под ребрами. Одна только мысль о том, что Тамерлан мертв, сводила меня с ума, заставляла ощутить дикую пустоту в сердце и в душе.