О ком плачет Вереск

– Лжешь! Видела! Это Сальва тебя ножом полоснул!

– Нет!

– За ложь и я тебя выпорю, Юлия! Не смей врать отцу!

Тяжело дыша, я смотрела на него. Впервые он был в такой ярости. Меня никогда не били, но я вдруг поверила, что отец может это сделать, и отшатнулась от него назад.

– Выпори! У тебя теперь есть пример, как это делать!

– Молчиии! – выпучив на меня глаза.

– Не буду!

Вырвалась из отцовских рук и бежала куда глаза глядят, на задний двор, куда угодно, лишь бы не слышать и не видеть, как старый Альфонсо бьет своего сына. Я свалилась на стог сена и рыдала там от бессилия. Пока не пришел Марко. Добрый и застенчивый Марко. Он принес мне воды и кофту, которую передала моя мама.

– Так у нас положено. За провинность десять плетей. Ничего. Он привык. Не впервой получает.

– Какую провинность? Драку с Джино?

– За твое плечо… Твоя мать устроила скандал и истерику…

Я резко подняла заплаканное лицо.

– Кто сказал, что это Сальва? – Марко отвернулся в сторону, и я толкнула его изо всех сил.

– Ты? Ты сказал?

– Нет. Он сам.

– Зачем?

– Иначе там бы стояла ты.

Я его не понимала. А я здесь при чем?

– Ты! За то, что лжешь и не выдаешь виновного! У отца такие правила! Он бы заставил тебя говорить!

Парень выдрал травинку из стога сена и так же, как его старший брат, сунул ее в рот.

– Мой бы отец ему не позволил!

– Думаешь?

Прищурился и посмотрел на меня.

– Твой отец ходит под капо, а капо – это Альфонсо ди Мартелли. Никто не может ему противоречить. Он – Бог и судья в семье.

– Капо?

– Маленькая еще… когда-нибудь поймешь. У нас свои законы, а твой отец – один из нас.

– Нас?

Марко встал с сена и подал мне руку.

– Пошли в дом, скоро будет обед, а потом скачки. Праздник продолжается.

Сказал как-то мрачно, и я ужаснулась этим порядкам и правилам. После всего, что произошло, у них продолжается праздник. Джино избит, со сломанными пальцами, я с порезом на руке, а Сальву хлестали, как животное.

За обедом было уже не так много гостей. Остались лишь избранные. Я искала взглядом Сальваторе, но его за столом не было.

– Отец наказал его. Сутки без еды и воды.

Когда мужчины ушли, а рядом остались одни женщины, увлеченно обсуждающие какие-то сплетни и беременность Марии. Я стащила со стола кусок буччеллато, завернула в салфетки и сунула в карман джинсового сарафана. Обычно этот национальный пирог готовят на сочельник, но у дона Альфонсо рождество тогда, когда он этого захотел.

Оставалось только принести свои трофеи Сальве… а найти его в этом доме все равно что иголку в стоге сена, и я придавила к стене Марко, который не собирался мне признаваться, где держат его старшего брата.

– К нему нельзя!

– Бред. Скажи, где он, и сама схожу раз ты такой трус.

– Я не трус, – серьезно заявил Марко и протер очки белой рубашкой.

– Самый настоящий. И черт с тобой, сама найду.

– Не найдешь! – упрямо заявил Марко.

– Так покажи!

– Не могу!

– Ну и иди к черту!

Около часа я обыскивала весь двор. Осмотрела все, кроме самого дальнего места за беседкой у ограды. Где росли дикие акации и жасмин. Я пробралась к задней стороне дома, к большой летней беседке. Там собрались все мужчины. В широком плетеном кресле сидел дон Альфонсо и курил сигару, рядом с ним стоял его брат Лоренцо, кузен Диего, мой отец, дядя и еще несколько мужчин, которых я не знала. Я затаилась за кустами дикой розы, пытаясь пробраться незамеченной. До меня отчетливо доносился голос Альфонсо:

– Их надо проучить. Убить всех, кто приедет на эту встречу, а самому главному отрезать язык и отправить его вдове.

– Копов будет слишком много. Это национальный праздник.

– Порка должна быть показательной, но неожиданной. Этот сукин сын должен сдохнуть на глазах у всех…. вместе с копами.

Я судорожно сглотнула, и кто-то вдруг накрыл мне рот ладонью. Марко. Он потащил меня в сторону домиков для прислуги.

– Это что…это…

– Не знаю. Может, игры такие.

– Игры?