1000 не одна ложь. Заключительная часть

– Это наваждение. Ты себя в этом убеждаешь.

– Возможно… но я этим живу. Это является мною. Он часть меня.

– Мы так и будем оставаться вечно близкими друзьями?

– Мы можем развестись.

– НЕТ! – его лицо исказилось от ярости. – Мы не разведемся. Потому что тогда ты будешь в опасности. Или ты забыла, как тебя пытались убить и отравить?

– Тогда давай больше не говорить об этом.

Он вдруг скривился, как от боли, а потом взял меня за плечи:

– Но почему, Альшита? Почему, объясни мне? Неужели я не заслужил хоть немного твоей любви? Хоть самую малость чего-то большего, чем было всегда? Я недостоин? Чем я хуже Аднана? Я настолько омерзителен для тебя?

Боже! Зачем он приехал? Зачем этот разговор, который рвет мне совесть, а ему душу.

Я обхватила обеими руками его лицо.

– Нет, что ты! Нет! Ты мне не омерзителен. Ты самый лучший мужчина из всех, что я когда-либо встречала. Мои дети любят тебя, как родного. Ты столько всего сделал для нас… Но… пойми, я не люблю тебя. Мне нечем тебя любить. Я вся принадлежу другому, и за эти два года ничего не изменилось. Я все так же ЕГО. Как я могу отдать тебе то, что мне не принадлежит?

– Ты могла бы попытаться.

– Не могу. Прости. Я не могу даже попытаться. Я не могу даже сказать, что через год, два, десять что-то изменится, потому что я точно знаю – нет.

Я убрала ладони и сунула руки в карманы.

– Давай расторгнем наш брак, и тебе больше не надо будет приезжать сюда, бередить себе раны и мучить нас обоих.

– Ты так хочешь от меня избавиться?

– НЕТ! Нет же! Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Мне хорошо, когда я могу видеть тебя… пусть и не часто. И когда могу быть тебе даже просто другом.

Он улыбнулся, и я улыбнулась ему в ответ.

– Прости, что надавил… я просто тосковал по тебе и… как всегда надеялся, что что-то изменилось. Я больше не буду говорить с тобой на эту тему. Обещаю.

Я обняла его за шею и прижалась к его груди.

– Спасибо тебе за все.

– Так, ну что стоим. Поехали к тебе, отвезем твою маму домой и поедем с девочками гулять.

Я быстро закивала и мысленно с облегчением выдохнула.

Мама все знала. Знала про наши отношения с Рифатом, а точнее, про их полное отсутствие. И про Аднана знала… про малыша. Мы столько слёз с ней выплакали вместе, наверное, мир можно было в них утопить, но рядом с ней мне становилось легче. Она словно боль мою себе забирала, делила поровну. Иногда даже просто молча поглаживая по голове. А еще сильно отвлекали Вера и Антошка. Они так выросли за это время. Изменились. Но и это случилось не сразу. Меня не так уж хорошо приняли родные брат и сестра. Особенно сестра. Из маленького котенка, который всегда ластился ко мне, она превратилась в колючку и теперь колола меня своими шипами при каждом удобном случае. Не могла простить мне моего отсутствия. И я ее понимала. Каждый переносит страдания по-своему. И малышка решила, что виновата во всем именно я. Ведь это я исчезла, я причинила боль маме, я заставила их переехать в полуразвалившийся дом бабушки и перейти в другую школу, где они терпели насмешки и привыкали ко всему заново. Это очень непросто. И я ждала, пока они смогут снова относиться ко мне, как и раньше. Я верила в то, что семья – это всепрощение и бескорыстная любовь. Особенно моя семья… Когда-нибудь и отец оттает. Когда-нибудь он простит меня за то, в чем я не виновата. Я желала этого всем сердцем. Я простила его за несправедливость уже давно.

Постепенно все налаживалось. Благодаря деньгам Рифата мы потихоньку делали ремонт в доме, строили пристройку, расширяли его. Мой муж нанял работников, не слушая ничьих возражений. Он вообще вошел в мою семью, и его любили все, кроме моего отца. Дети души в нем не чаяли. И… меня это не радовало. Ничего не радовало. Может, я неблагодарная тварь, но мне не нужно было его внимание, забота, его деньги и не нужно было, чтоб мама каждый раз с упреком смотрела на меня и ожидала, когда же мы с Рифатом станем настоящими мужем и женой. Меня не радовала любовь моей семьи к этому человеку, не радовала привязанность детей. Мне казалось, что оно все ворованное, какой-то чудовищной ошибкой судьбы, отобрано у того, кому предназначалось изначально. Это Аднана должны были любить дети, это он должен был ремонтировать дом бабушки, это он должен был заботиться обо мне! Он! А не этот человек с черными глазами и постоянным голодом в них, делающий все, чтобы купить мою любовь чем угодно… и не вызывающий ничего кроме раздражения этой настойчивостью.

– Настя, ты поступаешь не по совести, дочка. Ну нельзя так. Сколько времени прошло. Дай ему шанс.

Очередной разговор за закрытой дверью кухни, пока Рифат сидит в машине и ждет, когда мы спустимся вниз. Гулять с детьми… Гулять тогда, когда мне хочется укрыться с головой и думать совсем не о нем. У меня приступ тоски и боли, а я должна улыбаться и делать вид, что все хорошо.

– Мама, я его не люблю. Понимаешь? Совсем. Я ему благодарна, но это не пробуждает во мне желания, чтобы он меня касался.

– Я понимаю… но ведь ты согласилась выйти за него, и уже больше года он приходится тебе мужем. Он заботится о твоих детях, об Аминке, о твоих брате и сестре. Даже отец начал говорить о нем мягче.

А мне каждое ее слово ножом по сердцу, по незатянувшимся ранам, по больным воспоминаниям.

– Мамочка… не он это должен был быть. Не он.

– Я понимаю, – берет за руку и сильно сжимает, – понимаю, что свежо еще, что не отболело, но надо жить дальше, девочка моя. Не должны мертвые отнимать жизнь у живых и право на новое счастье.

Все правильно она говорит… только что делать, если я не счастлива и счастье свое с этим человеком не представляю?

– Мам, давай закроем эту тему. Ты бы не хотела, чтоб я насильно ложилась с ним в постель, а после плакала в ванной от презрения к себе?

– Бог с тобой! Ты что! Конечно, нет, моя девочка!

– Но будет именно так. Я его не хочу. Для меня он просто друг. Но даже дружба тяготит, когда она навязчива. Мы ведь не продадимся за помощь и за деньги?

Это, конечно, был скользкий вопрос и сложная тема. Рифат во многом нам помогал, и наконец-то отпали мысли о том, где взять денег, как оплатить школу, новые принадлежности и так далее. Но мне претила сама мысль, что ради этого я должна согласить стать настоящей женой Рифату.

Зашла к Буське, и ко мне тут же выкатился комок с всклокоченными черными волосами и зелено-карими глазами. Я не всегда понимала, какого именно они цвета. То ли карие, то ли зеленые. Но определенно светлые. Чертенок ни на секунду не сидела на месте. Ее вихрем носило по всей квартире, она засовывала свой курносый нос в каждую щель, рыдала, прищемив любопытные пальчики, и тут же лезла еще куда-то. Неугомонная. И так похожа на своего отца. Смуглая кожа, пухлые губки, ямочки на обеих щеках, буйная черная шевелюра.

– Привет, чертенок, – я присела на корточки, и она тут же покусала мне лицо. Буська не умела сдерживать эмоции и целовать, если ее сильно переполняло, она кусалась и очень чувствительно за щеки, за губы. Обкусывала все лицо и душила в объятиях. Я уже привыкла и кусала ее в ответ. Мы тискались до потери пульса, смеялись, и потом я тащила ее переодеваться, пока она радостно пищала и что-то напевала.

– Она сегодня тааак скучала по тебе, что не захотела есть.

– Ничего, мы поедим в городе. Да, чертенок?

Быстро кивает и тянет ручки, дальше кусаться своими маленькими зубками, а я пытаюсь на эту юлу натянуть свитер и штаны.

– Мамамамамама

– Бусябусябусябуся

Бодается, счастлива, что я дома, и я счастлива вместе с ней, и в такие минуты пропадает тоска, не болит сердце, в такие минуты я почти счастлива. Забегает Амина, она закончила как раз делать уроки.

– Я одета.

Вертится во все стороны, демонстрируя мне модные штаны и бирюзовую толстовку. Такая красивая в новой одежде. Совсем не похожа на то измученное и загнанное создание, которое я увидела там, в пустыне. Ей уже десять. Она повзрослела и преодолела много трудностей. Выучила русский язык, поставила на место одноклассников, пытавшихся унижать ее за цвет кожи и незнание языка, нашла друзей и умудряется быть одной из лучших учениц в школе. Без репетиторов.

– Я просто не хочу, чтоб они думали – раз я темная, значит, тупее и хуже их. Я должна учиться лучше. Я арабка, а не прокаженная.

Я ласково прижимала ее к себе. Моя сильная девочка столкнулась с одним из величайших проявлений жестокости человечества – с расизмом. У нас, здесь, он развит особо сильно, и уберечь ее от нападок не в моих силах, но она молодец, она справилась сама. Пару раз мне даже приходилось идти в школу, потому что Амина давала сдачи и давала сильно и очень больно. И правильно делала. За себя надо уметь постоять, и пока Амина не знала язык настолько, чтоб ставить на место словами, она делала это самым примитивным способом.