Ничей ее монстр

Ничей ее монстр
Ульяна Павловна Соболева

Любить монстра не просто страшно, любить монстра больно и смертельно опасно. Мой монстр сделал все, чтобы меня раздавить и опустить на самое дно… Убить физически и морально. Но за все приходится платить. Мне – за безумную и грязную любовь к чудовищу, а ему – за все его грехи. И я не знаю, чья расплата станет более лютой. Моя, когда есть только одна причина жить дальше… или его, когда не осталось ни одной, а вокруг глухое одиночество и вечный мрак. Заключительная часть дилогии.

Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Мой Ад начался, и больше ему не было видно ни конца, ни края. Я не успокоилась. Я сходила с ума. От боли, от ревности, от ненужности и осознания своей убогости. Мне хотелось умереть. Я превратилась в комок страданий и ненависти. И все еще ждала, что он придет. Верила, что это не конец. Что все еще можно вернуть. Около месяца я из квартиры не выходила. Лежала часами на полу и смотрела в потолок, превращаясь в подобие человека. Мне было плохо и физически, и морально. Казалось, что меня просто раздавило, и я не могу собрать свои кости в единое целое.

Я взрослела с каждой секундой этой агонии, с каждым мгновением. Как по щелчку пальцев, я вдруг превратилась в вывернутую наизнанку и выпотрошенную игрушку. И самое отвратительное, что выпотрошил меня тот, в чьи руки я отдалась сама и исступленно целовала эти пальцы. Любила каждый из них… и люто ненавидела сейчас. Но кому я лгу, я еще была настолько ослеплена и больна, что я бы ему все простила, если бы вернулся. У первой любви нет гордости, она готова унижаться, стелиться по полу и кататься в грязи. Она умирает от боли и не умеет защищаться, она преданно подставляет вторую щеку, она тянет сломанные руки, чтобы их сломали еще раз, и плачет кровавыми слезами, умоляя дать ей шанс. Потом она окрепнет, восстанет из пепла, обрастет циничностью и опытом… если выживет. Я могла бы его простить и простила бы. Настолько слабая и ничтожная, маленькая влюбленная дурочка. Барский выкинул свою любимую игрушку и тут же нашел себе другую, при этом совершенно наплевав на ту, что оставил гнить в углу.

Но надежда не умерла, и я вспомнила его слова о возвращении домой. Наверное, у меня ведь есть еще шанс вернуться к нему. Когда буду рядом, когда будет видеть меня каждый день, а я его. Я взяла себя в руки и отодрала с пола. Постепенно привела в нормальный вид, даже съездила в универ, сходила в парикмахерскую и обновила гардероб. Что не изменилось, так это щедрость Захара. Он ни в чем не ограничивал мои расходы. Казалось, что моя кредитка просто резиновая.

Мне становилось легче от мысли, что, если все получится, он вернет меня в свой дом. А там у меня появится шанс. Я была готова на что угодно. Мне казалось, как и всем наивным девочкам, что я смогу снова соблазнить, снова увлечь. Мне бы только раз в его объятия, только раз в его руки и губы только раз на своих почувствовать.

Я ведь еще так долго не верила, что это конец, хотя все ведь было ясно даже ребенку, и боль, не прекращая, пульсировала в голове, разрывала виски. Это был самый первый удар от жизни прямо под дых и в самое сердце. У меня не просто почву из-под ног выбило. У меня мир отобрали. Мои розовые очки уже треснули и скоро повырезают мне глаза осколками.

И я вернулась. И нет, это не было так, как я себе нарисовала. Все было хуже. Я шагнула в океан пыток добровольно. По самое горло в кипящее масло. Видеть его жену, детей и его самого… Больнее всего оказалось увидеть Барского вживую, спустя столько времени. Сердце зашлось и задрожало в дикой агонии. Все тело стало гранитным камнем, все нервы завибрировали. И я рассыпалась в крошево к его ногам, к начищенным туфлям. Он не знает, а я валяюсь там внизу и мысленно обнимаю его колени поломанными руками, умоляя сжалиться и дотронуться до меня. Теперь я знала, что такое боль. Настоящая и невыносимая. Эта тварь вгрызлась мне в сердце и раздирала его на части.

Никто и никогда не причинял мне столько боли, сколько причинил он в этот первый день нашей встречи. Когда стоял напротив меня и с равнодушным видом осмотрел с ног до головы своими ледяными волчьими глазами.

– Здравствуй, Есения.

Хлыстом по самому сердцу, и в голове пульсацией:

«Моя девочка, скучала по мне? Скажи, что ты моя девочка… я такой голодный на тебя».

А сейчас даже не верится, что его изогнутые чувственные губы шептали мне грязные нежности, ласкали мое тело. Он совершенно не изменился, только казался уставшим и… повзрослевшим. Мне даже почудилось, что на его висках больше седых волос, чем было раньше.

– Мы рады, что ты вернулась. Здесь тебе рады.

Посмотрел на часы и прошел мимо меня. Просто мимо, а я вою, я мысленно ору от отчаяния и тоски. Как же хочется вцепиться в его руки, в его плечи и отчаянно кричать «почему?». И ничего в его глазах не увидела. Пустые глаза. Как будто мертвые. И меня трясет от понимания, что он наслаждается этими моментами своего триумфа, сломал меня, уничтожил, как и обещал. И продолжает держать при себе. Конечно, я ведь должна помнить, почему я вообще здесь. Новое развлечение Барского – смотреть, как я буду умирать рядом с ним. И я умирала от того, что он сделал со мной, я рассыпалась в пепел.

Как же я верила, что между нами что-то особенное, верила в счастье и в любовь. Барский сожрал мои чувства, обглодал их и вышвырнул на помойку… так быстро. Так мучительно мимолетно. Надоела и стала неинтересна.

Но я еще не теряла надежду.

Я ждала его возвращения домой, стоя у окна. И дождавшись, выбегала вниз, чтобы просто увидеть и столкнуться на лестнице. Он холодно здоровался и проходил мимо. За столом даже не смотрел в мою сторону, а меня бомбило, меня подбрасывало, и я истерически делала ошибку за ошибкой. Те, что делают надоедливые маленькие дурочки.

Жизнь продолжается. Дни за днями монотонно и одинаково. А мне плохо и легче не становится. Мне кажется, я и физически разломана на куски. От слабости и постоянных слез кружится голова и скручивает в узел желудок.

Вокруг вечный праздник. Словно Барский решил отмечать каждый чих и разъезжать на всякие светские рауты и балы.

И я умираю под музыку в очередной раз. Вокруг шикарно одетые пустышки, вышколенные официанты. Антураж лицемерно-лживого веселья. И я вижу только одного мужчину. Он для меня умопомрачительно красив и сексуален. Вокруг него толпа женщин, прихлебателей, журналистов. Он улыбается своей надменной улыбкой и завораживает голубыми глазами. И эти женщины. Нескончаемые женщины со взглядами текущих сучек, облизывающихся на него. Роняющих слюни. И меня преследует мысль, что он каждый раз выбирает, кого из них отыметь. Прямо здесь на банкете. Потом мне кажется, что он уже с ними спал. И я схожу с ума, у меня разламывает виски. Он уходит куда-то, а я ревниво хочу бежать следом и сдерживаю себя адским усилием воли. Ничего не радует, и я стою тенью где-то у окна… ожидая, когда проклятое веселье окончится. Не просто больно, а адски невыносимо понимать, что совсем недавно это было так просто – подойти к нему или поманить взглядом.

Но такие, как Захар Барский, никого не любят. Только используют, отнимают, втаптывают в грязь и жестоко казнят… Так же он поступил и со мной. Он – хозяин этого города, он старше меня вдвое, у него своя семья, а малолетняя оборванка, как я, никогда не стала бы ее частью. Если б не жуткая тайна, которую он скрывает от всех и я, так не вовремя появившаяся в его жизни, с угрозой эту тайну раскрыть. Я, ненавидевшая его за то, что он отнял у меня детство, и полюбившая с первого взгляда монстра с волчьими глазами. И теперь сдыхающая от этой любви совершенно одна.

Намертво привязанная к нему какой-то больной одержимостью. И нуждающаяся в нем, как в воздухе.

Меня несло на волне цунами в самую пропасть отчаяния… когда он улыбался не мне. Я завидовала им, что они могут видеть эту улыбку так близко. А ведь я когда-то совсем недавно трогала ее руками и губами.

Дергаюсь каждый раз, если он накрывает руку собеседницы своей, и схожу с ума, когда ночью слышу, как вошел в комнату к Светлане. Но у меня все еще была надежда, которую он вырвет с корнем и оставит меня истекать кровью.

Перед очередной вечеринкой я, пошатываясь от все той же необъяснимой слабости, вошла в ванную и, оперевшись на руки, посмотрела на себя в зеркало… Что-то не так. Я что-то делаю не так. Не может он вот так просто забыть меня. Не может быть, чтоб я ему не нравилась… ведь я изменилась. Я стала красивее. Стала ведь. Мне все это говорят. Я вижу это во взглядах мужчин.

Я заставлю его посмотреть на меня. Заставлю вспомнить все, что между нами было. Он ведь хотел меня. Дико, зверски хотел. И сейчас захочет. Я женщина, а он мужчина.

Вытащила ворох вещей и швырнула на постель… выбор пал на то красное платье. В голове молниями вспыхнули воспоминания об ударе ремнем, и по телу прошла судорога боли и удовольствия. Оттуда и начался обратный отчет. Прошло достаточно времени, и я теперь в этом платье выгляжу иначе. Мое тело изменилось и округлилось, у меня отросли волосы, и я уже не пятнадцатилетняя малолетка.

Слегка ослабила шнуровку на талии. Несмотря на все нервные потрясения, я немного набрала вес. Хотя, конечно, за эти годы я могла измениться. Но я нравилась себе больше без угловатостей и выпирающих коленок. Он ведь тоже заметит. Не может не заметить. Опустила пониже декольте так, что полушария груди приподнялись вверх. Моя грудь стала более округлой и пышной, упругой. Красный шелк подчеркивал белизну кожи и маленькую родинку чуть ниже ключицы. А так же тонкий розовый шрам от ремня. Он притронется ко мне и не выдержит… почувствует мой запах. Он ведь говорил, что любит его. И волосы. Распущенные до талии. Его любимые рыжие пряди.

«Моя голая Лисичка, дай посмотрю на твое тело. Ты идеальна! Ты знаешь? Каждый твой изгиб сводит с ума. Станцуй для меня. Вот так вот. Одетая в твои волосы».

Когда вышла в залу, на меня все обернулись, и я увидела эти взгляды. Такие красноречивые, пошлые, настоящие мужские взгляды. Барский стоял у бара рядом со Светланой и еще двумя женщинами. Он заметил меня не сразу… а когда заметил, то лишь скользнул взглядом и тут же поднес бокал к губам. Но не выпил маленькими глотками, а осушил до дна и тут же взял другой.

Играла музыка, и кто-то из гостей уже танцевал. Он не сможет мне отказать, если приглашу при всех. Я нагло прошла через весь зал и подошла к Барскому, остановилась напротив.

– Добрый вечер, – громко, привлекая внимание и заставляя его посмотреть прямо мне в глаза. Не выдержал, скользнул по всему телу своим волчьим взглядом, заставляя сердце болезненно сжаться. Снова посмотрел прямо в глаза, и в зрачках холод и недовольство. И я уже шатаюсь, как от жестокого удара. Я уже ментально плачу от этого взгляда. Восхищение, если и промелькнуло, то тут же сменилось отчуждением.

– Я думал, у нас благотворительный ужин, а не вечеринка с обнаженкой.

Я проигнорировала его слова и все так же решительно сказала:

– Я хочу пригласить тебя на танец. Мы никогда не танцевали с моим любимым опекуном. Ты ведь не откажешь своей приемной… дочери, – на слове «дочери» он поморщился так, будто ему загнали под ногти гвозди. Я протянула руку, и он ее взял в свою. Тут же сдавил так, что у меня прошла судорога боли. И плевать. Пусть давит.

Повел в глубь залы, буквально кроша мои пальцы. Резко крутанул и тут же вошел в танец, застигая врасплох. Но я мягко влилась в танец. Посмотрела ему в глаза и поняла, что это конец. Ничего из этого не выйдет. И как бы меня не вело от его ладони на моей талии… я не могу не видеть, что ему это не нравится. Он напряжен до предела, и это совсем иное напряжение. Это не возбуждение. Он нервничает и очень сильно. Злится.

Мягко улыбнулась и положила руку на его затылок, поглаживая кожу дрожащими пальцами над самым воротником.

– Это платье… ты его помнишь? Два с половиной года назад ты…

Он прервал меня грубо, с явным раздражением:

– Послушай меня, Есения, и послушай внимательно. Второй раз я повторять не буду.

Дернул к себе, но удерживая между нами дистанцию таких размеров, будто боялся ко мне прикоснуться.

– Я ничего не помню и помнить не хочу. Ни с тобой, ни с кем-либо другим. Ты выдумала себе неизвестно что. Я просто тебя трахал, – от этих слов его тоже передернуло, и у меня сдавило виски, дышать стало нечем от этого выражения лица – брезгливости и отвращения, – пару раз под настроение. И все. Ничего больше. Ты мне неинтересна. Ты никто. Ты пустое место. С тобой и поговорить не о чем. Ты что о себе возомнила? – он говорит, а его голос растворяется, как в тумане, глохнет где-то под потолком, и у меня его лицо то расплывается, то снова появляется. – Думала, я разведусь, и мы заживем долго и счастливо? Девочка, очнись. Если ты продолжишь и дальше лезть ко мне и вешаться на меня, я избавлюсь от тебя, – все расплывается еще сильнее, – я тебя просто уничтожу. Живи и наслаждайся тем, что тебе дают. Между нами никогда больше ничего не будет. Ты мне не нужна. Ясно? Все. Хватит.

Ноги подкосились, и я вцепилась в его плечи.

– И твои попытки меня соблазнить жалкие, малышка. Ты – это отработанный материал. Не вынуждай вышвырнуть тебя. Ты мне не нужна, поняла?… Не нужна… не нужна.

Картинка поплыла, рассыпалась перед глазами, стала затягиваться черным туманом, и я начала падать в пропасть. Эхом слыша его последние слова.

* * *

А когда пришла в себя, то лежала на кушетке, возле меня Барский и какой-то пожилой мужчина с саквояжиком. Кажется, мы в кабинете Захара.