Легенды о проклятых 4. Ослепленные тьмой
Ульяна Павловна Соболева
Легенды о проклятых #4
Не так страшна война с людьми… как страшна война с нелюдью. Переполнилась земля кровью и болью, дала нажраться плотью злу первобытному, голодному. Мрак опустился, нет ни одного луча света, утро уже не наступит никогда. Вечная ночь. Даже враги затаились от ужаса перед неизвестностью и войны стихли. Замер род людской и убоялся иных сил. Стонет в крепости женщина с красными волосами, отданная другому, ждет своего зверя лютого. Пусть придет и заберет ее душу с собой в вечную темноту.
Ульяна Соболева
Легенды о проклятых 4. Ослепленные тьмой
Больше солнце не родится,
Зло давно в аду не дремлет,
Черной копотью садится
На леса и на деревни,
В мертвь природу превращает,
Жалости, добра не знает,
Смотрит черною глазницей,
Как туман на земь стелИтся
И хоронит под собою
Все, что есть на ней живое…
Черный волк на крепость воет,
Мечется, скулит и стонет.
Не взойти уже луне.
Им искать теперь друг друга
Ослепленными во тьме.
СЛОВО ОТ АВТОРА И ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ:
Это жестокая и страшная сказка. Все вы уже ее знаете, читали первые части. Но я хочу все же вернуться к предупреждениям.
Да, здесь нет ненормативной лексики, но здесь есть жестокость самая настоящая, животная, первобытная жестокость. Под жестокостью я подразумеваю не жесть от главного героя над героиней, а насилие над слабыми, как над женщинами, так и над мужчинами, кровопролитные бойни, казни, ритуалы и жертвоприношения, мистические жуткие явления и т.д. Подробных описаний нет, но все же подобные сцены присутствуют, и я бы обозначила их как 21+.
Жесток в целом весь мир псевдосредневековья, в котором разворачиваются события. И жесток он без преувеличения. Я предупредила, если что.
Еще я бы хотела предупредить, что в данном произведении нет четкой сюжетной линии двух главных героев – здесь много линий, много героев, и все они связаны между собой, хотя, несомненно, линия Одейи и Рейна ведущая во всей истории. Я хочу предупредить, что есть сцены фемслэша и отношения между двумя женщинами (второстепенными героинями). Хочу предупредить, что те, кто ждут на каждой странице секс – будут разочарованы и, возможно, на книгу таких сцен будет всего ничего, хотя мне кажется данное произведение пропитано не только эротикой, а иногда и самой настоящей похотью, как между главными героями, так и между второстепенными. Но опять же те, кто ждут истории, где всю книгу герои ищут место и способ заняться сексом и только об этом и думают – идите мимо, это не для вас, и секса будет мало. Чтоб потом не жаловались и не портили мне карму, как после Непрощенной, где некоторым особам стало мало постельных сцен.
Ну, а те, кто любят мою страшную сказку – пристегивайтесь, мы полетели в снега Лассара и Валласа, проливать кровь вместе с Рейном и страдать вместе с Одейей. В этой книге будет еще страшнее, еще больнее даже, чем в третьей.
ПРОЛОГ
Быстрая, как олень. Тихая, словно тень. Страх режет глубже меча. Гибкая, как змея. Тихая, как вода. Страх режет глубже меча. Сильная, как медведь. Свирепая, как росомаха. Страх режет глубже меча. Человек, который боится, уже погиб. Страх режет глубже меча. Страх режет глубже меча. Страх режет глубже меча"
(с) Сирио Форель
Они стояли на четвереньках, пошатываясь и устремив взгляды на ритуальный огонь, постепенно разгорающийся в ледяной тьме. Тоненькие блики пламени выскальзывали из темноты, прорезали ее паутинками, плевались мелкими искрами, летящими в сугробы, пока не заполыхали и не облизали черный воздух длинными оранжевыми языками, освещая все вокруг, освещая звероподобные лица с черными и белыми полосами от лба до подбородка, от глаз до ушей. Из-за полос не видно ртов и носов, не видно глаз.
– Мгммммммм…мгммммм…мгмммм. Овау ова. Овау Ова. – заскандировали зверо-люди. Баорды, как называли их в Лассаре и Валласе. Баорды, пожирающие человеческую плоть и пресмыкающиеся перед слугами саананскими. За что и были избраны его рабами. Баорды, вырастившие диких псов, которые сейчас поджали хвосты и не смели подойти к огню.
Посередине пламени разогнулась черная тень, укутанная в просаленные меха, переливающиеся от бликов костра. Тень взметнула руки вверх, удерживая на них голого, розового младенца. Псы оскалились, зарычали и дернулись назад, не сводя глаз с орущего лысого комка.
– Вот он! Детеныш тьмы и света! Сам пришел в наши руки!
– Съесть..овау ова. Съесть. Овау ова.
– Голод!
– Мы голодные!
– Овау…овау послал еду!
Сивар обернулась, и ее жуткие белесые глаза засветились в темноте лунным блеском.
– Это не едаааа, – растягивая слова и раскачивая ребенка над пламенем, – это нааашшш талисмаааан. Овау ова посссслал талисссман для Сивар…. а Сивар принесла талисман вам.
Один из баордов приблизился к огню, обнюхивая малыша.
– Это…это не человек.
– Неееет… не человек.
– Маленький Гайлааар… они унюхают его и убьют всех нас.
– Не унюхают… Сивар знает, что делать. Сивар спасет баордов, когда настанет вечная ночь.
Подняла младенца еще выше.
– Он будет баордом, как и мы. Овау ова прими. Овау ова спрячь от глаз. Овау ова сохрани. Овау ова нареки.
Посмотрела на двух женщин, склонивших головы, спрятанные под платками и меховыми шапками, с которых свисают тонкие крысиные хвосты. Одна из них протянула свои руки-крючья к ребенку и взяла его на руки, а вторая накалила над огнем тонкую длинную иглу, проткнула сморщенный палец Сивар, потом пятку младенца и сдавила друг с другом. Тьму пронизал громкий крик ребенка.
Позже, в норе, где под стенами в глиняных горшках чадили свечи, сделанные из медвежьего сала, смердящие так, что у человека заслизились бы глаза, Сивар расстелила на полу, покрытом шкурами, свой шерстяной платок и уложила на него младенца. Она склонилась над ним так, что седые космы упали на крошечное личико, и открыла висящий на груди сосуд из слюды, принесенной древними предками с паучьей горы. Капнула с ногтя ярко-фиолетовой жидкостью малышу на губы. Капля въелась под кожу и разошлась сеткой, выделяя каждый сосуд фиолетовым цветом. Тело мальчика судорожно задергалось.
– Паутина смерти. Смешение крови. Яд жахада. Всегда в тебе будет капля баордской крови, и не поднимется меч твой супротив народа твоего. Если выживешь до утра.
Впервые ее голос не дребезжал и не тянул букву «с», а белесая пленка слезла с радужки, обнажая ярко-голубой цвет. Сморщенная рука тронула щечки малыша, плечи и живот. Старуха вышла из норы и завалила вход досками.