Прямохождение по Алтаю. Песня гор, солнца и ветра

Не спорю, масло всё равно дохнет на четвёртый-пятый день, даже и в фольге. Но зато эти первые три-четыре дня! Божежки! Смачный, от души кусмарь маслища, плюхающийся в твою миску с серой размазнёй… Падающий на горку макарон, похожих на автоматные гильзы… Патроны-макароны… Потом они плавают в растаявшем масле, как в супе, и ты хлебаешь ложкой эту сытную жирненькую густоту, а рот – до ушей!

Но макароны в масле – редкое счастье, чаще всего в горных перекусах за милую душу жуётся варёная крупа под чаёк. А круп у нас широкий спектр: воспетые классиками пшёнка и овсянка для ранних трапез, рис и гречка для более поздних, и неповторимая, универсальная и священная для меня пшеничка, или полтавка, которая под тушёночку идёт, аж треск стоит за ушами.

…И есть ещё Ячка. Жутко полезная, но со скрипом уминаемая в виде каши. Поэтому её в переносных закромах обычно остаётся много… Но не выбрасывать же! Все пищевые калории строго по граммовке… И вот в какой-то чудный миг в котле кипит вода, в неё всыпаются остатки ячневой крупы и – внимание! – пара сублимированных пакетов с… сухим борщом! Есть ли разница, какие вкусовые добавки бодяжить, правда?.. В походе всё съестся!

Буровато-красное варево бухтит, вскипает, вздымается, источая подозрительный шмон… Это сегодняшний скорый ужин. Называется – «Сублимуть». Питательно! Закрывай глаза (и нос) – и кушай. Мы кушали, клянусь.

Какими должны быть настоящие туристы? Мы не знали. Смотрели на остальных. Аня была заботливая. Ваня слушал «Калинов мост» на плеере, и сам отличался такой славянофильской внешностью, что «славянофилу» Ревякину мог дать сто очков вперёд. Аня с Ваней – как брат с сестрой: спокойные, рассудительные, неприхотливые. Ванюша однажды «сковырнулся» по пути – запнулся за что-то и кувырком укатился с тропы по склону. Недалеко, на пару-тройку метров… Молча встал, улыбнулся и побежал дальше. Таким полагается быть туристу?

Весёлая супружеская пара хорошо владела сленгом. Они профессионально укорачивали слова. Тушёнка – «туха». Сгущёнка – «сгуха». В походе как в бою: всё должно быть кратким, звучным и лаконичным. «Хоба», «турик», «смертник»… В этом смысле, Лёхина «сублимуть» немного выбивается из ряда.

Витя Малявинский был типичным «геологом»: сухощавым, с добротной щетиной, упорным, немногословным. Таким же, если ещё не более несгибаемым казался и его сын Александр, крепыш с чудовищными «банками» икроножных мышц.

«Пятая колонна» была забавная, если не сказать – смешная. Мужчина с сыном мерили горы резиновыми сапогами, что для нас тоже было в диковину. Для авторитетных обладателей резиновых… кедов.

Так формировалась общая схема похода, этакий скелет, наглядное пособие для новичков вроде нас. Но кто-то обязан был всё это зафиксировать, описать… Разработать терминологию, подвести идеологическую базу, составить свод правил… Обязанности по постулированию железных туристических кредо любезно взял на себя Лёха.

Три правила туриста (Алексей В. ©):

Первое правило настоящего туриста. Никогда не прикуривай от зажигалки, если есть костёр!

Второе правило настоящего туриста. Переломись, а в руках ничего не неси!

Третье правило настоящего туриста. Не бери с собой в поход подушку! (по ситуации заменяется на «подружку»).

Есть ещё вспомогательные. Например, правило «подонка»: подонком признаётся тот, кто выскребает остатки каши со дна котелка. Или: сколько хобу не носи, попа всё равно будет мокрая…

Что такое «хоба», объяснять надо? Помните странные прямоугольники из вспененного материала на спинах у девиц в автобусе? Они надёжно держатся на резинках, и защищают поясницу от ветра. Эта штука, в случае опасности промокания, мгновенно сползает ниже, на пятую точку. «Хоба!» – и ты безопасно садишься на любую поверхность в сыром и стылом краю. Короче, хоба – это поджопник. Вручную она классически вырезается из пенки – коврика, коий далёкие от русской природы люди упорно называют кариматом. Да будет вам известно, господа присяжные заседатели, что слово «каримат» происходит от названия британской фирмы-производителя Karrimor, так что это очень непатриотично. По своему опыту скажу, что нет ничего лучше, дешевле и красивее двухслойной ижевской пенки нарядных цветов. И хобы из того же материала.

На стоянке.

– Таня, – зовёт Аннушка.

«Таня» не откликается. Зов повторяется. Безрезультатно.

– Таня! – кричит Анюта, – …Которую друзья зовут…, – и она воспроизводит паспортное имя моей девушки.

«Таня» смущённо поворачивается. Мы трое хохочем.

Шаг

Утро не задалось. Лично у меня. Всем, кто не первый раз в походе, пофиг.

Моя трагедия в том, что свои с грехом высушенные вчера «чёрные тапочки» сегодня я обмакнул в реку на первой же минуте ходового дня. Так же сделали и остальные. А потому что речка, которую надо было пересечь, в пяти метрах от стоянки.

Но это не брод. Так, семечки. Настоящий Брод, говорят, скоро… На Енгожке.

Эх, хорошо пребывать в неведении! Вот зря бухтят новички, которых я сам теперь таскаю по далям и весям: мол, идём – не знаем куда, как скот на убой… Человек до тех пор спокоен в жизни, пока не знает своей судьбы, своего рокового часа.

Наш – пробил!

Пяток беговых километров по таёжной тропе вдоль шумливого русла, и замираем у широкой, по горным меркам, реки. У ГЛУБОКОЙ реки, по горным меркам. Вся группа в сборе. Полтора десятка человек. Кучкуются и жмутся к берегу, таращась на то, что предстоит. На реку Енгожок, во всём её бурном проявлении.

Виктор терпеливо и доходчиво объясняет, что сейчас с нами будет. Мы возьмёмся за руки, по четыре человека в ряд… Да не ладошками, локтями сцепляться – и как можно крепче! Мальчики по бокам, девочки в середине. А потом по команде «Шаг!» все враз делают ОДИН шаг левой ногой. Следующая команда – правая нога. И так далее. Шагать вместе, ногу ставить прочно, в упор между подводными камнями. Держать ряд. Не отцепляться ни в коем случае. Иначе…

Все посмотрели вниз по течению и быстренько смекнули, что будет иначе.

Белопенный Енгожок клокочет и уносит тонны воды справа налево, справа налево… с вызывающей уважение скоростью. За ним тянутся к небу статные отроги гор, покрытые колоритной смешанной растительностью. Нам – туда. А пока что мы здесь, и хорошо чувствуем эту разницу. Каменистая пойма дрожит от напора могущественной реки. Горы молчаливо спрашивают меня:

– Уверен, дружок?..

Нет, я не уверен. Но показать этого нельзя. Ни друзьям, ни коллегам по несчастью, ни, тем более, горам. Я пришёл сюда… чтобы перейти эту реку или умереть. Теперь это становится очевидно. Я беру у «Тани» её посох (одну из вырубленных мною палаточных стоек) и встаю слева. Буду держать себя и других. Лёха будет принимать удар стихии на правом фланге. Не менее ответственная роль.

Виктор и Александр Малявинские уже сгоняли туда-сюда через водную преграду, перенеся рюкзаки, свои и девочек.

– ШАГ!..

Делаем движение левой. Температура воды отличается от той, что была на тропах-ручьях… Освежает…

– ШАГ!..

Толчок справа поражает всех четверых своей мощью. Не знал, что водица по колено может давить с такой силищей…

– ШАГ!..

Держимся… Чёткой фиксации не получается: внизу крупные гладкие камни, так что приходится резво шурудить ногой, пока не упрёшься.

– ШАГ!..

О-о, как же тут… не тепло! Вода достигает… интимных мест. Скользим, шатаемся и по очереди окунаемся до пояса. К счастью, остальные держат…

Выбравшись из реки, я всё ещё не верю, что мы это сделали. Что это вообще оказалось возможно. Всё было так… быстро, так… медленно, кажется, что прошло мгновение, и пролетела вся жизнь.

Но дядя Витя не даёт рассуждать и предаваться самоанализу:

– Вылили воду и пошли дальше, чтобы ноги согрелись!

Ноги… А, точно, я же не чувствую ног!

Стаскиваю с одеревеневших конечностей обувку, выливаю… Хотя какой в этом особенный смысл? Быстроногие уже уносятся прочь. Я даже не знаю, как перебрались другие участники, за пределами нашей четвёрки, настолько ошеломлён собственными ощущениями. Ужасом… и какой-то ожесточённой, ниоткуда взявшейся уверенностью.

Я не умер. Я перешёл.

Прыг

Позже, в годы интернета, мне попалась в сети книга Бориса Скворцова, где упоминаются трагические события на Енгожке: гибель девушки и инструктора, пытавшегося её спасти, при переходе этой реки. Была весна, высокая вода, и брод для них оказался роковым.

У нас вода была ниже, но ощущений для осознания бренности бытия хватило. Дожди добавляют воды и ощущений.