Легенда

– Делайте, что хотите, но я вам тут не помощник.

– Что, никто не научил чистить рыбу? – улыбается Август.

– Это не моя обязанность, – открещивается Кирилл с оскорбленным видом.

– Разве во время учебы вас не заставляли разделывать трупы?

– Это совершенно другое, – возмущается брат.

– Ну, а ты? – две пары глаз уставились на меня.

Я стою в дверях, привалившись плечом к косяку, и, похоже, имею такой плачевный вид, что брат отправляет меня спать, причем посыл звучит в довольно грубой форме. Вяло огрызаюсь, но следую его совету.

В гостиной тихо и уютно. В полутьме нашариваю диван, ложусь, закрываю глаза. Спина мерзнет, и я вслепую пытаюсь натянуть плед, который всегда валяется где-то рядом, но засыпаю, так и не успев толком укрыться.

Прошлое

Утро выдалось ясным и морозным. Палая листва хрустела под ногами, прихваченная инеем. Человек осторожно двигался по лесу, краем глаза следя за бесшумной тенью своего питомца. Проснувшись, он раздул огонь в очаге – за ночь их убежище успело выстыть; вскипятил воду, доел остатки мяса. Выйдя наружу, при скудном свете осеннего солнца осмотрел и проверил лук со стрелами. Натянул тетиву, та послушно поддалась; пристроил колчан так, чтобы он не бил по телу при ходьбе и беге. В тайгу он отправился налегке – в этой глухой местности шанс, что кто-то украдет вещи, был ничтожным.

Волк понял, что предстоит охота, и скачками понесся вперед. Его светлая спина замаячила далеко впереди. Человек полностью доверился его чутью и просто следовал за ним, зная, что рано или поздно тот выведет его к добыче.

В последний раз в этой местности он был несколько лет назад – отец взял сыновей, чтобы те посмотрели, как живут другие племена. Тогда они и наткнулись на жилище пришельцев с юга; пронаблюдав за ними целый день, они тихо удалились. Темнота прикрывала их отступление. Эти люди по их меркам обладали несметными богатствами, кроме скота, у них было много железных орудий, хорошая, прочная посуда, крепкие жилища, вдосталь пищи. Отец в тот день выглядел очень задумчивым; он внимательно следил за передвижениями каждого, кто попадал в поле его зрения; по его лицу было заметно, что увиденное навело его на какие-то мысли.

Брат позже рассказывал, что в течение года они не раз наведывались в эту местность. Это было сопряжено с определенным риском, поэтому отец велел ему не распространяться об их вылазках. Для всех они уходили на охоту. Совет старейшин не одобрил бы их поведение, они продолжали считать, что лучше держаться от племени скотоводов как можно дальше. Их чрезмерная осторожность злила отца, но тогда он не имел такого влияния, как сейчас, и поэтому вся предварительная разведка проходила втайне ото всех. Лишь за неделю до намеченного дня вожак собрал лучших воинов и сообщил им о своих планах. За год он отлично изучил образ жизни южан, выявил их слабые стороны и теперь был уверен, что сумеет захватить их врасплох.

Это событие, которое стало переломным в истории их племени, произошло осенью. Время для нанесения удара было рассчитано очень удачно – большинство боеспособных мужчин было занято на перегоне скота на зимние пастбища, часть хлопотала по хозяйству и готовилась к переезду из легких летних жилищ. В этой суматохе никто не заметил надвигающейся беды.

Старший брат тоже участвовал в этой вылазке и вернулся, торжествуя – этот поход принес им богатую добычу. Успех основательно укрепил позиции их семьи, и отца, в частности. Слухи о том, как торгоны жестоко расправились с пришельцами с юга, внушавшими страх всем окрестным племенам, быстрее огня разнеслись по всей черной тайге. С тех пор они не избегали стычек с чужаками; не прятались в глубине леса; и больше не полагались лишь на мастерство охотников и следопытов. Война оказалась доходным делом – и они посвятили ей жизнь каждого члена стремительно растущего племени. Дети буквально с пеленок начинали перенимать опыт старших. В отличие от других родителей, их отцы только поощряли игры с оружием, не делая различий между девочками и мальчиками – тылы тоже нужно было укреплять. В случае нападения, если по каким-то причинам большая часть мужчин отсутствовала, женщины могли оказать достойное сопротивление.

Мнение старейшин разделилось – одни полностью поддержали вожака, другие лишь скорбно качали головами, мол, наши деды бежали прочь от войны, но оказалось, что они принесли ее с собой. Но к ним мало кто прислушивался, потому что началась совсем другая жизнь, и она была в разы лучше, чем когда они прятались в глубине леса.

Вскоре волк вывел человека к небольшому озеру, окаймленному соломенным кольцом тростника. Вокруг шумели сосны – поднялся ветер; по поверхности воды то и дело пробегала рябь. Человек огляделся, стараясь ступать бесшумно, подобрался к самой кромке воды – может, удастся подстрелить припозднившуюся с отлетом утку. Волк, прекрасно обученный, остался на опушке – если бы он по обыкновению побежал впереди, то распугал бы всю добычу.

Но на озере было тихо, никаких птичьих голосов, только едва слышно вздыхают волны. Человек пристально осмотрел всю береговую линию, уперся взглядом в плотные ряды деревьев напротив. Одна из лиственниц сразу привлекла его внимание – она была выше остальных, у самой ее макушки густо разрослись ветки и образовали что-то вроде гнезда.

Пока он рассматривал странное дерево, совсем близко послышался шорох тростника, а затем и плеск. Человек, вслушиваясь в происходящее, вынул из колчана стрелу, привычным движением натянул тугую тетиву. Теперь он готов. На мгновение оглянулся – волка на опушке не было. Значит, действительно добыча. Он замер в ожидании, каждый его мускул был напряжен и дрожал от предвкушения. Сердце забилось быстрее, в голове прояснилось, он чувствовал, что все будет зависеть от его меткости и скорости.

Они не раз охотились вместе с волком. Тот умело гнал добычу к хозяину, чтобы человек подстрелил ее. Благодаря своему острому чутью, волк всегда знал, где именно он расположился, и с какой скоростью следует преследовать зверя, чтобы тот выскочил прямо перед ним, на расстоянии выстрела.

И в этот раз отработанная тактика не подвела их – молодой лось, вышедший к озеру напиться, в панике рванул прочь от хищника, который погнал его прямо к человеку. Легкий хлопок – и первая стрела вонзается в грудь животного, но тот словно не замечает ее и продолжает бежать. Человек быстро нащупывает и извлекает вторую стрелу, на этот раз с гораздо более тяжелым и узким наконечником, поднимает лук и снова стреляет. В этот раз она вонзилась гораздо глубже – лось, обезумев от боли и ужаса, бежит прямо на человека; замечает его буквально за несколько метров и резко сворачивает в сторону, чтобы броситься в кажущуюся спасительной воду. Но тут в дело вступает волк, он с угрожающим рыком кидается к горлу жертвы, стискивает свои железные челюсти, лось несколько раз сильно мотает головой и отбрасывает хищника в сторону. Новая стрела рассекает воздух и вонзается ему в бок; почти сразу человек выпускает и следующую, но она не достигает цели – лось бросился в гущу тростника.

Теперь охотникам остается только одно – гнать добычу до тех пор, пока она не ослабеет и не упадет. Волк берет след и уверенно ведет за собой хозяина. Хотя жертва еще жива, они оба ощущают прилив радости и надежды. Зверь предвкушает обильную пищу, человек – впечатление, которое произведет его удачливость на соплеменников, в том числе и на отца с братом.

Кирилл

– Уснул прямо на диване, – говорит Август, ловкими движениями отрезая очередной рыбине плавники, та корчится, выгибается дугой, пучит глаза и разевает рот в беззвучном крике.

Я отвожу взгляд, хотя люблю уху. Кто-то обвинит меня в лицемерии – мол, как можно жалеть это существо, а потом с аппетитом поглощать суп из него. Но это часть нашей жизни. Та ее сторона, которой так умиляются туристы. Традиции предков, дошедшие до наших дней, восхитительная близость к природе, жизнь в естественных условиях и все такое. Должен сказать, что есть декоративная сторона этого – именно она и привлекает любителей экзотики, и есть грубая реальность. Одно дело, когда ты угощаешь гостей вкусной едой и развлекаешь легендами и народными песнопениями, и совсем другое – когда напротив сидит дядя и бесстрастно вспарывает агонизирующему карасю брюхо, наматывает на пальцы склизкий ком внутренностей, вытаскивает и отбрасывает их прочь. Наверное, я слишком долго пробыл в городе, раньше подобные вещи меня мало задевали. Я не знал другой жизни и был убежден, что это один из законов мироздания.

После того, как книга Петра увидела свет, вокруг деревни поднялся небольшой ажиотаж. К нам стали ездить исследователи, рвались туристы и прочая публика, которой вечно подавай что-то новое. Последние, конечно, стремились посетить наш глухой угол из спортивного интереса – поставить еще один флажок, добавить в свой послужной список очередное белое пятно, сделать селфи на фоне реки или тех якобы культовых сооружений, которые воздвигли мои предприимчивые сородичи на скорую руку. Как же так, недоумевали все в один голос, оказывается, тут, на самом виду, таилась такая сенсация! В последние пять лет интерес, конечно, слегка поостыл, но до сих пор к нам то и дело заносит весьма неожиданных и эксцентричных персонажей. Местное население сполна воспользовалось предоставившейся возможностью, и с удовольствием дурило приезжих, устраивая для них целые представления, которые к реальной истории торгонов имели весьма отдаленное отношение. По этому случаю из сундуков достали одежду, в которой некогда щеголяли предки, и эти вещи стали образцом для обновленной и облегченной версии костюма, принимаемой большинством за аутентичный вариант.

Но я забежал вперед. Август занимался готовкой, брат отсыпался на диване, а я силился сосредоточиться на очередном бессмысленном отчете, полностью осознавая, что эти цифры никому не нужны, когда пришло письмо от Петра. Свернув окно с таблицами, я переключил внимание на почту.

– Помнишь, прошлым летом к нам приезжала экспедиция? – мог и не спрашивать, Август, как и все остальные жители деревни, вряд ли мог забыть о таком событии, поэтому, не дожидаясь ответа, продолжил, – Их руководитель пишет, что они снова к нам собираются, уже на полмесяца. Денис договорился с нужными людьми и будет их официально сопровождать.

Август помедлил:

– Да, весной он вроде бы упоминал о своем намерении. Напиши ему, что может рассчитывать на нашу поддержку. Тогда он здорово выручил и меня, и Алека.

Я киваю и добросовестно передаю его слова, закончив, отсылаю письмо. Странно, что Петр не написал через мессенджер, скорее всего, ему было нужно официальное подтверждение, не мог же он приложить скрин из чата.

– Иди, разбуди брата, ему надо поесть, – по кухне распространяется ни с чем не сравнимый запах ухи.

Я с трудом расталкиваю Алека, он долго не хочет просыпаться, но потом встает. Лицо у него хмурое, волосы всклокочены, мрачный взгляд не предвещает ничего хорошего. Но это меня радует – по крайней мере, в глазах больше нет той тоски, которая так напугала нас вчера. Он выглядит и ведет себя почти как обычно, даже пытается шутить. У него всегда было странное чувство юмора. Понять его мог не каждый, и я немного горжусь, что был в тесном кругу избранных. Но иногда даже я не мог уловить, когда он говорит серьезно, а когда просто издевается над собеседником. Происходило это в крайне редкие моменты, когда у брата было хорошее настроение.

Обычно он казался погруженным в себя, при этом умудряясь отлично замечать происходящее. При всей своей видимой отрешенности он улавливал такие вещи, которые мы не видели, и тонко чувствовал настроение каждого, что не мешало ему попадать в неловкие ситуации во время общения. Его прямота легко переходила в грубость, он мало заботился о том, какой эффект могут произвести его слова или действия. Конечно, ради семьи и друзей он шел против своей природы и сглаживал острые углы, по крайней мере, старался, но временами мог высказаться достаточно откровенно. Большинство из нас бесило, что чаще всего он оказывался прав, но Алек, к счастью, никогда не злоупотреблял словами «Я же говорил». Он быстро забывал об этом, или же мастерски делал вид, что не помнит. За это ему можно было простить все.

Август ловко расправляется со своей порцией, а мы с братом усердно корпим, разделывая свои. Алек с детства терпеть не мог рыбу, всегда говорил, что остается голодным, потому что уха – это вода, а в карасях костей больше, чем мяса. Вот и сейчас он больше налегает на бутерброды, пытаясь быстро заполнить пустоту в желудке. Мне кажется, что он избегает моего взгляда. Пока я обдумываю возможные причины его поведения, Алек торопливо допивает чай и уже готов выскочить из-за стола, когда Август останавливает его:

– Кстати, Петр с ребятами снова к нам собираются.

Брат скептически хмыкает, но остается на месте.

Я, пользуясь представившимся поводом, отодвигаю тарелку, на которой покоятся бренные останки рыб, Август неодобрительно косится в мою сторону, мол, не доел, но потом переключает внимание на сына, который почти не притронулся к своей порции.

– Написал, что с ним будут Диана и Мир, а Денис приедет в качестве местного знатока, – добавляю подробностей, чтобы удержать Алека и подвести его к нелегкому разговору.

– Когда они здесь будут? – он всегда задает вопросы, которые требуют точного ответа.

– Через неделю. Проведут в деревне полмесяца, Петр пишет, что все согласовано.

В глазах брата зажигается интерес:

– Где остановятся?

– Еще не решили, – каждый раз, когда я не могу дать четкого ответа, чувствую себя виноватым, словно забыл выучить домашнее задание.

Алек что-то прикидывает в уме, я наблюдаю, как он производит расчеты и рассматривает разные варианты. Быстро закончив анализ имеющихся данных, он выныривает на поверхность и выдает готовое решение:

– Пусть живут в доме на опушке.

Тут пришла очередь задуматься нам с Августом. Спустя пару минут мы понимаем, что это действительно разумное предложение. Я как раз уеду, Лидия с дочерью вернутся не скоро, так что Алек с отцом могут спокойно пожить у нас.

Воспользовавшись возникшей паузой, он пытается встать и уйти, но Август разгадывает его хитрость:

– Погоди, сядь. Нужно поговорить.

Брат вынужден сдаться. На мгновение на его лице опять появляется отчаянное выражение, но он покорно садится. Заметно, что он нервничает – начинает машинально ковырять вилкой несчастную рыбину. Август решительно убирает тарелку, ненадолго лишив сына возможности куда-то девать свою неуемную энергию.