Мексиканская готика

– Вижу, вы считаете себя ужасно забавной. Мы не разговариваем во время ужина. Таков порядок. В этом доме мы ценим тишину.

– Да ладно, Флоренс, мы же можем немного поговорить. Ради нашей гостьи, – сказал мужчина в темном костюме, заходя в комнату. Он опирался на руку Вирджиля.

«Старый» было бы неправильным словом для его описания. Он был древним, лицо испещрено морщинами, а к голове упорно липли редкие волосенки. Он был так же бледен, как подземное существо. Возможно, слизняк. С бледностью контрастировали тонкие паутинки фиолетовых и голубых вен.

Ноэми смотрела, как он, шаркая, бредет во главу стола и усаживается. Вирджиль сел справа от отца. Его стул стоял под таким углом, что молодой мужчина наполовину был окутан тенями.

Служанка не принесла тарелку для старика – только бокал темного вина. Возможно, он уже поел и спустился ради гостьи.

– Сэр, меня зовут Ноэми Табоада. Приятно с вами познакомиться, – сказала девушка.

– А я Говард Дойл, отец Вирджиля. Хотя вы и так уже догадались.

На нем был старомодный галстук, шею скрывал узел. В качестве украшения на галстуке, разумеется, серебряная булавка, а на указательном пальце сидело огромное янтарное кольцо. Взгляд старика был устремлен на Ноэми. Странно, он сам словно бы выцвел, но глаза были пронзительно-синими, не поблекшими от возраста и без всяких признаков глаукомы; они холодно горели на древнем лице, препарируя девушку.

– Вы намного темнее своей кузины, мисс Табоада, – сказал Говард Дойл, закончив ее рассматривать.

– Простите? – переспросила она, решив, что неправильно расслышала.

Старик показал на нее:

– Цвет кожи и волос. Намного темнее, чем у Каталины. Наверное, это отражает ваше индейское происхождение, а не французское. В вас же есть что-то индейское, да? Как и у большинства метисов.

– Мама Каталины из Франции. Мой отец из Веракруса, а мама из Оахаки. Мы мазатеки[8 - Племя индейцев в Мексике.] по ее линии. Но что вы хотите этим сказать? – сухо спросила она.

Старик улыбнулся. Напряженная улыбка, зубов не видно. Ноэми представила его зубы – наверняка желтые и поломанные.

Вирджиль махнул служанке, и перед ним поставили бокал вина. Другие продолжили молча есть. Значит, это разговор только между ними двумя.

– Ничего. Просто наблюдение. Теперь скажите мне, мисс Табоада, вы верите, как и мистер Васконселос, что это обязательство, нет, судьба народа Мексики – построить новую расу, которая объединит все расы? «Космическую расу»? «Бронзовую расу»? Несмотря на исследования Дэвенпорта и Стеггерда?

– Вы имеете в виду их работу на Ямайке?

– Великолепно! Каталина не обманула. Вижу, вы интересуетесь антропологией.

– Да, – ответила Ноэми. Ей не хотелось развивать эту тему дальше.

– Что вы думаете о смешивании высших и низших рас? – спросил он, игнорируя ее дискомфорт.

Ноэми почувствовала, что взгляды всей семьи устремлены на нее. Ее присутствие было чем-то новым, изменением в их рутине. Для них она была как чужеродный организм, введенный в стерильную обстановку. Они ждали ответа, чтобы проанализировать ее слова. Ну что же, получайте.

– Однажды я прочитала работу Гамио[9 - Гамио Мануэль (1883–1960) – мексиканский антрополог, археолог, социолог и лидер движения Автохтонизм.], в которой тот говорит, что грубый природный отбор позволил коренному населению континента выжить, и европейцы лишь выиграют, смешавшись с ним, – произнесла она, касаясь вилки и ощущая под пальцами холодный металл. – Это переворачивает всю идею о высших и низших, да? – В этом ее «да?» слышался сарказм.

Старший Дойл, казалось, был доволен ответом, его физиономия становилась все более оживленной.

– Не злитесь на меня, мисс Табоада. Я не пытаюсь вас оскорбить. Ваш соотечественник Васконселос говорит о тайнах «эстетического вкуса», которые помогут создать эту «бронзовую расу», и, думаю, вы являетесь хорошим примером.

– Примером чего?

Он снова улыбнулся, в этот раз показывая зубы. Они были не желтыми, как ей представлялось, а фарфорово-белыми и целыми. Но оголившиеся десны были неприятного фиолетового оттенка.

– Новой красоты, мисс Табоада. Мистер Васконселос ясно дает понять, что некрасивые не будут размножаться. Красота привлекает красоту и производит красоту. Это способ селекции. Видите, я делаю вам комплимент.

– Это очень странный комплимент, – выдавила из себя Ноэми, подавляя отвращение.

– Вы должны принять его. Я не раздаю комплименты направо и налево. Теперь я устал. Но не сомневайтесь – у нас был весьма бодрящий разговор. Фрэнсис, помоги мне подняться.

Молодой человек помог восковой фигуре встать, и они покинули столовую. Флоренс пила вино, осторожно прижимая тонкий бокал к губам. На присутствующих опустилась давящая тишина. Ноэми казалось, что если бы она прислушалась, то услышала бы сердцебиение матери и сына.

Как Каталина может жить в таком месте? Кузина всегда была милой, всегда присматривала за ними, младшими, с улыбкой на губах. Неужели эти люди заставляли ее сидеть в полной тишине за этим столом, в то время как жалкие свечи едва освещают комнату? И этот старик… Он тоже пытался завязать с ее кузиной неприятные разговоры? Каталину здесь доводили до слез? За их столом в Мехико отец любил загадывать загадки и предлагал награду ребенку, давшему правильный ответ. Все было подругому.

Пришла служанка, чтобы забрать посуду. Вместе с ней вернулся Вирджиль. Он посмотрел на Ноэми и утвердительно произнес:

– Думаю, у вас ко мне вопросы.

– Да, – кивнула она.

– Давайте пройдем в гостиную.

Он взял со стола серебряный канделябр и провел ее по коридору в огромную комнату с таким же гигантским камином, как в столовой; черную каминную полку из грецкого ореха украшали резные цветы. Над камином висел натюрморт с розами, фруктами и изящными лозами винограда. Освещение обеспечивали керосиновые лампы на парных эбеновых столах.

На одном конце комнаты располагались поблекшие велюровые диванчики, рядом с ними стояло три стула, покрытые чехлами. Белые вазы собирали пыль, намекая, что когда-то в этом месте, возможно, собирались и веселились гости.

Вирджиль открыл шкафчик, достал графин с пробкой интересной формы в виде цветка и, наполнив два бокала, передал один Ноэми. Потом сел в величественное кресло из золотой парчи, стоящее у камина.

Ноэми тоже села.

Поскольку гостиная была хорошо освещена, она смогла лучше рассмотреть мужчину. Конечно же они встречались на свадьбе Каталины, но все прошло так быстро, что она уже плохо помнила, как он выглядит. У Вирджиля были светлые волосы, голубые глаза, но не такие яркие, как у отца, и властное холодное лицо. На нем были угольно-серый двубортный пиджак и такие же брюки. Выглядел он чопорно, хотя и предпочел отказаться от галстука, а верхняя пуговица рубашки была расстегнута, словно он пытался имитировать небрежность.

Ноэми не знала, как обращаться к нему. Ей было легко иметь дело с парнями ее возраста. Но Вирджиль был старше. По всему, она должна быть серьезной и контролировать свою природную склонность к флирту, чтобы он не посчитал ее глупой. Преимущество было на его стороне, но и у нее был определенный авторитет. Она была послом.

Кублай-хан[10 - Хубилай – монгольский хан, основатель монгольского государства Юань, в которое которое входил и Китай. На Западе известен благодаря Марко Поло под именем «Кублай-хан».] отправлял гонцов через все государства, которые несли камень с его печатью, и любого, обидевшего посланника, предавали смерти. Каталина однажды рассказала ей эту историю. Пусть Вирджиль поймет, что у Ноэми в кармане невидимый камень.

– Очень мило с вашей стороны приехать так быстро, – сказал Вирджиль. Голос звучал сухо – вежливо, но без теплоты.

– Мне пришлось.

– Правда?

– Отец беспокоится, – ответила девушка.

Отец и был ее «камень». Она – Ноэми Табоада, и сюда ее послал сам Леокадио Табоада.

– Как я уже пытался объяснить ему, причин для волнения нет.

– Каталина сказала, что у нее туберкулез. Но не думаю, что это явствует из ее письма.

– Вы видели письмо? Что именно там сказано? – спросил он, наклоняясь вперед. Тон мужчины все еще был сух, но он казался обеспокоенным.