Объятия незнакомца

– Я в этом не уверен, – сказал Макс. – Возможно, сейчас они ищут меня на континенте, но рано или поздно они поймут, что я вернулся в Англию. Так что объявиться дома я не могу.

– Да, – нахмурившись, задумчиво проговорил Саксон. – Пусть даже они пока и не сидят в засаде на Гросвенор-Сквер, но это не за горами. Нельзя допустить, чтобы они умали о нашей встрече. Честно говоря, – неуверенно произнес он, – я предпочел бы не говорить о ней и нашим женщинам.

– Согласен, – поддержал его Джулиан. – Пусть мать с Ашианой думают, что Макс наслаждается путешествием. А не то, если мы расскажем им, они чего доброго захотят помочь, не считаясь с опасностью.

Макс кивнул.

– Думаю, что пока я не объявлюсь дома, им ничто не угрожает. Даже если французы и нападут на мои след, они буду действовать тихо, не привлекая к себе внимания. Да и секретное ведомство короля желает сохранить в тайне факт своего существования. Они не станут писать об этом в газетах, объявлять розыск и тем более не станут угрожать семье герцога. – Он стиснул бокал. – Но все они хотят заполучить Марь.

– А ты не хочешь отдавать ее. Никому.

Это замечание Саксона, высказанное тихим уверенным голосом, застигло Макса врасплох. Он резко обернулся. Неужели все его мысли и чувства написаны у него на лице?

– Я этого не говорил. Мы не..

– Любишь ее? – мягко спросил Саксон. – Макс, не отпирайся. Твой голос выдает тебя всякий раз, когда ты произносишь ее имя.

Джулиан вздрогнул:

– Черт побери, Сакс! Я слышал каждое слово, сказанное им, но ничего подобного не почувствовал.

Саксон ничего не ответил. Он смотрел на Макса.

В его глазах было сочувствие, даже жалость.

Макс почувствовал жжение в горле. Оно не было вызвано портвейном. Он отвел глаза и посмотрел на свою руку, стиснувшую хрустальную ножку бокала.

Он попал в ловушку, обманывая себя и поверив в свой обман: в то, что он и Мари всегда будут вместе, что он сумеет оградить ее от опасности.

Любовь лишила его чувства реальности.

Но сейчас, вновь обретя его, он понимал, что ловушка, в которую он загнал себя, слишком хитра и ему из нее никогда не выбраться. Воздвигнутая пирамида лжи неминуемо рухнет и раздавит его. Память вернется к Мари, а вместе с ней она освободится и от иллюзий. Рано или поздно, но это произойдет.

И еще одно обстоятельство не давало ему покоя. Вспоминая, сколько дневных часов они с Мари провели в укрытии, а главное, как они провели их, он тревожился, что она носит его ребенка.

Вот еще одна причина для того, чтобы сердце ее наполнилось ненавистью и презрением к нему, если – или, вернее, когда – она поправится.

– Мне представляется, ты просишь нас о помощи вовсе не потому, что опасаешься за свою жизнь, – спокойно заметил Саксон, – а потому, что боишься потерять эту ученую даму.

– Вот дьявол! – воскликнул Джулиан. – Макс, ты что, влюбился в женщину, которая виновна в гибели моей шхуны?

– Она совсем не то, что ты о ней думаешь, – горячо возразил Макс. – Я убежден, ее вынудили создать эту смертоносную штуку. Она не виновата в том, что случилось с тобой, Джул. Это ее брат пошел на сговор с военными. А Мари – лишь жертва. Он просто использовал ее.

– Дело не в том, виновна она или нет, – жестко сказал Джулиан. – Дело в ее знаниях. Неважно, кто она – жертва или убийца, – но только она знает формулу соединения. Ты обязан передать ее властям, Макс.

– Но какой смысл передавать ее властям! Она не помнит этой формулы. – Макс вскочил с кресла и зашагал по комнате. Остановившись у карточного стола рядом с камином, он сгреб горсть фишек и с силой швырнул их на стол. Гладкие фишки из слоновой кости, рассыпавшись, покатились по столу и упали на пол. – Вот! Вот на что похожа ее память! Это осколки. Их уже не соединишь в целое. Из них можно составить фрагмент или два, но не более.

– И в глубине души ты надеешься, что память к ней не вернется, – сказал Саксон.

Макс замер, потом, стиснув кулаки, кивнул.

– Да. Надеюсь. Так было бы лучше. Лучше для всех, – твердо сказал он. – Я постоянно думал – если французы обладают хоть каким-то запасом этого соединения, то почему они с такой настойчивостью добиваются Мари? И я пришел к выводу, что v них его не осталось. То есть, у Франции этого оружия нет. И у Англии его нет. А с этим уже можно жить. Множество людей будут жить только благодаря тому, что этого оружия больше не существует. – Почувствовав, что говорит слишком громко, он понизил голос: – Так ней лучше ли ей оставаться в неведении?

– Да, ты прав! – с жаром подтвердил, Джулиан.

– Лучше для кого? Для мира или для тебя? – тихо поинтересовался Саксон.

Это был тог вопрос, который Макс задавал себе постоянно.

– Для всех.

Саксон внимательно смотрел на него.

– А где гарантия, что ты не ошибся? Да, ты говорил – на нес не подействовал ни один из твоих методов, даже наркотик, но значит ли это, что она никогда не вспомнит формулу?

Нервным жестом Макс откинул волосы со лба и отвернулся. В этом он боялся признаваться даже себе.

– Не знаю. Я не уверен.

Братья, почувствовав, что это не вся правда, молча ждали от него объяснений.

Он медленно прошел к камину, оперся о решетку и уныло опустил голову.

Слова застревали у него в горле, он вытягивал их одно за другим.

– Она… обнаруживает… некоторые признаки… улучшения. – Одна из фишек, валявшихся на полу, хрустнула под его каблуком. Он оторвал ногу от пола – хрупкая костяшка была раздавлена. Он закрыл глаза. – Проблем с пониманием речи, которые она испытывала поначалу на сегодняшний день нет, – признался он. – Я заметил это даже раньше нее, когда мы были в Л упрете. Она понимала, что говорят люди, хотя говорили они достаточно быстро. И потом… когда мы плыли в Англию… она тоже понимала звучавшую вокруг речь Даже английскую.

– Она говорит по-английски? – спросил Джулиан.

– Да. И по-немецки. Она… – Макс не смог сдержать улыбки; нежность, горечь и восхищение сквозили в ней. – Она очень образованна. Она добрая, мягкая великодушная.. – Он оборвал себя, вспомнив о вопросе Саксона. – Ее мучили головные боли, ужасные боли, но с тех пор как мы уехали из Парижа, они ни разу не возвращались к ней Не знаю стоит ли придавать большое значение всему этому но я начинаю думать что, что.. – Он не мог заставить себя произнести эти слова.

– Рано или поздно она вспомнит, – закончил за нею Саксон.

Макс молча кивнул.

– Джентльмены, – медленно проговорил Джулиан, – меня посетила одна неприятная мысль, и я думаю, она заслуживает обсуждения. Не знаю, насколько глубока амнезия, которой страдает французская барышня, но одно я знаю наверняка: власти так просто не отступятся от Макса, если он утаит от них эту ценную добычу.

Взгляд Макса был прикован к раздавленной фишке. Напряженное молчание повисло в комнате. Саксон первым произнес то, о чем подумали все трое.

– Измена, – глухо сказал он. – Макс, они обвинят тебя в измене родине. Секретное ведомство обнаруживать себя, конечно, не станет, но они проделают это руками военных.

– Я знаю.

Джулиан резко повернулся к нему:

– Черт! И ты с таким спокойствием говоришь об этом? Ты хоть понимаешь, что на твою шею уже наброшена петля? Неужели эта девица стоит твоей жизни?

Макс, вздрогнув, подался было к брату, но Саксон остановил его, пока гневные слова не вырвались из него.