Шахджахан

– Приветствую Вас, Всематерь, – склонила голову Фалгар. – Пришли поздороваться?

Тьма не ответила, но Фалгар и не ждала ответа. Она и сама его знала, как знала и то, что Всематерь не отвечает на пустые вопросы.

– Не желаете принять более, – Фалгар покрутила рукой в воздухе, подбирая слово, – Материальную форму?

Тысячи ртов зубасто оскалились в диких усмешках – Тьме понравилась шутка. Фалгар тоже позволила себе слабую улыбку. Тьма безбрежна и ей незачем брать чью-то личину. Но Тьма, насмеявшись, пришла в движение. Она почти отступила, разлетевшись по углам, и только слабая дымка в воздухе напоминала о Её присутствии. Затем она заклубилась в том углу, что был справа от Фалгар, задымила, зашипела, зазвенела стёклами. Безбрежная Тьма перебирала обличья, и почему-то Фалгар заранее знала, кто вышагнет к ней из дымного клуба. Всемать складывалась в фигуру, с каждой секундой приобретающую всё более знакомые черты. Без золотых искр глазницы выглядели пустыми и мёртвыми, но Фалгар не стала удивляться причудам Всематери, когда на неё из дымных клубов смотрел старший сын: голова чуть склонена на бок, руки плетьми висят вдоль тела, а серебряный хвост лениво бьёт по ногам.

– Ты пришла? Что-то сслучилоссь? – тихий, шелестящий голос с лёгким присвистом непостижимым образом наполнил собой покои.

В дверном проёме стоял, в точности копируя позу Всематери, Владыка. Тьма рассыпалась, взметнулась, осклабилась радостно, зашептала на непонятном языке и вихрем кинулась к Владыке, обнимая сотнями дымных рук. Снова стало темно, воздух сгустился, но Фалгар ясно увидела, как приветливо скалится в ответ её сын, как ласково гладит ближайший дымный клубок. Что-то тёмное и мерзкое всколыхнулось в душе, и ей стоило больших трудов подавить зависть к Всематери. А Всемать гневалась. Она мать всех гердов! Кто посмел тронуть её драгоценное дитя?! Тьма оскалила бессчётное число зубастых ртов и припала ими к ранам Владыки. В тот же миг даже самые глубокие раны начали срастаться. Мрак сгустился и снова отступил.

– СПУТНИК!!! – внезапно гаркнула Тьма тысячами голосов. – ОТНЫНЕ ТЫ НЕ ОДИН!!!

Она ластилась к Владыке, обнимая его чёрными дымными клубами, но что-то изменилось в ней. Тьма беспокоилась. И это беспокоило Фалгар. Вдруг Тьма отпрянула, и втянулась в другое, только что возникшее тело. Тело очень красивого юноши с длинными чёрными волосами и мягкой улыбкой. Он протянул руки навстречу Владыке, словно прося себя обнять, и вновь грянули тысячи голосов: «ТЕБЕ! ПОДАРОК!». Зверь недоверчиво склонил голову набок и подался вперёд, но видение истаяло так же быстро, как возникло. Всемать вернулась в Загранный мир.

– И что это было?

Фалгар вымученно улыбнулась и прикрыла глаза:

– У Неё было хорошее настроение, и Она желала тебя видеть.

– Ты же зснаешь, что я не об этом, – с мягким укором проронил Владыка, подходя к окну и всматриваясь вдаль, туда, куда унеслась Всемать.

– Разумеется. Но меня слишком радует твоя вернувшаяся способность говорить целыми предложениями, чтобы думать о чём-то другом. Однако, – в волнении Госпожа подалась вперёд, впиваясь в обивку кресла острыми ноготками, – Насколько вы близки с Ней?

Владыка неопределённо передёрнул плечами и задумался над ответом. Следующие его слова вылетели легко и певуче, несмотря на протягиваемую Владыкой букву “с”, и сильно удивили Фалгар:

– Унганд зссанял только малую чщасть загранных зсемель. Зсса Гранью мир огромен и всссь укрыт Ею. А Она не любит его, – не любит Унганда, как поняла Фалгар, но уточнять не стала, – Поэтому не пусскает. А насс любит. Она прятала насс. Сначала наши ссаркофаги, а потом и нассамих. Кормила и взсращивала… Чудессный край… Кажетссся, что там ничщего нет, но там точщно ессть – я чувсствовал лапами, – трава, чщёрная и ссскрытая в клубах темноты. И холмы есть. И степи. И горы. Там ессть вссё. И нет ничщего. И Она там ессть. Её много. Вкуссно. Ссытно. Хорошшшо…

Фалгар слушала его восторженную речь лишь краем уха, напряжённо раздумывая над её смыслом. С одной стороны, она была рада, что сын не просто смог произнести нечто настолько длинное, пусть и крайне путаное, но и вообще заговорил. С другой стороны, её настораживала, хоть и не удивляла, его любовь к Всематери. С третьей, она думала, что любовь сына к Ней неплоха и вреда не несёт, но во что может вылиться Её любовь к нему? С четвёртой она заинтересовалась его словами, ведь и сама нередко бродила в Загранном мире, однако ничего там не увидела и не ощутила. Обо всём этом определённо стоило подумать. А ведь ещё оставался странный юноша, которого Тьма прочила её сыну в друзья. Прищурившись, Фалгар одарила своё дитя взглядом, полным сомнений. Если она что и знала точно, так это то, что слово «друг» не могло стоять в одном предложении с любым упоминанием о её сыне. Он никому не доверял, кроме Тьмы и, пожалуй, своей безумной сестрицы.

У Фалгар была дочь, да, к тому же, не одна. Обе девицы были спесивы и вздорны, но каждая по-своему: старшая творила, что хотела и некого никогда не слушала, для младшей же не существовало никого, кроме её драгоценного младшего брата-близнеца, которым и являлся Владыка. Она помешалась на нём, посвятив ему всю свою жизнь. Вспыльчивая сверх всякой меры, гордая и грубая, разнузданная Мэридалла больше всего на свете (помимо драгоценного брата) обожала вид горячей крови, вытекающей из очередной её жертвы. Вспомнив о своём главном разочаровании, Фалгар недовольно прищёлкнула языком и поморщилась, чем заслужила короткий подозрительный взгляд Владыки. Вспомнив о присутствии сына, королева отослала его спать, а сама погрузилась в раздумья. Может ли случиться такое, что Мэриди уступит своё место подле Влалыки кому-то ещё? Нет, конечно нет! Фалгар даже помотала головой. После ссоры брата с Мегулой, эта бестия, не раздумывая, убивала любого, кого мало-мальски сближался с Владыкой. Колдунья объясняла это так: «Чтобы моего дорогого братика больше никто не смел разочаровывать». Если брать в расчёт тот факт, что Владыка к себе никого не подпускал и ни с кем не желал общаться, гибли в основном ни в чём неповинные существа. В голове против воли опять промелькнули слова Всематери.

– «Спутник», говоришь? БРЕД!

Фалгар с силой швырнула саквояж на принесённый столик, позабытый Владыкой у двери. Если бы у неё были силы, она бы встала и принялась метаться по комнате, потрясая кулаками и гневно шипя. Но у неё совершенно не было сил! Она потратила их все, стараясь не показать перед сыном своей слабости. И это оказалось бесполезно! Он всё равно всё понял! Фалгар согнулась и закрыла лицо руками. Она всегда проигрывала. Не уберегла мужа от безумия, не смогла воспитать дочерей, – да что там! – она даже сына разговорить оказалась не в силах! А Всемать смогла это сделать одним прикосновением! Фалгар чувствовала себя абсолютно бесполезной и ненужной.

Она рассмеялась громко и истерично, тут же обрывая смех и беря себя в руки. Она мать и не имеет права показывать слабость перед своими детьми. Она королева, и должна сохранять свою гордость. Она многомудрая Госпожа и не может недооценивать Тьму.

– Что ж, посмотрим, что за товарища Ты приглядела моему сыну, Всематерь, Первая Госпожа, Первородная Тьма, Эфир! Я не понимаю Тебя, но уж попытаюсь предугадать твои шаги! – проговорила Фалгар в пустоту и вновь погрузилась в свои мысли.

***

Где-то за гранью Тьма оскалилась тысячью ртов, предвкушая веселье.

***

Стоявшее в покоях Владыки старое зеркало в массивной богато изукрашенной раме неуловимо изменилось. В следующий миг в нём отразилась женщина с серьёзным надменным лицом. Женщина подошла поближе и тихо позвала:

– Брат!

Владыка, стоявший на балконе и неотрывно следивший за небом, прервал своё занятие и, стремительно развернувшись, подлетел к зеркалу.

– Есть новости?

– Не для такого разговора, – надменная женщина усмехнулась, указывая взглядом на зеркало. – Я скоро приеду, тогда и поговорим. А сейчас скажи, что мать?

Владыка улыбнулся одними губами:

– Я не могу прочесть её мысли, но, судя по всему, она по-прежнему считает тебя свихнувшейся ведьмой.

– Как мило, – коротко и наиграно рассмеялась надменная женщина, после чего снова посерьёзнела. – Час назад меня вызвал отец. Будь готов ко всему. – она помедлила, закусив губу и посмотрев на брата так, будто невыносимо страдала и безмерно устала это скрывать. – Береги себя, брат.

– И ты себя, сестра, – кивнул Владыка, прекрасно зная какое наказание ждёт сестру за задержку. Бедная, она ведь не отправилась сразу только потому, что хотела его предупредить. Надо было убегать от гобров, а не драться с ними! – Удачи.

Женщина невесело усмехнулась, пробормотала что-то о том, что в замке отца удача ей точно не помешает, и, кинув прощальный взгляд на брата, исчезла.

Немного подумав, Владыка вернулся на балкон и спрыгнул вниз. Бесшумно приземлившись, он смешался с тенями и скользнул вдоль замка к псарне. Когда он вошёл, огромные чёрные псы, похожие на мохнатых догов, одним слаженным движением подняли массивные головы. Увидев, кто пришёл, твари вскочили на ноги и завиляли змеиными хвостами. Это были гончие, ближайшие родственники вампалов, созданные Тьмой в подарок своим детям.

– Ищите юношу с белой, как мел, кожей и длинными чёрными волосами. Он должен пахнуть, как Ньелль, – Владыка стремительно подлетел к загону с некрофагами и, рывком открыв его, резко приказал: – И вы ищите!

Крылатые собаки, каждая размером с коня, вместе с гончими опрометью бросились к двери псарни.

– Вам нужно особое приглашение? – повернулся Владыка к крылатым волкам, симуранам, вопросительно смотревшим на него из-за низкого заборчика.

Волки, перескочив через ограду, устремились вслед некрофагам и гончим.

Стоит заметить, что язык гердов крайне метафоричен и одно слово может означать несколько вещей, совершенно несвязанных между собой, как может показаться поверхностному наблюдателю. Например, охотники считают, что нежная ягодка ежевики очень похож на Всемать: такая же чёрная по цвету, кислая на первый взгляд и сладкая, когда распробуешь. Таким образом и для Всематери, и для ягоды, и для обозначения такого качества, как нежность, у них существовало всего одно слово – ньелль. Почему Владыка сказал, что юноша будет пахнуть, как сама Первая Госпожа? На этот вопрос он не мог ответить даже себе.

***

– Значит, и похож, и нет, говорите? – прищурился Владыка, одной рукой задумчиво почёсывая бородку, а другой поочередно гладя скулящих псов. Прошёл целый месяц и только этой ночью пять гончих вернулись с вестями, разбудив Владыку лаем. Ни симураны, ни некрофаги, ни истальные сорок пять гончих никого не нашли. – А что запах? – псы отозвались тихим воем, говоря, что запах-то как раз и не даёт им определиться. Вроде мальчишка и пахнет Тьмой, а вроде и свой запах у него есть. – Тогда сделаем так. Пусть собаками с волками возвращаются, а вы, гончие, продолжайте следить за ним и беречь от опасностей. И пусть хоть одна тварь посмеет его тронуть, – Владыка, сам того не заметив, опасно оскалился, чем заставил псов попятиться. – Подождём немного, мне кажется, этот мальчик – тот, кого я ищу.

Глава III

ВСТРЕЧА

Сколько себя помнил, он жил в хижине на болоте с древней, точно сам мир, старухой, которую в соседней деревушке называли не иначе как ведьмой. Она нашла мальчишку в грязном, вонючем проулке в городе, куда ходила к одной знатной госпоже. Он мало что помнил об этом, как и мало что помнил о себе. Имени у него отродясь не было, да он и не помнил, когда и где родился. Всю свою недолгую жизнь он трудится за кусок чёрствого хлеба и кров на богатых господ, выполняя самую чёрную и грязную работу. А потом попался на глаза госпоже, когда по приказу кухарки пытался тащить неподъёмный для своих лет чан с очистками к помойной канаве. Госпоже очень не понравилась его старая, рваная одежда, грязные волосы и голодный вид, и она с криком и бранью прогнала «нахлебника, который только зря коптит воздух, а сам ничего не может сделать». Он несколько дней скитался по улицам, прося милостыню и пытаясь найти работу. Но никто не хотел его брать, считая, что от такого работника убытку будет больше прибыли. Старуха тогда отчего-то пожалела умирающего от голода ребёнка, а, может, её заставили гигантские псины, что кружили возле него и бросали на всех проходящих странные долгие взгляды. В любом случае, теперь он жил с ней на болоте в тишине и спокойствии.

Своего имени мальчик не знал, старуха всегда звала его мальчишкой, а все остальные просто и незамысловато «эй, ты». Деревенские же опасались его и никак не звали. Более того, они запрещали своим детям даже смотреть в его сторону, а сами никогда не приходили к ведьме, если мальчик был в хижине. Заметив это, мальчик, чтобы не пугать людей, стал уходить в глубь болот.

Да, это было опасно. Время от времени он увязал в трясине, но каждый раз кто-то, живущий в вязких топях, выталкивал его на поверхность к сухим кочкам, не давая утонуть. Мальчик чувствовал ступнями его склизкие закостеневшие ладони с похожими на коряги пальцами. Каждый раз после этого он опрометью бежал от страшного помощника без оглядки.

Он не знал, что ему против воли помогают сам хозяин болот и его жена. Не знал он и того, что полгода назад, отдав его под опеку старухи, псы доложили Владыке о его существовании, что Владыка в ту же ночь покинул замок и призвал всех подвластных ему тварей и что под страхом смерти приказал им беречь маленького человечка и одним взмахом руки подавил их негодование. Чёрные псы иногда показывались мальчику издалека, пугая его и тем самым не давая ходить в самые гиблые места. А иногда, самыми тёмными ночами, они подходили особенно близко к стенам хижины и мальчик, сжавшись от страха, мог видеть их чёрные спины, неспеша проплывающие за закопчённым окошком. В такие дни с болот всегда особенно сильно тянуло гнилью, доносились хлюпающие звуки, как будто кто-то шлёпал по трясине перепончатыми лапами, и раздавались стоны, скрипы и какие-то заунывные звуки, похожие на жуткие голоса.

В эти дни старуха не спала вместе с мальчиком. Она также, как и он, неподвижно сидела на своём топчане, застеленном засаленными тряпками, со страхом смотрела в окно на псов и невнятно бормотала. Как-то раз она проболталась, что раньше тёмными ночами в её двери скреблись и стучали болотные твари, а в окна заглядывали перекошенные и искажённые рожи и морды. Когда же появился мальчик, а вместе с ним и псы, никто больше не скребётся, не стучит и не заглядывает в окна. Больше она ничего не сказала.

Один раз, в ночь на Купалу, когда старуха готовилась к празднику, вокруг хижины появилось множество сверкающих белых огней. Зачарованный их свечением, мальчик вышел сперва во дворик, потом за калитку, а затем и вовсе пошёл в сторону болот, ничего и никого не замечая. Дивные белые огни влекли его своим ослепительным светом. Так нарядно! Так празднично! Так красиво! Мальчик даже не услышал, какой шум подняли чёрные псы и с каким исступлением они пытались добраться до огней, подпрыгивая и лязгая зубами. Он всё шёл и шёл, заворожённый чудесными огнями, пока в макре от него не возникла высокая мрачная тень с горящими золотыми глазами. Псы подняли радостный вой, приветствуя своего хозяина. В белом свете огней яростно блеснуло изогнутое серебряное лезвие, поразившее сразу четыре десятка огней.