Пленный лев

– Доверьтесь мне, сударыня!

Епископ силой удержал Жакелину, заметив, что молодые люди тихо переговариваются и что черты лица Эклермонды мало-помалу проясняются.

Гленуски говорил тихим, но торжественным, умоляющим голосом:

– Доверьте мне ваше слово, и я возвращу его вам, лишь только получите вы свободу.

Удивленная, едва в состоянии промолвить слово, она прошептала:

– И вы это сделаете, милорд?

– Клянусь Небом! – сказал Малькольм, гордо подняв голову.

– Бог послал вас на помощь мне! – сказала она, с полным доверием протягивая ему руку.

Малькольм взял руку со странным смешением радости и горя: доверие было велико, но с ним вместе терялась всякая надежда на его земное счастье!

Графиня крикнула с торжеством:

– Ба! Наконец-то взялись они за ум!

В Малькольме родилась небывалая энергия: из неопытного юноши он вдруг превратился в мужчину – покровителя угнетенной!

– Монсеньор, – сказал он, подойдя вместе с Эклермондой к епископу, – мадемуазель де Люксембург согласна на помолвку со мной. – При этом он глубоко вздохнул, но продолжал решительно: – Но только с условием, чтобы брак был отложен до окончания траура по королю Генриху.

А так как при этих словах дрожь пробежала по телу Эклермонды, он прибавил:

– Не ранее года, по совершеннолетию моему.

Туренский епископ был очень доволен таким исходом борьбы с племянницей.

Условие, по которому Малькольм обязывался уступить поместья Эклермонды за известную плату, было давно уже написано герцогом Бургундским и королем Шотландии, так что обряд помолвки мог быть совершен немедленно.

В то время помолвка имела гораздо большее значение, чем теперь, – она равнялась в глазах света настоящему бракосочетанию, и никакая сила не могла ее нарушить, разве только разрешение папы.

Послали за капелланом. Эклермонда и Малькольм, одетые в глубокий траур, поклялись в верности друг другу и обменялись кольцами.

– Бедные дети! Надо их всему учить! – вскричала насмешливо графиня. – Они забыли поцеловаться!

– Позвольте, сестра моя, – сказал Малькольм, покраснев.

– Брат мой и покровитель, – ответила Эклермонда, наклоняя свой лоб к молодому человеку.

Вдруг дверь отворилась и в комнату вбежала Алиса де Монтегю.

– Клеретта! Клеретта! – вскричала она. – Ах, извините, графиня, меня послали за Эклермондой. С королевой сделался сильный припадок! Сэр Луи Робсарт никак не может добиться перстня – думают, она скоро помешается. Пойдем, Клеретта!

Эклермонда поспешила выйти вместе с Алисой.

– Тебя мучили, преследовали? Я так и думала, увидев этого негодяя. Но, Эклермонда, что все это значит? – спросила она, с ужасом увидев обручальное кольцо на руке подруги.

Но тут подошли они к покоям королевы, оглашаемым страшными криками.

Жакелина, подстрекаемая любопытством, отправилась туда же, равно как и Малькольм, дрожащий при мысли, что поручение герцога найдет огласку. Первым долгом, приехав в Венсен, он представился королеве и передал ей поручение Джеймса. Но лишь только он намекнул о перстне, Екатерина, единственно из желания сделать неприятное своему деверю, герцогу Бедфордскому, надулась и стала жаловаться, что герцог непременно желает ограбить ее, бедную, покинутую вдову.

Малькольм передал ответ Екатерины сэру Луи Робсарту, и тот обещал при первом удобном случае раздобыть этот перстень. В то самое время, как юноша ожидал результата переговоров, графиня де Гено потребовала его к себе.

Но прежде чем успел сэр Робсарт побывать у Екатерины, явилась ее мать, Изабелла, женщина низкая, эгоистичная, хорошо понимающая всю важность дубликата печати умершего короля. Она убедила свою дочь не выдавать перстня ни под каким видом. Екатерина, подстрекаемая матерью, пришла в такую ярость, что ни сэр Робсарт, ни окружающие дамы ничего не могли поделать с ней.

Весь двор уже знал, что герцог Бедфордский требовал от Екатерины какой-то перстень и та не хотела отдать его, – но какой перстень? Об этом еще не было никому известно.

Робсарт с Малькольмом и еще некоторыми придворными выжидали окончания беснований Екатерины.

Вдруг крики начали понемногу смолкать и раздалось спокойное, звучное пение Эклермонды. Все вздохнули свободнее.

В соседней зале подали обед, и все придворные отправились туда. Через несколько часов после наступления сумерек поднялась драпировка, и Эклермонда тихо подошла к леди Варвик.

– Королева проснулась, – сказала она, – и требует вас.

Затем она направилась к Малькольму, сидевшему рядом с сэром Робсартом, и украдкой передала ему перстень – причину стольких беспокойств и треволнений.

В то время как все встали, направляясь к покоям королевы, Робсарт с Малькольмом поспешно спросили молодую девушку, как это удалось ей получить перстень.

– Бедная королева! – сказала Эклермонда. – Она до такой степени убита своим горем, что не в силах отказать кому бы то ни было. Крики и слезы утомили ее, и после нескольких часов сна она сделалась совершенным ягненком. Я только напомнила о короле, ее супруге, и сказала, что он, конечно, уничтожил бы этот перстень, чтобы кто-нибудь не воспользовался им против интересов сына.

Эклермонда посоветовала Малькольму поторопиться с отъездом во избежание какой-нибудь возможной интриги против него.

Малькольм простился со своей невестой и, поцеловав ее руку, сказал:

– Как благодарить вас за такое доверие?

– Да хранит вас Бог, мессир! – промолвила она, не намекнув, однако, об обещании.

Она боялась сомнением оскорбить его и только прибавила:

– Я всю свою жизнь буду благодарить вас за свое спасение! Прощайте! Первым долгом буду молиться я за вас и сестру вашу!

И Малькольм с облегченным сердцем пошел собираться в путь.

Глава V. Доверие

Последние лучи заходящего солнца освещали Джеймса Шотландского и Джона Бедфордского, грустно сидевших вместе.

– Посланник твой еще не вернулся? – спросил Бедфорд, выходя из задумчивости.

– Не встретились ли ему какие-нибудь затруднения? – ответил Джеймс с некоторым беспокойством.

– Жаль, что я не написал прямо Робсарту, – сказал Бедфорд, – юноша слаб характером, его легко могут провести.