«Он? Жениться? Ни за что!»
Мать с отцом уже не раз
С ним о том заводят сказ.
Но Емеля лишь смеётся,
А в «силки» – то не даётся:
«Вот в снежки-то благодать…
Можно с девками играть.
Много их, а ты один —
Сам себе и господин!..»
Вот, однажды, будит мать:
«Надобно тебе вставать,
Рождество, чай, на носу.
Я ж водицы не снесу.
Ты заполни наши бочки,
Баньку мы истопим к ночке,
Чтоб попарить стары кости.
А с утра – к дитяткам в гости.
Обещались уж давно…
Не ходить совсем – грешно.
Батя баньку с утра ладит…».
А сама Емелю гладит
И любовью своей греет,
И от счастья тихо млеет.
Тут Емеля потянулся,
Улыбнулся и … проснулся.
Мать обнял, поцеловал,
Шапку лихо надевал,
Полушубок старый свой
И, любуюся собой,
Вышел. Песни начал петь,
Да и вёдрами греметь.
С горки к речке вмиг скатился
И… в сугробе очутился.
Отряхнулся, рассмеялся,
Да и к проруби помчался.
Наледь сбил с неё ночную,
Пока тонку, чуть седую.
Над водицей пар пахнул.
Вёдра полны зачерпнул,
К коромыслу их приставил,
Там покудова оставил…
Как на воле хорошо!
Всё вокруг белым – бело.
Тишина и благодать…
Места лучше не сыскать.
Лишь задиристый мороз
Щиплет краем его нос.
Вдруг в ведре плеснуло что-то…
Иль позвал, кажись, кого-то?!
Глядь – в ведре-то Щука бьётся…