Шведское огниво

Наиб некоторое время поколебался в сомнении, нужно ли слезать со скамьи – уж больно не хотелось натягивать сапоги, и решил лишь привстать. Недостаток почтительности он с лихвой возместил голосом, изобразившим великую радость:

– Само небо послало тебя ко мне в этот трудный час! Ведь я иду по следу джиннов! Умоляю тебя, не стой, почтенный Соломон! Садись к огню!

Пламя осветило вошедших и Злат увидел, что дело нешуточное. Соломон явился на постоялый двор в праздничном одеянии. Он был великолепен! Весь в белом. Особенно красив был большой полосатый платок с кистями, спадавший с головы на плечи. Наиб никогда не видел нагида таким нарядным. К чему бы это?

– Что за заботы привели тебя сюда в этот дождливый день?

– Заботы? – Соломон воздел руки, – Какие заботы могли оторвать от меня от дома молитвы в этот день? В день, когда любой благочестивый человек, чтящий Тору, пребывает в молитве и просит Всевышнего вписать его на следующий год в книгу жизни?

– Сегодня праздник?

– Сегодня первый день нового 5094 года. В этот день Бог судит весь мир. На небесах предопределяется доход каждого человека в наступающем году.

– Теперь я верю, что случилось нечто необычное.

– Необычное? Страшное горе постигло твоего друга, бедного Касриэля!

Наиб, как был босой, вскочил ногами на холодный пол.

– Его увели нукеры Могул-Буги!

– Как это случилось?

Теперь Соломон не спешил. Довольный произведённым впечатлением он не торопясь сел на лавку и спустил платок на плечи. При свете пламени сверкнули его яркие, словно накрашенные губы.

– Утром мы, как положено собрались в молитвенном доме. Народа было как никогда много, еле вместились. Приветствовали новый год звуком шофара…

– Чего?

– Рог такой, – сбился Соломон, – Для богослужений. Поздравили друг друга. Помолились. Касриэль заторопился домой. Он никогда не отличался излишним благочестием, но это простительно, ведь он стремился к своей семье. Я ещё немного попенял ему на спешку, а он только пошутил: «Если бы ты видел, почтенный Соломон бен Давид», – на слове бен Давид голос говорившего дрогнул, – какая рыбья голова дожидается меня». Не успел он это промолвить, как в дверь вошли воины. Я и рта не успел раскрыть. «Кто здесь меняла Касриэль бен Хаим? Ты пойдёшь с нами». И схватили бедного Касриэля. Тот только и пролепетал: «В чём дело?» – «Ты обвиняешься в измене!» Тут только я опомнился. Зря что ли столько времени обивал пороги диван-яргу? Почему, говорю, вы не сказали «именем великого хана»? По чьему повелению его уводят?

– А ты не прост…

– Мы говорят, нукеры эмира Могул-Буги, действуем по его приказу.

– Пайцзу показывали?

– Нет. Вообще больше ничего не сказали. Схватили бедного Касриэля и увели. Я, конечно. сразу во дворец. Там никого. Эмир уже отправился домой, стража сказала, что ты на постоялом дворе Сарабая. А я знаю, где этот двор? Помчался назад. Хорошо вот он, – кивнул на спутника, – знает. Это Альянак. Он шойхет – резчик. Мясник по-вашему. У Сарабая часто скот хороший берёт. Хозяин знает толк в этом деле, – немного поколебавшись, важно добавил, – Настоящий иудей должен есть только мясо животного, забитого по правилам. Знающим человеком.

– Хорошее правило, – одобрил Злат, – Видишь, помогло.

Он быстро стал одевать сапоги.

– Дай мне ненадолго коня. А то я своего расседлал. И подожди меня здесь.

Не дожидаясь ответа, наиб схватил плащ и выбежал во двор.

Касриэль, был его старым приятелем. Он держал меняльную лавку на Красной пристани, куда приходили корабли с Бакинского моря. Со Златом они познакомились давно, когда тот был простым писцом-битакчи. Касриэль, тоже, как Давид Багдадец бежавший из Персии, делал первые шаги на сарайском базаре в новом для себя ремесле. И сразу угодил в ловушку, подстроенную неопытному меняле мошенниками и собратьями по ремеслу, вовсе не обрадованными появлению ещё одного рта. Обвинили в сбыте фальшивых денег.

Распутывал тогда эти козни Злат. Так и познакомились. Со временем Касриэль разбогател, обзавёлся семьёй и приобрёл большой вес на Красной пристани и сарайских базарах. Высоко взлетел и Злат. В наибы самого эмира Сарая.

Произошедшее не укладывалось в голове. Какая такая измена? В какую историю влип жизнелюбивый толстяк и любитель покушать Касриэль, которого за порогом его уютного дома интересовала только его контора и звон монет?

Ладный мул Соломона, казалось только рад был побыть ненадолго в роли скакуна, резво помчавшись по дороге, ведущей к заставе. Благо ехать было недалеко.

Мокнущие под усиливавшимся дождём, скучавшие караульные успокоили наиба – нукеры Могул-Буги из Сарая в сторону новой ханской ставки не выезжали.

– Если появятся, не выпускайте! – распорядился Злат, – И сразу пришлите за мной.

Значит Касриэль в Сарае. Скорее всего во дворе отца Могул-Буги эмира Сундж-Буги. Это совсем недалеко от ханского дворца. А значит под властной рукой эмира столицы. Которому и должен помогать в его многотрудном деле помощник-наиб. Могло быть хуже. Выехали нукеры со своим всадником за заставу и ищи ветра в поле. В степи свои законы. Даже ханская власть достаёт не до всех укромных мест. Там на вольном просторе и насмешливое прозвище «князь ветра», которым обидно именуют по городским базарам всяких голодранцев, звучит совсем по другому. Скорее зловеще, чем смешно.

Значит нужно спешить. Пока эти князья ветра гуляют по сарайским улицам.

Злат даже не придержал мула, проскакав мимо постоялого двора Сарабая. Конь почтенного Соломона, видно, вдоволь едал ячменя, потому что нёс своего нового наездника не хуже степного скакуна. Злат даже благодарно потрепал его по холке, когда уже отъезжали от дворца.

Теперь даже мул почтительно поджал уши. Наиб облачился в почётный красный халат – символ власти, на шитой злотом перевязи красовалась дорогая сабля, а на грудь с плеча свисала золочённая табличка, украшенная императорским квадратным письмом – пайцза. Даже сидя верхом на скромном муле, Злат выглядел грозно. Особенно во главе целой дюжины стражников из ханских гвардейцев.

Внимательный прохожий сразу заметил бы, что тетивы луков у них натянуты – готовы к бою. Значит дело предстоит нешуточное.

Ехать было недалеко, но кощунственно постучать в ворота дома великого эмира Сундж-Буги, стоящего возле самого Золотого престола, не довелось. Уже в переулке наибу перегородил дорогу долговязый подросток, склонившийся в почтительном поклоне. Из под шапки на виски у него свисали локоны на еврейский манер.

– Касриэля повезли в сторону Красной пристани, – произнёс мальчик, без всякого приветствия.

– Ты кто? – удивился Злат.

– Меня послал рабби Соломон проследить куда повезут Касриэля. А сам сказал, что поедет к эмиру. Они только что отъехали.

Времени на разговоры не было. За Красной пристанью была южная застава, проскочив которую всадники уйдут туда, где власть эмира Сарая уже не кажется столь непререкаемой. К счастью ехали они медленно – толстяк Касриэль, усаженный на лошадь, едва держался в седле.

Наиб сделал знак и стражники, обогнав всадников, перегородили им путь, окружив со всех сторон. Часть встала поодаль, достав из саадаков луки.

– Именем великого хана остановитесь! – зычно крикнул сотник.

– Мы нукеры великого эмира Могул-Буги, – огрызнулся, тот, что, видно, был за старшего. Хоть по годам он выглядел моложе всех, но его опоясывал дорогой шитый золотом пояс.

Злат не стал подъезжать ближе. На низкорослом муле ему придётся смотреть снизу вверх на этого напыщенного юного фазана. Который не сомневался в своём превосходстве. Поэтому наиб вызывающе рассмеялся на его надменные слова. Тем более, что разглядел – никакой пайцзы на груди у нахала не было.

– С каких это пор эмир Могул-Буга стал великим? Новости долго доходят до нас?

– Я обязательно передам ему твои слова, – дерзко бросил юноша.

Злат сделал сотнику знак рукой.

– Несчастный! Перед тобой наиб эмира Сарая!

– А чтобы до вас быстрее доходило, кто это, приказываю всем спешиться! – добавил Злат.

На миг все затихли в растерянности. После чего наиб погладил рукой табличку на груди: