Чикатило. Явление зверя

– Тут такое дело. Знаю, что ты в прошлом месяце в командировке был, но послать больше некого, а ехать надо – запчасти к насосам застряли в Новошахтинске. И потом – ты же у нас спец по этим делам, а? – он рассмеялся слегка натянуто, как человек, не привыкший, но вынужденный просить. – Умеешь же из-под земли доставать, а?

Чикатило улыбнулся, скромно развел руками, мол, да, умею, что есть, то есть.

– Ну, в общем, ты не возражаешь? – скорее утвердительно спросил начальник.

– Надо – значит, надо, Иван Трофимович.

– Ну и добре. Иди в отдел кадров, возьмешь командировочное, у Опанасюка в отделе накладные и все прочую бухгалтерию. Ну, ты знаешь, – было видно, что мужчина внутренне выдохнул, испытал облегчение, что все так просто и удачно решилось. – А как вернешься, два дня отгулов к отпуску, договорились?

– Спасибо, лишними не будут, – пожал на прощание протянутую начальственную длань Чикатило.

* * *

За окнами давно стемнело. В здании УВД Ростовской области оставались в такое время только дежурные. Да еще горел свет в кабинете, выделенном местным руководством Кесаеву.

Тимур Русланович сидел за столом над папкой с документами и задумчиво курил. Причем курил давно и много, о чем свидетельствовала массивная хрустальная пепельница, полная окурков.

А задуматься было о чем. От навязанного начальством в Москве психолога неожиданно вышла польза. Витвицкий нашел ключик к тому, что тревожило Кесаева. И если до разговора с капитаном все было на уровне ощущений, то теперь нестыковки стали видны невооруженным глазом.

Следователь встал из-за стола, прошел к темному окну и вгляделся в ночь.

Нет, вопросов меньше не стало и ответов не сильно прибавилось, но неоднозначность дела, как бы ни пытался доказать обратное Ковалев, вылезла наружу и царапала глаз.

Тимур Русланович затянулся. Сигарета дотлела практически до фильтра. Кесаев вернулся к столу, вдавил окурок в переполненную пепельницу, взял чистый лист бумаги и крупно написал на нем: «НОЖ». Подумал и поставил рядом знак вопроса. Затем ниже написал: «ЦАРАПИНА», поставил против этого слова восклицательный знак и потянулся за сигаретами. Но пачка «Явы» оказалась пуста. Скомкав мягкую пачку, Кесаев бросил ее в корзину и решительно поднялся из-за стола.

Хватит на сегодня. Пора возвращаться в гостиницу. Иногда полезно отдыхать.

* * *

– Внимание, внимание! Электропоезд Ростов-на-Дону – Новошахтинск прибывает на первый путь, – с потрескиванием вещал из динамика голос диспетчера. – Повторяю, электропоезд Ростов-на-Дону – Новошахтинск прибывает…

Голос потонул в грохоте колес, шипении открывающихся дверей. Из прибывшей электрички на перрон повалили суетливые пассажиры, смешиваясь с теми, что ожидали прибытия. Люди спешили по своим делам, среди них в толпе, ничем не выделяясь, шагал Чикатило. В плаще, в шляпе, с портфелем в руках. Взгляд его равнодушно скользил по окружающим людям. Как и другие, он тоже спешил по своим делам – надо было решать вопрос с застрявшими насосами.

Вместе с остальными пассажирами Чикатило двигался к зданию вокзала с яркой, броской надписью «НОВОШАХТИНСК». Именно тут он и заметил девушку-бродяжку. Несимпатичная, неряшливо одетая, с разбитой губой, красным обветренным лицом, как это бывает у людей, подолгу бывающих вне помещений, она стояла у фонарного столба с потертой хозяйственной сумкой.

Девушка следила за урной. Выждав, когда один из пассажиров выбросит бутылку из-под лимонада «Буратино», бродяжка направилась к урне. Воровато оглянувшись, выудила заветную бутылку и быстро сунула ее в хозяйственную сумку. Звякнуло стекло о стекло, видимо, это был не первый за сегодня улов.

Чикатило замер, стекленея взглядом, несколько секунд разглядывал бродяжку, затем резко сменил направление, подошел ближе и остановился в нескольких шагах от урны:

– Здравствуйте.

Девушка мрачно посмотрела на дядьку в шляпе и довольно грубо спросила:

– Шо надо?

– День сегодня хороший… – начал было Чикатило, но бродяжка была явно не настроена на светские беседы.

– Отвали, мужик. Без тебя тошно.

– Не нужно грубить. Как тебя зовут?

– Как надо. Отвали, сказала, – отшила девушка.

– Я выпить хочу, а один не привык, – сменил стратегию мужчина. – Составишь компанию?

Девушка мгновенно изменилась в лице, будто посветлела, с интересом поглядела на незнакомца.

– Ну, и шо? Есть?

Чикатило покачал портфелем:

– Есть.

– Красное или по-серьезному? – оживилась бродяжка.

– Коньяк, армянский. Будешь?

Девушка непроизвольно улыбнулась, но тут же зашипела от боли, прикрыв рукой разбитую губу.

– Больно? – участливо спросил Чикатило.

– Василь, сука… – прошипела бродяжка. – Вчера бухали на стройке, ему не хватило… Он мне, главное, говорит – иди, найди. А я что, ищейка? Сам, говорю, иди. Ну, он и вдарил, гад…

– Женщин бить нехорошо, – наставительно сказал Чикатило. – Так как тебя зовут?

Девушка поглядела на дядьку в плаще с одобрением, окинула взглядом его фигуру.

– Валентина, – представилась она и добавила торопливо: – Но денег нет, предупреждаю!

– Я разве говорил про деньги? А я, кстати, дядя Андрей.

– Шо, дядя Андрей, – развеселилась Валентина, – натурой хочешь?

– Валечка, ну зачем так грубо? – улыбнулся Чикатило. – Там разберемся. Есть спокойное место? Ну, чтобы посидеть, поговорить…

– У котельной, там кусты и гаражи, дальше лес, – уверенно ответила бродяжка. – Пошли, что ли, дядя Андрей?

Чикатило сделал галантный жест – мол, дамы вперед, чем снова развеселил девушку. Девушка фыркнула, подхватила сумку с бутылками, но в последний момент Чикатило перехватил ее:

– Женщины не должны носить тяжести. Прошу вас, сударыня.

Эта обходительность еще больше насмешила Валентину. Расхохотавшись, она бодро зашагала к выходу с перрона. Чикатило пошел следом, сжимая в руке сумку с бутылками и портфель.

Он обманул. В портфеле у него не было коньяка. Ни армянского, ни молдавского – никакого. Там были совсем другие вещи, среди которых, завернутый в вафельное полотенце, лежал хорошо отточенный кухонный нож с черной пластиковой ручкой, на которой были выцарапаны буквы М.Ц.

* * *

В областном милицейском архиве время тянулось словно резиновое. Обстановка здесь напоминала библиотечную, но плакат на стене «Не сообщайте секретные сведения лицам, не имеющим к ним прямого отношения» напоминал, что это отнюдь не рядовое гражданское заведение.