– Та-ак… Ты думаешь, мне это что-нибудь дает? Ни хрена мне это не дает. Ну ладно, ты тут не при чем, допустим… Хотя, какого черта?!. Ладно… не при чем. Примем это за факт. Не ты ножиком того парня кромсал. И не тот человек, который тебя туда зачем-то послал… Кстати, что же это за сволочь такая, хм… Послал, как пса на минное поле. Сам побоялся?
– Вот что, капитан. – Вадим резко встал и теперь стоял в одном шаге от следователя, глядя на него сверху вниз. Глаза его зло прищурились. Руки, скованные наручниками он непроизвольно поднял на уровень груди. – Давай об этом не будем. Не зли меня, капитан. Обоим хуже будет, сам понимаешь…
Капитан непроизвольно отшатнулся назад, но со стола не встал.
– Понятно… – процедил он.
– Что тебе понятно?
– Сядь. – Капитан принял прежнюю позу и махнул рукой в сторону Вадима. Тот перевел дух и сел. Ссориться было невыгодно им обоим.
– Я так думаю, судя по твоей реакции, – продолжил капитан, – что этот таинственный некто – женщина. Прав я?
Он замолчал и уставился на Вадима.
– Молчишь? Ну, конечно, женщина. Вероятно, она была с этим Ордынцевым, когда его убили. Значит, она свидетель? Ну, что ты молчишь? – взорвался капитан, – Ты что, не понимаешь, что единственным выходом для нас обоих будет поимка настоящего убийцы? Ну?!. А если понимаешь, так помоги же мне. Не будь идиотом. Ты же что-то знаешь…
– Подожди, капитан, – перебил его Вадим. – Ты, конечно, прав. Найти настоящего убийцу – это было бы самое лучшее… Сразу бы все стало на свои места. Ладно, только ты дай мне подумать. Я не хочу, чтобы невинный человек пострадал. А вы это можете, – добавил он тихо, – я-то знаю.
2
Что такое судьба? Это что-то вроде климата. Да, пожалуй, что так. Кто-то родился в заполярье, кто-то в субтропиках, кто-то коротает век овеваемый сухими, злыми ветрами песчаных пустынь. И можно, конечно, вдруг взять и все поменять – судьбу, климат – но, Боже мой! Какое хлопотное и трудное это дело, причем всегда с не вполне предсказуемыми результатами. Поэтому-то и живем мы с вами в основном там, в том климатическом, ученым языком выражаясь, регионе, где родились и выросли. Хоть порой и клянем его, и, зачастую, вполне справедливо.
Мы умеем приспосабливаться, вот в чем дело. Опыт нашей жизни и жизни наших предков подсказывает нам, как выжить, и не просто выжить, а комфортнее всего прожить хоть в вечных снегах, хоть под тропическим солнцем. И никакая судьба, никакой климат, как правило, не мешают нам счастливо дожить до старости и умереть как приличные люди от вполне естественных причин.
Но любой опыт хорош только в условиях стабильности. Бывают, однако, еще и стихийные бедствия. Налетит неведомо откуда злой вихрь и выбросит человека из уютных рамок его привычного и обжитого существования, и не поможет ему никакой опыт, не спасут никакие стены, не выручат друзья, и только пожалеют родные.
Сравнение, конечно, чертовски банальное, но что делать, если это действительно так: Вика чувствовала себя как человек, упавший с борта корабля в воду. Как пассажир круизного лайнера провожает взглядом удаляющиеся от него яркие, праздничные огни, так и Вика прощалась со всей своей прежней, такой, оказывается, хорошей, такой легкой и безоблачной жизнью.
Она вышла из дома, абсолютно не имея ни малейшего представления о том, что же ей делать дальше, куда идти и кто же она теперь такая.
Она шла, рассеянно глядя по сторонам, а вокруг нее уже кончалось утро, и начинался обычный будничный, жаркий летний день. Открывались магазины, киоски поднимали свои железные ставни, с металлическим стуком и скрежетом проезжали трамваи, мимо нее торопливой походкой проходили люди с озабоченными утренними лицами. Солнце отражалось в оконных стеклах, солнечные зайчики прыгали по головам прохожих и блестящим крышам машин.
Вскоре Вику зачем-то занесло на вокзал. Должно быть, подспудно вызревавшая в голове идея бегства привела ее сюда. Стоя перед монументальной доской с расписанием поездов, Вика вспомнила, что паспорта-то у нее нет, а стало быть, и билет ей не продадут. Да и куда ехать?..
Ехать ей и в самом деле было некуда. Жила, правда, бабушка в далеком Иркутске, но ведь если ее будут искать, то в первую очередь именно у родственников. Вспомнят не только бабушку, но и всех тех, кого она и сама-то не знала или забыла. В гостиницу ей тоже не устроиться, да и денег у нее не столько, чтобы думать о гостинице.
Ей вдруг мучительно захотелось еще раз взглянуть – ну, не на ту квартиру, конечно, она понимала, что это невозможно, но на тот дом хотя бы, на тот подъезд. Зачем ей это нужно, Вика сама не понимала. Просто потянуло в какой-то странной, мистической надежде: а вдруг!..
И она поехала туда.
На лавочке, где она пряталась ночью, дожидаясь Вадима, теперь сидела какая-то пожилая тетка, выгуливающая младенца. Младенец с важным видом неуклюже вышагивал рядом, держа в руке совочек. Вокруг подъезда все было тихо и спокойно. Никто не стоял, обсуждая имевшее тут место происшествие. Милиция давно уехала. И делать Вике здесь, оказывается, было решительно нечего.
Вдруг она вспомнила про ключи, отданные ей Вадимом. Господи, там же, кажется, кто-то остался заперт! И вместе с этим испугом и досадой к Вике пришло облегчение. Теперь, по крайней мере, у нее была цель. Нужно было срочно выпустить этого человека пока он там… Что?.. Ну, мало ли, что. А вдруг дверь ломать начнет?!. Да, кстати, там и переждать хотя бы несколько дней можно.
Дальше этих нескольких дней Вика заглядывать не решалась. Все ее обозримое будущее сжалось до непривычно крохотных размеров, в масштабе которых неделя казалась уже немыслимо долгим сроком.
Перед знакомой дверью Вика остановилась, прислушалась. Никаких звуков из квартиры не доносилось. Она взялась за дверную ручку и слегка потянула ее на себя. Дверь не открылась. Замок, по крайней мере, был цел. Вика достала ключи и, почему-то стараясь делать это по возможности бесшумно, открыла дверь.
– Явился, наконец, сукин сын! – встретил ее в прихожей голос из-за прикрытой двери, которая, как знала Вика, вела в гостиную. – Ну, ты, блин, шляешься где-то!.. Принес хоть?..
С этими словами дверь распахнулась и на нее в изумлении уставился незнакомый ей человек.
Если бы нужно было одним-единственным эпитетом охарактеризовать возникшую в дверном проеме личность, то, пожалуй, вернее всего подошло бы слово "помятый". Этот тип, оставленный тут Вадимом до востребования, видимо только что проснулся после долгого и беспокойного сна, причем спал он, очевидно, не раздеваясь. Его и без того заметно складчатое лицо с одного боку сохранило след, оставленный подушкой. Не слишком еще длинные, но явно запущенные и давно не мытые волосы неопределенного цвета были тоже примяты и всклокочены. И уж, конечно, мят был весь его небогатый наряд – светлые брюки, черная футболка.
Увидев Вику, помятый заметно растерялся. Он замолчал на полуслове, но продолжал стоять в дверях, довольно бессмысленно глядя на нее и машинально продолжая почесывать слегка выпирающий из-под футболки поросший курчавыми волосами животик.
Если бы Вика не была предупреждена о присутствии в квартире постороннего человека, она тоже, конечно, растерялась бы. Но тут она просто сказала:
– Здравствуйте.
– Привет, – отозвался помятый, – Ты кто?
– Вика.
– Та-ак… – соображал гость, рука его перекочевала с живота на затылок. – А Вадим где?
– Вадим?.. Вадим пока… задержится. – Вика непроизвольно вздохнула. – Он вот дал мне ключи и просил зайти, выпустить вас.
– Ага… – соображал помятый. Он попятился, давая Вике возможность пройти следом за ним в гостиную и, тем самым, как бы утверждая ее в правах если не хозяйки, то, по крайней мере, человека, которому также можно находится на этой территории, заходить в комнаты и прочие помещения, садиться на стоящую тут мебель, дышать запертым в этом объеме воздухом.
– Выпустить, значит… – рассуждал он, стаскивая с обитого коричневой кожей дивана какую-то подстилку, на которой он, видимо, и спал, комкая ее и зашвыривая в угол. – А чего меня выпускать? Мне и тут хорошо. Мне, дорогая Вика, идти-то отсюда некуда.
– Почему некуда? – растерялась Вика. – Вы же…
– Слушай, – перебил ее помятый, – мне сейчас не до разговоров. Ты лучше, знаешь, что… – он чуть замялся. – Тебе Вадим деньги для меня не передал?
– Деньги?.. – удивилась Вика. – Какие деньги? Нет, он…
– Ну ладно, – перебил ее, не дослушав помятый, – это мы с ним сами разберемся. Ты это, тогда… ты… У тебя рублей пятьдесят не найдется?
– Пятьдесят? – переспросила Вика. – Пятьдесят найдется.
– Ну, ты тогда дай мне… заимообразно. Вадим потом отдаст.
– Да, пожалуйста.
Вика открыла сумочку и, не доставая кошелька, принялась разыскивать там пятидесятирублевую бумажку. Почему-то ей не хотелось, чтобы этот человек видел ее деньги.
– Вот, возьмите.
– Ага!.. помятый несколько оживился. – Вот хорошо. Тогда я сейчас… Дверь мне открой, пожалуйста.
3
Что касается Шкета с Блохой, то положение у них было, пожалуй, еще похуже, чем у Вики. Если у той еще оставалась надежда, пусть и смутная, что все-таки как-то разберутся, то ни Шкета, ни Блоху подобные мысли не грели и не утешали. Никто ни в чем не будет разбираться, да и не в чем тут разбираться. Они и в самом деле виноваты – запороли дело, подставили людей, и если эти люди теперь спустят с них шкуру, то будут совершенно правы.
Выйдя из того дома, они некоторое время молча брели куда-то, не задумываясь о направлении и не выбирая дороги. Им было все равно куда идти – все пути вели в никуда.