Право первого хода

– Торшер хотела купить.

– Купила?

– Нет, ничего не понравилось.

– Потом?

– Потом? Потом мы… э-э.. заехали в трикотажный на углу Белинского и Семеновской.

– Потом?

– Потом у вас колесо спустило.

– Отлично, – одобрил Хват. – Главное, потом не напутай. На противоречиях в показаниях чаще всего и ловятся. Хотя, – добавил он, – я думаю, никто ни меня, ни тебя никогда ни о чем не спросит.

И вот, чтобы это было действительно так, он и ехал теперь, заполночь, на место происшествия.

План был простой и логичный: найти труп, забрать его в машину, привязать к нему запаску и, выехав на мост километрах в трех отсюда, сбросить труп с моста в реку.

Избавиться от тела было необходимо. Иначе его найдут, найдут непременно и очень скоро – слишком близко оно от шоссе и от города. А найдут тело, значит найдут и гильзы. А стрелял-то он, Хват, из своего табельного. Так что оружие и его владельца вычислят в два счета. Гильзы-то он сейчас, конечно, не найдет, да и не надо. Не будет трупа – никто ничего и искать не будет. Там, правда, был еще кто-то второй, но опыт подсказывал Хвату, что с заявлением он никуда не пойдет. Такие не заявляют.

Самое сложное было найти то самое место. Наступившая ночь преобразила пейзаж. Стена леса слева, стена справа.

Тьма, тьма, тьма была вокруг. Свет фар, освещая дорогу впереди, мешал увидеть что-нибудь вокруг, свернув, скукожив весь мир до размеров ярко освещенного пятна.

Тьма… Вот же сволочной дуализм! Вот же проклятая двойственность вещей… Закон палки, которая о двух концах. Тьма эта нужна была Хвату, чтобы сделать задуманное, и она же мешала ему, не давая найти то самое место.

Он ехал медленно, медленнее, чем тогда. Может быть, если бы он ехал с той же скоростью, он бы по времени мог вспомнить, когда пора будет сворачивать в лес. Но, с другой стороны, если ехать быстрее, то, пожалуй и проскочишь, не заметив. Опять эта долбанная диалектика: с одной стороны, с другой стороны…

Ага!.. Вот, кажется… Если и не то, то что-то похожее. Канавка вдоль обочины здесь вроде как прерывается, съезд и дальше, похоже, колея. Хват затормозил и вылез из машины, держа в руке фонарик – свой скромный трофей, свидетельство его Пирровой победы.

Все! Больше не было никаких сомнений. Место было то. Он узнал его! Вот тут стояла машина, вот за этим кустом, надежно спрятавшим их от недалекого шоссе. Вот здесь, сидя в машине, они целовались демонстрируя опытность старого ловеласа и прожженной шлюхи. Тут он свободной рукой ласкал ее юное тело, пока не ощутил под пальцами клейкую влагу и не понял, что она готова…

Так, ладно, отставить лирику! Тем более, что ничего и не было, да ничего больше и не будет. Пальцем он ее больше не тронет, да и она вряд ли захочет продолжить начатое здесь. Значит, так: машина стояла носом сюда. Вот тут еще примято, значит все правильно. Вот тут, справа, должно быть тело.

Луч фонарика шарил по траве, листьям, веткам и прочему мусору, высвечивая корни и стволы деревьев. Тени были черны и казались провалами. Тела нигде не было.

В детстве, помнилось Хвату, они пели такую дурацкую песенку: "На вокзале, в темном зале, нашли труп без головы. Пока голову искали – ноги встали и ушли…". Ноги встали и ушли. Забавно… Он еще раз, сидя на корточках, осветил фонариком место, где должен был лежать труп. Да нет, все правильно!.. Вот кровь. Если хорошенько поискать, то, наверное и гильзы найти можно. Только он не будет их искать. Зачем, когда трупа нет? А может, его и не было? Может быть?.. Да нет же, что он, Хват, мальчик, что ли? Что, он трупов не видел? Живое тело от мертвого отличить не сможет?

Нет, тут ошибки не было. Убил он этого хмыря. Наповал и сразу. Повезло человеку, не мучился. Ага, а потом полежал немного, встал и пошел себе…

Второй, второй!.. Единственный вариант, а кто еще? Нашел бы кто-то посторонний, тут бы куча народу толклась, уж он-то знает. Значит только второй. Вопрос – зачем? И – куда? К сожалению, он, Хват, не следопыт. Не Чингачгук, не Дерсу Узала, хотя и они, пожалуй, сейчас ничего не смогли бы сделать. Только днем. Но дня дожидаться Хват не мог. Днем уже будет поздно. Сейчас или никогда.

И причем, похоже, именно – никогда!

Глава 3

1

Хотите – верьте, хотите – нет, но в сонме ангелов небесных, любящих потусоваться на кончике иглы, имеется и подразделение ангелов-хранителей. Вряд ли попадают туда по блату, слишком уж нелегкая это работа – возиться с нами, грешными и неразумными, вытаскивая нас из передряг и приключений. Может быть даже, это что-то вроде ихнего дисциплинарного батальона, куда посылают проштрафившихся и согрешивших – исправления ради, воспитания и назидания прочим.

Ну и, естественно, как и во всяком дисбате, контингент там подбирается специфический. Разный там, мягко выражаясь, народ. Есть случайно оступившиеся честные трудяги, а есть и прожженные филоны, сачки и очковтиратели – это уж кому как повезет.

Викиной семье со своим ангелом-хранителем повезло. Ведь вот уже восемь лет прошло, а Лариса Андреевна и Анатолий Иванович все еще нет-нет, да вспомнят, как тогда чудом, ну просто чудом их Мариночка не выскочила за этого уголовника. Ну, тогда-то, конечно, переживали, и Лариса Андреевна вместе с дочерью плакала, когда всего за пять дней до регистрации и свадьбы – а ведь уже и гости были приглашены, и помещение заказано с официантами и музыкой, не говоря уж о свадебном платье и прочих мелочах, – так как же было не переживать, если буквально накануне столь торжественного события жениха сажают в кутузку! Да не за кражонку какую-нибудь, тьфу ты, Господи!.. Не за подтирку документов, каковые казусы порой случаются и в приличных семьях, а за самое настоящее убийство!

Ну, потом-то, конечно, разобрались. Особенно, когда с Александром Моисеевичем прояснилось. То есть поначалу тоже не сразу все было ясно, и ох, сколько, если вспомнить, Мариночке от папы с мамой пришлось всякого выслушать по поводу этого ее романа с женатым мужчиной, да еще настолько старшим ее по возрасту. Но ведь вот, воистину, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. И обернулась та, восьмилетней давности, потеря прекрасным крепким браком, своим домом в Цюрихе, двумя замечательными дочурками трех и пяти лет и, в ближайшей перспективе, переездом самих Ларисы Андреевны и Анатолия Ивановича туда, на тучные швейцарские хлеба, на постоянное место жительства.

А не случись тогда этой, как тогда казалось, неприятности?.. Тип этот, Вадимом его, помнится, звали, все равно себя бы проявил: уголовник, он и есть уголовник. От себя, от натуры своей, не уйдешь, будь ты хоть трижды инженер. Да и что это за профессия такая, прости, Господи, инженер!.. Когда-то, давно уже, еще, может быть… Но теперь-то?! Вон они, все эти инженеры, кандидаты технических и прочих наук – кто с метлой, кто на рынке, а кто и в бандиты подался. Этот-то, Вадим, уж точно… Либо сидел бы сейчас, либо такие же "инженеры" зарезали бы где-нибудь в подворотне.

Недавно объявился. Вышел, значит. Просто удивительно, как сейчас снисходительны стали к подобным типам. Раньше за такое – вплоть до высшей меры, а теперь что?.. семь лет каких-то отсидел у государства на шее, и здрасьте вам!.. Нарисовался, обрадовал. С порога выгнать, как следовало бы, конечно, интеллигентность проклятая помешала. Сидел тут, за столом, чай пил, про Марину расспрашивал. Морда совсем бандитская стала, просто страшно. Но пронесло, слава Богу. Ушел. А ведь мог и ограбить!

Вика тоже запомнила этот вечер, это возникшее вдруг в воздухе гостиной физически ощущавшееся напряжение из-за которого стало трудно дышать, говорить, смотреть прямо перед собой – взгляды метались по углам, как перепуганные лучи прожекторов во время воздушной тревоги.

Внешне Вадим мало изменился с тех пор, как Вика видела его в последний раз. Ссутулился немного, резче стали черты лица. Седины может быть и прибавилось, но в светлых, коротко стриженых волосах это было не заметно.

А вот взгляд у него стал другим. Это был уже не взгляд сильного, уверенного в себе мужчины. И не замерший, отрешенный взгляд идущего на смертельный таран камикадзе – именно такой был у Вадима когда Вика видела его в последний раз, в зале суда, когда оглашали приговор: десять лет. Сейчас это был растерянный и ждущий взгляд – взгляд потерявшейся собаки. Большого, породистого, любимого некогда пса, не понимающего, что случилось, где они, его хозяева и почему его все отовсюду гонят…

Да, любимого когда-то. Любила же его Маринка. Да и сама Вика, несмотря на свой тогда более, чем нежный возраст – сколько ей тогда было?.. двенадцать? Сама Вика, если честно, была тогда в Вадима немного влюблена. Было в нем что-то такое… романтичное, суровое, решительное. Сейчас бы Вика в него не смогла влюбиться. Разве можно влюбиться в человека с глазами потерявшейся собаки? Но разве, чтобы испытывать сострадание, нужна непременно любовь?

И тогда, в тот вечер, когда Вадим, совсем недолго пробыв у них в гостях, одевался в прихожей, Вика шепотом договорилась с Вадимом о встрече на следующий день.

И они, действительно, встретились. Вадим ждал ее в условленном месте неподалеку от университета, и в первую минуту, увидев его поникший силуэт в обтерханном, десятилетней давности пальтишке, силуэт замерзшего на ветру, абсолютно никому не нужного человека, в первую минуту, которой ей же самой потом было стыдно, Вика пожалела, что назначила эту встречу.

– Знаешь, – сказал ей Вадим после первых обязательных и никчемных слов, – я вчера еще хотел тебе сказать, как ты изменилась. Я бы ни за что не узнал тебя, если бы мы встретились где-нибудь на улице. Ты стала красавицей. А может, мы и встречались, – добавил он, подумав. – Вполне. Я тут часто хожу.

– Ты там же живешь? – спросила Вика.

– Нет. Мама умерла пока я… отсутствовал. А квартиру мы как-то так и не приватизировали. В общем там уже давно живут другие люди.

– Господи, прости, Вадим, я не знала.

– Да ничего.

– И где же ты?

– Да в общем, так… – он неопределенно развел руками и смущенно улыбнулся. – Везде понемножку. Когда как, короче.

– Подожди!.. – Вика удивленно и испуганно посмотрела на него. Она видела бомжей, вид их всегда был ужасен. А уж запах… – так что, получается, тебе негде жить?

– Ну, что значит, негде, – попробовал отшутиться Вадим, – наоборот. Мир, знаешь ли, огромен и прекрасен. И в нем есть место не только подвигу.

– Что же делать?

Вадим, удивленный ее реакцией, взглянул на нее внимательней и увидел, во всяком случае ему так показалось, что ей вроде бы действительно… не все равно, что ли. Что это она вдруг? Ерунда какая!..

– Да ладно, Вика. – Вадим небрежно махнул рукой. – Не бери в голову. Как говорил старина Карлсон, дело житейское.

– Нет-нет!.. – возразила Вика, которой пришел очень кстати на память один недавний разговор. – Так нельзя. Потом, зима же… Знаешь, Вадим, боюсь обещать, но кажется, есть один вариант…