Того же двадцать пятого числа,
Пока его Москва была в загуле,
Его к себе смерть тихо прибрала…
Он умер. И опять, как жил, не к месту,
Мог бы ещё немного подождать,
Побыть ещё немного неизвестным,
Чтобы гостей Москвы не раздражать…
Но он бы был не он – жаль, не успел
Жизнь доиграть и кое-что допеть..
Он умирать, конечно, не хотел,
Хотел лишь всё, что мог ещё, успеть…
…И вдруг Москва, очнулась как немая,
Ещё не понимая, кто ушёл?
И смерть его, душой, не принимая,
За ним народ толпой бессчётной шёл…
Такой толпы Москва ещё не знала —
Так хоронили только лишь вождей,
Но ведь у тех и ордена и слава,
А этот кто? Обычный из людей…
Без званий, без наград, не выездной,
Хоть это ему, впрочем, разрешили,
Но только лишь в Париж и лишь к одной,
Другие и того не заслужили…
Хотя при жизни пел и после жизни
В кремлёвских кабинетах и дворах,
Тем более, на собственной пел тризне,
Пел про вождей и про грядущий крах…
…И вот тот день июльский завершился,
Давно другой июль, другая Русь…
Но помним мы – он с нами не простился,
Однажды спев: Конечно, я вернусь!
Триколор
Белые тучки
Синее небо
Красное солнце
Над головой.
И всё-таки здесь
Место самое лучшее.
И Богу хвала,
Что оно ещё есть!
Родная земля,
Что зовётся Россией.
Родная Москва,
Кремль,
А над ним
Триколор!
Тебя нет милее,
Тебя нет красивее,
Отрада душе
И для сердца