Братья Карамазовы. Том 3. Книга 2

Им все озарено передо мною,

А то, что позади, объято тьмою.

(Уходит.)

М е ф и с т о ф е л ь

Ступай, чудак, про гений свой трубя!

Что б сталось с важностью твоей бахвальской,

Когда б ты знал: нет мысли маломальской,

Которой бы не знали до тебя!

Разлившиеся реки входят в русло.

Тебе перебеситься суждено.

В конце концов, как ни бродило б сусло,

В итоге получается вино.

(Молодежи в партере, которая не аплодирует.)

На ваших лицах холода печать,

Я равнодушье вам прощаю, дети:

Черт старше вас, и чтоб его понять,

Должны пожить вы столько же на свете.

СУРОВЫЙ РАЗГОВОР

После визита Алексея Федоровича, к Ленину прошло три дня. За это время он успел снять квартиру на окраине Женевы и переехать в нее со всеми своими вещами. Прошлые события негативно повлияли на него. Ему хотелось пригласить в новое жилище Еву Александровну, но нахлынувшая тоска парализовала все его действия. Он купил детский пистолет, стреляющий резиновыми пульками и теперь, лежа на кровати палил в мишень прикрепленной к стене и тихо радовался попаданиям в нее.

И вдруг зазвонил колокольчик над входной дверью. Алексей Федорович, лениво встал и пошел открывать. На пороге стояли: председатель партии эсеров Чернов Виктор Михайлович, лидер партии социалистов-революционеров Савинков Борис Викторович и Азеф Евно Фишелевич – руководитель Боевой организации партии эсеров (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D0%B5%D0%B2%D0%B0%D1%8F_%D0%BE%D1%80%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F_%D0%BF%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%B8_%D1%81%D0%BE%D1%86%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%B2-%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D1%8E%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%B5%D1%80%D0%BE%D0%B2).

Входите…, – растерянно произнес Алексей Федорович, удивившись прибывшей депутации.

Мы к вам официально, – сходу начал Чернов.

Заходите в комнату. Случилось чего? – Спросил Алексей Федорович.

Случилось. Вы зачем к Владимиру Ильичу ходили? – Спросил Чернов.

И вели себя там не подобающе, всю партию осрамили, – сказал Савинков.

Я письмо ему представил и о конференции сказал, – попробовал оправдаться, Алексей Федорович.

А о Боге, все еще размышляете? – спросил Азеф.

Иногда, надо признаться думаю, – ответил Алексей Федорович.

Вы вступили в нашу партию, это значит, что вы взяли обязанности на себя, что ни о каких самостоятельных планах, деловых переговорах без предварительного совета и разрешения Центрального Комитета не может быть. Исходя из этого я обвиняю вас в самоуправстве. Вы есть, нарушитель внутрипартийной дисциплины! – сказал Чернов.

Ни о каких двусмысленностях, недоговоренностях – тем более, – добавил Савинков.

Вам предоставляется грандиозная возможность: читать, учиться, а когда выяснится ситуация в России, мы определим вам роль в нашей партии, – сказал Чернов.

А пока пишите статьи. И знаете, мой вам совет: не думайте о Боге. Я вам давеча, еще в Париже доказал божьего небытия. Вот, и придерживайтесь этого, очень вас прошу, – сказал Азеф.

Преданность и откровенность перед партией! Вот, чего мы требуем от вас, – сказал Савинков.

А в остальном, вы свободны, – сказал Чернов.

Но товарищи, так жить нельзя, – вырвалось невольно у Алексея Федоровича.

Так жить нельзя.

Так жить нельзя! В разумности притворной,

С тоской в душе и холодом в крови,

Без юности, без веры животворной,

Без жгучих мук и счастия любви,

Без тихих слез и громкого веселья,

В томлении немого забытья,

В унынии разврата и безделья…

Нет, други, нет – так дальше жить нельзя!

Сомнений ночь отрады не приносит,

Клевет и лжи наскучили слова,

Померкший взор лучей и солнца просит,

Усталый дух алкает божества.

Но не прозреть нам к солнцу сквозь туман,

Но не найти нам бога в дальней тьме: