Я слышу детей разговоры,
хотя в деревушке пусто.
Но «Стрелка» на том же всё месте,
кустарник цветёт по весне.
При виде его моё сердце
волнуется, словно во сне.
К переменам нет стремленья
Над рекой осеннего сомненья
перламутровый туман стоит.
К переменам нет давно стремленья.
Тройка-Русь куда-то ночью мчит.
Забывается простор над Обью,
что покрыт туманной пеленой.
Кто-то воет по-над ней утробно
той забытою не мной весной.
Я смотрю на отраженье веток,
что касаются воды листвой.
Сонмы воздвигаются вновь клеток
на арене грубо мировой.
Здесь моя Отчизна снова в грусти,
отражается печаль в Оби.
Слёзы уж давно мои не льются,
выплаканы мной давно они
в детстве горьком по родимой маме.
Лишним оказался я в семье.
Не даёт покоя детства память,
до сих пор в страданье этом мне.
Досмотреть
Белокрылые чайки над полем
закружились опять по весне.
Вероятно, раздольное море
было с волнами здесь? Как во сне,
волны видятся в море штормящем,
бьются с силой о скалы опять,
в нём земельную твёрдость обрящем,
видят чайки и тихую гладь.
Вспоминают былую отвагу,
бесконечный свободный простор.
И слагают полётами сагу,
что так радует чайкам их взор,
оттого и парят в поднебесье
белокрылые чайки с весны.
Нет полей, и растёт мелколесье,
досмотреть им так хочется сны.
Каждый год прилетают на поле
и за трактором стаей летят,
недовольные горькою долей.
Волны катят, они не шумят.
И потрогать
Нет желанья никакого
петушиться и страдать.
Где бы подобрать мне слово,
чтобы мысли передать,
ничего не искажая
на просторах тишины,
голос свой не понижая,
всё воспеть из старины,
не прошедшего с веками
любопытства у меня.
И потрогать стих руками,
ощутив прилив огня
на осеннем перепутье
под визгливый стон сосны.
Ничего вы не забудьте,
через зиму до весны
пронесите мысль с мечтою –
состояться зимним днём
и за горькою чертою
вспыхнуть яростным огнём.
Они спокойны
Короткое лето в награду
Сибирь получает всегда.
Зимы одолевши преграду,
её омывает вода.
Вся светится в летнем раздолье.
Озёра и реки, Сибирь,
конечно же, наше приволье,
особый приветливый мир.