Прости меня, мама. Роман

– В старину тут жили иеромонахи Ксенофонт и Иосаф, те ведь и эти пещеры ископали. От них здешняя святыня пошла, – сказал батюшка.

– Давно это было, батюшка?

– А кто ж знает? Этого знать никто не может. Сказывали старики старые, что от дедов ещё слыхом слыхали.

– Значит, уж и тогда монастырь здесь был?

– Нет же, нет! Никакого монастыря не было… дичь одна… леса да зверьё всякое. Пришли они из страны иноземной дальней, Сицилия прозывается. Через всякие народы дикие и царства басурманские прошли. И икону чудотворную с собою на руках принесли Божьей Матушки Сицилийской. Со старины так ведётся. Бог знает, какие времена это были. Ксенофонт и Иосаф как и Предтеча Христов спасались от басурман, святость православную укрепляя в белой земле. От них вся земля наша красотой и святостью пропитана.

Ниже опускаться в пещеры не стали, так как разбросанные камни на ступеньках, сырость и темнота требовали большой осторожности, чтобы не упасть.

Батюшка сказал, что здесь даже разбросанные камни имеют свою целительную силу. Иван попросил у Елизария разрешения взять с собой несколько лежавших под ногами отколовшихся кусочков мела. Тот разрешил, и Иван, подняв со ступенек три камешка, положил их к себе в карман,

Выйдя из подземелья, Елизарий аккуратно закрыл за собой дверь на ключ, потом, обратив внимание Ивана на другую пещеру, имевшуюся с западной стороны церкви, сказал:

– Когда жили и копали свои пещеры эти святые люди, никто не знает, но эти первые проповедники божьего слова для нас открыли свет исцеления от болезней и веры. Возможно, здесь они оставили свои мощи. В этой обители подвизался ещё один старец, отец Андрей, уроженец местного села Клёповка. Господь сподобил этого подвижника даром прозорливости, и он возложил на себя тяжёлый подвиг юродства и затворника, проведя здесь в посте и молитве тринадцать лет. Только господь знает, какие телесные подвиги пришлось перенести ему. В пещере-келье, где затворился отец Андрей и где он клал со слезами поклоны, была полная темнота.

Пока батюшка рассказывал всё это, Иван думал, задавая себе вопросы:

– А может этим людям мир открывался больше, чем нам, учёным? Мы, учёные, хотим и мыслим с высоты опыта. Но далеко ли мы видим? А может, мы только хотим так думать, желая узнать тайны мира, заглянуть наскоком то внутрь земли, то высоко в небо, и этим посеять внутри и вне человека раздор и вражду, уничтожить в нём веру?

Вскоре они вышли из собора.

Батюшка сказал:

– Теперь наш путь лежит к Пещере Покаяния. Что гложет вашу душу, Иван? Что скажете вы Господу и самому себе, подумайте, прежде чем мы войдём в подземелье.

Весь путь до Пещеры Иван думал над словами батюшки Елизария.

Иван понимал, что его душу постоянно гложет какая-то сила, создавая тревогу в душе. Однако точно сформулировать это он не смог.

Он про себя рассуждал так:

– Человек сам не всегда понимает, какие грехи он совершает, и кто-то должен на них ему указать. Ему вспоминались события всей его жизни и особенно те моменты, где он излишне проявлял свою гордыню, где его труд, соответствуя нравственным устоям и пониманию в обществе того времени, шёл вразрез с личным осмыслением жизни. Он вспомнил о своих предках. О дедушке Петре Ивановиче, погибшем при спасении им тонущих моряков на Неве во время наводнения, перед ним предстала бабушка Арина Сергеевна, не вынесшей этого и в скорби по нему вскоре скончалась. Он их совсем не помнил. За какой грех они так жестоко расплатились, рано уйдя из жизни, не дав ему даже увидеть их.

Он подумал о бабушке Мавре Анисимовне и дедушке Петре Гавриловиче по линии отца, которых очень любил, погибших в годы войны от бомбёжки во время эвакуации их около города Почепа, что на Брянщине. Он их очень любил. Какой грех совершили они? В каких грехах ему каяться за них?

Он вспомнил свою первую жену Машеньку, первую любовь, родившую ему сына Серёженьку, но погибшую от рук фашистов, находясь в партизанском отряде. За какие её грехи покаяться ему?

Перед ним словно проплывали и родители Машеньки мама Прасковья Ильинична и папа Емельян Иванович, человек искренне верующий в Бога, умершие вместе на печи их дома от угарного газа из-за закрытой вьюжки в печке в зимний морозный день.

А мама Надежда Петровна, пережившая в блокадном Ленинграде столько лишений, и папа Иван Петрович, погибший от сброшенной на город фашистской бомбы?

Всех их уже нет на этом свете, но разве они в чём-либо виноваты?

Нет, все их грехи он берёт на себя. Может и не случилось бы всего этого, если бы не его длительные командировки на Урал, сделавшего его в годы войны надолго солдатом трудового фронта на челябинском Танкограде.

Сколько страданий причинил он своим отсутствием этим дорогим ему людям.

Но его раздумья шли дальше родного очага, они касались его родного города и даже страны и мира.

Он вспомнил тот случай, когда проявил свою гордыню, согласившись, участвовать в организации Всесоюзной ярмарки. Ему казалось тогда, что она должна была стать началом новой экономической политики всей страны. Однако, это не было оценено властями в Москве. Мало того, все организаторы этой ярмарки были объявлены врагами народа. Тысячи людей стали в один миг нарушителями каких-то законов, осуждённых на десятки лет разных лагерей по всей стране. Он тоже стал игрушкой в руках властей, сославших его за колючую проволоку на Север и в Сибирь.

Он был готов покаяться и за эту свою гордыню, которая способствовала разлуке и со своей второй женой и отдалению от его второго сына. Он все вольные и невольные грехи сейчас брал на себя.

Он думал и о другой странице его жизни: работе во время войны на Танкограде. Он понимал, что стране, боровшейся с фашистами, нужны были танки. Однако, война закончилась, а выпуск танков продолжился. Он не понимал, почему политики всех стран не могут договориться и прекратить их выпуск ради мира на земле.

Покаяться перед Богом за свои грехи и вдохнуть в человека силу добра и справедливости, отказаться от разрушительных деяний каждого человека, не нанести его состоянию нравственный дискомфорт – не это ли является главной силой Покаяния, – думал Иван, и он уже был готов делиться своими мыслями с Богом.

Его раздумья нарушил батюшка:

– Иван, смотрите, за склоном горы показался белый столп, под ним и находится Пещера Покаяния.

Подойдя к двери мелового столпа, батюшка, сказал:

– Это место намолено веками! В ней совершались Таинства исповеди. Готовы ли вы, Иван, покаяться?

– А что я должен сделать? – спросил он.

– Пройти весь путь и молиться, выплеснув из души своей все греховные помыслы за себя и близких вам людей.

– Да, я готов, – утвердительно заявил Иван.

– Есть только один способ очищения души и её успокоение – это покаяние перед Богом, но это длинный и сложный путь. Покаяния никогда не бывает много, потому что человеку всегда есть в чём раскаяться. Надо внимательно всмотреться в себя и без самооправдания и прочих уловок разглядеть нелицеприятные уголки души и вынести их на исповедь.

С этими словами батюшка достал две свечи, зажёг их и одну передал Ивану, затем маленьким ключиком, неизвестно откуда оказавшимся в его руках, повернул защёлку в двери и открыл дверь. Когда свеча тусклым светом осветила вход, Иван с замиранием сердца осторожно ступил за батюшкой по мягкому полу.

Пройдя метров двадцать, они неожиданно остановились. В слабом свете на стене Иван увидел резную меловую икону с изображением Богоматери, подойдя к которой батюшка перекрестился три раза и стал молиться.

Иван тоже перекрестился, произнеся слова:

– Матушка, царица небесная, прости меня за все мои прегрешения.

Он вспомнил матушку Анастасию из Холковского монастыря, которая с трепетом в голосе просила Матерь Божию за всех людей, чтобы она помогла им иметь надежду, терпение, радость, утешение.

От этого воспоминания, словно свет, озарил его душу, что он, так же как и она с выражением, произнёс:

– Милостивая наша Матерь Божия, услышь меня и протяни ко мне руки твои, наполненные исцелением, дай всем скорбящим Радости и Утешение. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, во веки веков. Аминь.

Он впервые произносил такие слова, тишина и полный покой помогали ему в этом, разнося голос по всему подземелью.

Закончив свою придуманную им молитву, он почувствовал всё величие и торжественность момента в этом подземном храме.

По мере продвижения вперёд, Иван стал чувствовать, как пещера уменьшалась в размере. И вот уже потолок нависал над его головой, цепляясь за волосы, а руки касались стен пещеры.

Батюшка же, словно испытывая Ивана на выдержку и выносливость, медленно шёл перед ним.

Он был ростом ниже Ивана, поэтому его голова и руки не столь часто ударялись о потолок и стены.