– Могу. Извозчик! – позвал я, и махнул для убедительности рукой. – Едем к твоему отцу.
«Ванька» было приостановил лошадь, но, увидев мою шинель, хотел проехать мимо.
– Стой, – опять крикнул я, и он нехотя остановился.
– Где живет отец, – спросил я, подсаживая Дашу в коляску.
– На Воздвиженке, – с трудом смогла ответить она.
– Не, меньше рубля не повезу! – заволновался «Ванька».
– Трогай! – велел я. – Не обижу!
Извозчик скептически на меня посмотрел, но послушался.
Я рассматривал улицы, по которым мы проезжали, но почти не видел знакомых домов. Город пребывал в сиротстве и запустении. Дома были серыми и облезшими.
– А как твой отец оказался в Москве, ты же говорила, что вы из Петербурга? – спросил я, когда она смогла адекватно реагировать на окружающее.
– У нас здесь своя квартира. Когда умерла мама, отец перевелся в Петербург. Так что я выросла на Васильевском острове.
– Большая у вас квартира? – спросил я, чтобы как-то занять ее разговором.
– Нет, не очень, обычная, – ответила она и опять замкнулась в себе.
До Воздвиженки мы добирались минут сорок. Уличных пробок не было, но лошадь никак не хотела скакать галопом, так что у меня было время успокоить Дашу.
– Здесь, – сказала она возле доходного пятиэтажного дома.
Я рассчитался с извозчиком, и мы вошли в подъезд, видимо, когда-то нарядный и чистый, теперь… Короче говоря, мы вошли в обычный московский подъезд,
– Второй этаж, – сказала Даша и я, взяв ее под руку, поволок вверх по лестнице.
– Куда ты так спешишь, – взмолилась она, хотя я и не думал торопиться.
На лестничную площадку второго этажа выходила всего одна дверь, так что номера квартиры можно было не спрашивать.
Я позвонил. Прошло около минуты, внутри было тихо. Позвонил еще раз. Опять никакой реакции. Ордынцева, совсем заиндевев, стояла, не отрывая взгляда от двери. Пришлось звонить снова. Теперь я долго продержал палец на кнопке звонка, на случай, если старик плохо слышит.
Неожиданно дверь широко распахнулась, и из нее выскочила женщина с перекошенным злобой лицом:
– Ты чего это здесь фулюганишь, пащенок! – закричала она пронзительным и, я бы даже сказал, больше, удивительно противным голосом. – Тебе чего делать нечего, как в двери трезвонить, черт ты драный! Я тебя щас, что б ты сгорел, анафема, в участок сведу!
– Тихо, тетка! – вежливо попытался я остановить ее безудержный речевой поток. – А ну, закрой поддувало! Ордынцев здесь живет?
Женщина культурного обращения не поняла и продолжила голосить, называя меня самыми нелесными эпитетами, вроде «дряни», «рвани» и «пьяни подзаборной».
– Господи, – тихо спросила Даша, – кто это?
– А ты, проститутка, чего здесь шляешься! – видимо, расслышав вопрос, взялась за нее наша нечаянная знакомая. – Я тебе покажу, шалава, кто я такая!
Однако, показать, кто она такая, в этот раз ей не пришлось. Я, забыв на минуту, что когда-то считал себя если не рыцарем, то хотя бы джентльменом, собрал на груди у этого создания слабого пола в ладонь кофту, притянул близко к себе и пристально посмотрел в глаза.
– Ордынцеву звонить четыре раза, – неожиданно спокойно сообщила женщина, отстраняясь от моей неприятной близости. – Ходют с утра до вечера и трезвонят. Ни минуты покоя!
Далее дама попыталась вырваться из моей длани и захлопнуть за собой дверь, но я ее не отпустил, и мы вместе вошли в какой-то темный коридор.
– Покажи, где он живет, – ласково попросил я, стараясь не слышать, как предательски трещит под моими пальцами ее ветхая одежда.
– Вы, гражданин, не очень! – вновь попыталась поднять она голос. – А та и на вас управа найдется!
– Ну? – продолжил я задавать вопросы.
– Вторая дверь налево, – тихо ответила она и, оправляя помятые одежды, уплыла по темному коридору куда-то вглубь квартиры.
– Она сумасшедшая? – спросила Даша, показываясь во входных дверях.
– Не думаю, – ответил я, приходя в себя после этого феерического явления, – скорее, коммунальная стерва.
Даша на мои слова никак не отреагировала, осталась у входа.
– Но это не наша квартира! – растерянно сказала она, и голос ее задрожал.
– Даша, твой отец живет здесь, вторая дверь налево
– Но, – начала говорить она, я не дослушал, взял ее за руку и потянул в темные недра коммунальной пещеры.
Глаза уже привыкали к полумраку, и я рассмотрел и тусклую лампочку под потолком, и развешанные по стенам личные вещи и предметы быта жильцов, и керосинки, примусы, утлые столики, помойные ведра, стоящие вдоль стен у многочисленных разнокалиберных дверей.
Даша подчинилась. Мы подошли к указанной двери, и я в нее постучал. Нам никто не ответил, Мы стояли в темном коридоре, вдыхая странные миазмы чужой, непонятной жизни. Здесь пахло жареным луком, рыбой, прогорклым мясом и детской неопрятностью.
– Никого нет дома, – сказал я и на всякий случай толкнул дверь. Она медленно, со скрипом, открылась. Мне ничего не оставалось, как заглянуть в комнату.
Сначала я даже не понял, куда попал. За дверью оказался узкий, длинный, фанерный коридорчик, оканчивающийся частью окна.
– Это не здесь, – сказал я Даше, и хотел уже выйти, но в последний момент увидел узкую кровать у стены, на которой кто-то лежал, и утлый столик возле перегороженного пополам окна. Другой мебели в щели не было.
В комнатушке пахло лекарствами: валерьянкой, ландышем и еще чем-то специфическим аптечным.
– Кто там? – спросили с постели тихим голосом
– Вы Ордынцев?
– Да, войдите, я вас не вижу.
– Иди, – сказал я Даше и уступил ей дорогу.
Девушка медленно пошла вдоль фанерных перегородок, дошла до спинки узкой железной койки и остановилась.